Морис Леблан - Арсен Люпен против Херлока Шолмса
— Ганимар, вы воспользовались сведениями, должным образом их не проверив. А сейчас к тому же крайне неучтиво обошлись с дамой. Придется дать всему этому объяснения у меня в кабинете.
На этом дело и закончилось бы, так как начальник Сюртэ собрался уже уходить, как вдруг случилась и вовсе невероятная вещь. Мадам Реаль, подойдя к инспектору, неожиданно задала вопрос:
— Вас, кажется, зовут господин Ганимар? Я не ошиблась?
— Нет.
— В таком случае, у меня для вас письмо, оно пришло сегодня, а на конверте было написано: «Господину Жюстену Ганимару. Просьба передать через мадам Реаль». Я подумала, что это какая-то шутка, ведь среди моих знакомых не было никакого Ганимара, а вы представились под другим именем, но тот, кто писал, по-видимому знал, что у нас назначена встреча.
Ганимару вдруг почему-то захотелось вырвать у нее письмо и немедленно сжечь. Однако в присутствии начальника он на это не осмелился и лишь надорвал конверт. Вынув письмо, инспектор чуть слышно начал читать:
«Жили-были Белокурая дама, Люпен и Ганимар. Злой Ганимар хотел причинить вред красивой Белокурой даме, а добрый Люпен этого не хотел. И вот добрый Люпен, желая, чтобы Белокурая дама сблизилась с графиней де Крозон, назвал ее мадам де Реаль (так или почти так звалась одна честная труженица с золотистыми волосами и бледным лицом). Добрый Люпен рассуждал так: „Если когда-нибудь злой Ганимар нападет на след Белокурой дамы, как будет кстати направить его к честной труженице!“ Мудрая предосторожность, которая полностью себя оправдала. Хватило маленькой заметки в газете, которую читает плохой Ганимар, флакончика духов, нарочно забытого в отеле „Бориваж“, имени и адреса мадам Реаль, записанного настоящей Белокурой дамой в книге гостей, — и дело сделано. Что скажете, Ганимар? Я описываю все так подробно, зная заранее, что с вашим чувством юмора вы повеселитесь от души. И правда, дельце не без пикантности, я и сам позабавился на славу.
За что Вас и благодарю, мой дорогой друг.
Сердечный привет нашему замечательному господину Дюдуи.
Арсен Люпен».
— Решительно, ему известно все! — простонал Ганимар, и не думая смеяться, — он узнает о вещах, о которых я никому не говорил! Откуда пронюхал, что я собираюсь пригласить вас, шеф? Каким образом прознал, что я нашел тот первый флакон? Как это может быть?
И он в полном отчаянии даже затопал ногами и стал рвать на себе волосы.
Господину Дюдуи стало его жаль.
— Ладно, ладно, Ганимар, успокойтесь, в следующий раз будете умнее.
И шеф Сюртэ удалился вместе с мадам Реаль.
Прошло десять минут. Ганимар все перечитывал письмо Люпена. В углу господа де Крозон вели с господином д'Отрек и Жербуа оживленную беседу. В конце концов граф подошел к инспектору и сказал:
— Дорогой месье, из всего этого следует, что мы не продвинулись ни на шаг.
— Нет, простите. В ходе расследования я установил, что главным действующим лицом и тут и там является именно Белокурая дама. А руководит ею Люпен. Уже одно это — огромный шаг вперед.
— Который не приведет нас ни к чему. Дело стало еще запутаннее. Белокурая дама убивает, чтобы украсть голубой бриллиант, и не крадет его. Потом наконец крадет, но только для того, чтобы подбросить кому-то другому.
— Так и есть, ничего не поделаешь.
— Конечно, однако существует один человек…
— Кого вы имеете в виду?
Граф не решался ответить, и тогда графиня сама четко проговорила:
— Есть один человек, по-моему, единственный, кто, кроме вас, способен сразиться с Люпеном и даже победить его. Господин Ганимар, ведь вам не будет неприятно, если мы попросим о помощи Херлока Шолмса?
Он растерялся.
— Нет, конечно… вот только… не понимаю…
— Послушайте. Мне надоели все эти тайны. Хочется ясности. Господа Жербуа и д'Отрек того же мнения, и мы решили обратиться к знаменитому английскому сыщику.
— Вы правы, мадам, — честно, с некоторым даже благородством ответил инспектор, — вы правы, старый Ганимар уже не в силах бороться с Арсеном Люпеном. Сможет ли победить Херлок Шолмс? Надеюсь, ведь я так уважаю этого человека. И тем не менее… Маловероятно…
— Маловероятно, что ему это удастся?
— По-моему, да. Исход поединка между Херлоком Шолмсом и Арсеном Люпеном известен заранее: англичанин будет повержен.
— Как бы там ни было, сможет он рассчитывать на вас?
— Полностью, мадам. Помогу, насколько это будет в моих силах.
— Вы знаете его адрес?
— Да. Паркет-стрит, дом 219.
В тот же вечер господин и госпожа де Крозон аннулировали иск против консула Блейхена и отправили Херлоку Шолмсу общее письмо.
Глава третья
Херлок Шолмс начинает боевые действия
— Чего изволите?
— Все, что угодно, — отвечал Арсен Люпен, с видом человека, безразличного к еде, — все, что угодно, кроме мяса и спиртного.
Официант с неодобрительным видом отошел.
— Как, еще и вегетарианец! — воскликнул я.
— Более, чем когда-либо, — ответствовал Люпен.
— Из соображений вкуса? Или религиозных? А может быть, привычка?
— Из гигиенических принципов.
— И никогда не нарушаете?
— Бывает… Особенно когда выхожу в свет… чтобы не слишком выделяться.
Мы сидели в ресторанчике у Северного вокзала, куда меня пригласил Арсен Люпен. Он любил время от времени назначить по телефону встречу в каком-нибудь уголке Парижа. И потчевал меня неистощимым остроумием, своей простотой и детской жизнерадостностью. У него всегда был наготове неожиданный анекдот, забавное воспоминание, а то и рассказ об еще не известном мне приключении.
В тот вечер он казался особенно в ударе. Весело болтал и хохотал, что-то рассказывал в своей обычной, легкой и естественной, слегка ироничной манере. Приятно было видеть его таким, и я не удержался и сказал ему об этом.
— Да, да, — обрадованно подтвердил он, — бывают такие дни, когда мир мне кажется прекрасным, жизнь — как будто неисчерпаемое сокровище, которое никогда не кончится. И я живу и все, не считая дни, Бог знает почему.
— Слишком уж что-то легко.
— Сокровище неисчерпаемо, говорю вам! Можно тратить и расходовать, сколько угодно, разбрасывать по свету свои силы и молодость, от этого только освободится место для новых, еще более молодых сил… Правда же, жизнь моя так прекрасна! Стоит только захотеть, не так ли, и завтра можно стать кем угодно, оратором, заводчиком, политиком, наконец… Но нет, клянусь, никогда не соглашусь на это! Я Арсен Люпен, Арсеном Люпеном и останусь. Напрасно вы будете искать в истории личность с судьбой, подобной моей, жизнь более наполненную, более активную… Может быть, Наполеон? Да, но только в конце своего царствования, во время французской кампании, почти раздавленный ополчившейся на него Европой, он перед каждым боем задавал себе вопрос: не окажется ли это сражение последним?
