Колин Декстер - Убийство на канале
Похоже, что совет Стивенса не был забыт. В Банбери, двадцатью милями ниже по каналу, Джоанна сделала решительную попытку найти другой вид транспорта на остаток пути. Мэтью Лоренсон, владелец причала «Шули Ярд», помнил совсем ясно ее настойчивые расспросы относительно расписания «скоростных почтовых карет до Лондона и таковых же от Оксфорда до Банбери». Но ни одна не оказалась удобной, и снова Джоанне посоветовали подождать, пока лодка достигнет Оксфорда, находившегося в тот момент едва ли в двадцати милях. Лоренсон определил время, когда видел Джоанну, как приблизительно 18:30 – 19:30 (ничего неожиданного, в судебных показаниях время не всегда совпадает точно, напомним, что процесс состоялся почти десять месяцев спустя после фактического убийства). Его впечатление от несчастной женщины – «она была чем-то смущена и испугана».
Как оказалось, теперь Джоанна имела спутницу – по крайней мере на небольшом отрезке пути (расстояние в пять миль), так как Агнес Лоренсон, супруга владельца пристани, отправилась в поездку на «Барбаре Брей» на юг до шлюза у Кингс-Сатена. Ее тоже вызвали для дачи показаний на процессе. Припомнив, что «была еще одна женщина на борту, которая выглядела очень взволнованной», миссис Лоренсон заявила, что Джоанна может быть и выпила, но выглядела трезвой, насколько можно судить – в отличие от Олдфилда и Массена – и что она, очевидно, была крайне озабочена собственной безопасностью.
Отсюда история набирает ход, стремясь к трагической развязке. Владелец «Краун и Касл» из Айнхо (точно под Банбери) был тем человеком, который дал одни из самых красноречивых и фатальных показаний. Когда миссис Лоренсон сошла с баржи тремя милями выше по течению у Кингс-Сатена, похоже, что у Джоанны уже не было никакого доверия к пьяным лодочникам, по мнению владельца, который встретился с ней примерно в 22:00 этой же ночью. Она пришла пешком незадолго до этого и призналась, что была так запугана похотливыми пьяницами на борту «Барбары Брей», что решила идти пешком по бечевнику, несмотря на поздний час, и рискуя столкнуться с меньшим злом, которое представляли разбойники и карманники. Надеялась (объяснила она), что будет возможность – и для нее более безопасная – вернуться на лодку позже, когда экипаж немного протрезвеет. Пока она ждала, когда появится ее лодка, хозяин предложил ей стакан пива, но Джоанна отказалась. Он тайком наблюдал за ней и заметил, что она пыталась скрытно наточить один нож (позже было установлено, что у Массена на левой щеке остался след от пореза, который мог быть нанесен этим самым ножом). Когда лодка приблизилась к причалу, кто-то из экипажа (владелец не мог указать, кто точно) «проклинал эту женщину, и желал ей жариться в адском огне, потому что не мог ее терпеть и не выдержал бы даже ее вида». Когда, в конце концов, она вновь поднялась на баржу, владелец видел, как ей предложили выпить, и он считает, что она взяла один стакан. Но последнее показание необходимо целиком отбросить, потому что мистер Бартоломью Самюэльс – оксфордский хирург, делавший посмертное вскрытие, не нашел абсолютно никаких следов алкоголя в теле несчастной Джоанны.
Джордж Блоксом, капитан, плывшей навстречу им с юга лодки «Пикфорд», свидетельствовал, что остановился непосредственно у лодки Олдфилда, точно у Айнхо и что, по обычаю, оба экипажа обменялись несколькими репликами. Олдфилд употреблял о пассажирке их лодки выражения, которые были абсолютно «отвратительны» и клялся самыми непристойными словами, что этой ночью ее придушит, и добавил, что Олдфилд был сильно пьян, а Массен и Таунс также «достаточно набрались оба».
Джеймс Робсон, смотритель шлюза у Сомертона, сообщил, что он и его жена Анна проснулись около полуночи от какого-то ужасного крика, долетевшего со стороны шлюза. Поначалу они решили, что кричит маленький ребенок, но когда посмотрели из окна башни у шлюза, то увидели нескольких мужчин возле баржи и женщину, сидевшую на крыше каюты со свесившимися вниз ногами. Три вещи успели припомнить супруги Робсон о той зловещей ночи, и их показания оказались ключевыми в судебном процессе. Джоанна кричала ужасным голосом: «Не слезу! И не пытайтесь!». Потом кто-то из экипажа воскликнул: «Берегитесь ее ног! Берегитесь ее ног!». А после этого женщина снова принялась за свои ужасные крики: «Что вы сделали с моими туфлями? О! Прошу вас, скажите мне!». Анна Робсон спросила, кто эта женщина и кто-то из экипажа ответил: «Пассажирка – не беспокойтесь!», и добавил, что она выясняет отношения с супругом, который находится у них на борту.
Какой бы неприветливой не выглядела для Джоанны в эту ночь высокая башня у шлюза, поднимавшаяся как часовой над черными водами, она предлагала ей последний шанс для сохранения жизни – если бы Джоанна попросила укрытия за ее стенами.
Но она не обратилась с подобной просьбой.
Где-то в это же время или немного позже испуганная женщина предприняла еще одну прогулку по бечевнику, чтобы избежать пьяных лодочников, но когда баржа проходила шлюз «Гибралтар», она наверняка была опять на борту. После чего, причем очень скоро, она сошла на берег (снова!), потому что Роберт Бонд, моряк с речного корабля «Эймс», дал показания, что разминулся с ней на бечевнике. Бонд отметил свое удивление тем, что такая привлекательная женщина идет одна и так поздно, и припомнил, что спросил ее все ли в порядке. Но она только кивнула и быстро ушла в ночь. Приблизившись к шлюзу «Гибралтар», Бонд встретил лодку Олдфилда, и один из членов экипажа спросил его, не встречал ли он какую-нибудь женщину на бечевнике, при этом лодочник в самых грубых выражениях объяснил, что он намерен сотворить с ней сразу, как только она попадется ему в руки.
Отсюда и далее никто кроме злодеев с «Барбары Брей» уже не увидит Джоанны Франкс живой.
Глава одиннадцатая
Превосходно, Ватсон, вы делаете успехи. Правда, вы упустили все существенные детали, зато хорошо усвоили метод.
А.К. Дойл, «Установление личности»Читая этот грустный рассказ, Морс снова поймал себя на том, что делает кое-какие пометки (в уме на этот раз). По непонятной причине он чувствовал смутное недовольство собой. Что-то непрерывно вертелось у него в голове из «Части первой», но он никак не мог понять что. Но это должно проясниться, после того как он почитает еще немножко. Он никуда не спешил, не так ли? Вообще не спешил. Теоретическая задача, так внезапно захватившая его ум, была не более чем невинным, никого не касающимся развлечением. И все же сомнения не оставляли его в покое – возможно ли, чтобы человек, любой человек – прочитал эту историю и не усомнился в одном-двух утверждениях, так уверенно представленных автором? Или в двух-трех? А может быть, в трех-четырех?
