Колин Декстер - Загадка третьей мили
Но совершенно неожиданно в середине третьего года обучения он встретил девушку, которая была воплощением его самых смелых мечтаний. Она училась в Лестерском университете, где получила массу восторженных отзывов о своей работе, и теперь претендовала на степень доктора философии в Оксфорде, рассчитывая продолжить свое образование в колледже Сент-Хилда. В первом семестре ее поселили очень далеко от колледжа, и она чувствовала себя несчастной среди диванов, набитых конским волосом, и мрачной темно-коричневой мебели. Как только появилась возможность, она перебралась в более скромную, но приличную и светлую квартирку в доме номер 22 на Сент-Джон-Стрит. Ее перевод состоялся в самом начале зимнего семестра. На новом месте она чувствовала себя вполне счастливой, тем более что здесь она оказалась в самой гуще университетской жизни и совсем недалеко от библиотеки «Бодли», где она проводила так много времени. Жизнь казалась ей прекрасной.
Морс, в свою очередь, в конце сентября переехал на Сент-Джон-Стрит и поселился в доме номер 24. Это было вполне закономерно, поскольку декан факультета, где учился Морс, имел обыкновение переселять своих студентов, закончивших два первых курса, поближе к колледжу.
Впервые они встретились однажды вечером в конце февраля на университетском спектакле «Доктор Фауст» в Новом театре неподалеку от Бьюмонт-Стрит. Во время антракта Морс отправился в переполненный бар, чтобы выпить пива. Он только что сделал заказ и еще стоял у стойки, как вдруг почувствовал на своем плече чью-то легкую руку. Он обернулся и увидел бледное личико, светлые волосы, забранные на затылке, и робкие карие глаза.
— Вы уже заказали?
— Да, я сейчас отойду и не буду вам мешать.
— Вы не могли бы сделать заказ и для меня?
— С удовольствием.
— Два джина с тоником, пожалуйста. — Она протянула ему деньги и ушла.
Она сидела в дальнем углу бара радом с невзрачной брюнеткой. Морс взял бокалы и стал медленно пробираться сквозь толпу. Справившись со своей трудной задачей, он аккуратно поставил бокалы на стол.
— Ничего, что я вас побеспокоила?
Ее широко раскрытые глаза казались такими трогательными и невинными! Морс пристально посмотрел на нее, заметив и ее маленький носик с тонкими ноздрями, и крошечные ямочки на щеках, и губы, которые под его взглядом начали раздвигаться в озорной улыбке, обнажая довольно крупные, но правильной формы зубы.
— Это меня нисколько не затруднило. Сегодня здесь довольно много народу, не правда ли?
— Вам нравится пьеса?
— Да, а вам?
— Очень! Я вообще большая поклонница Марло. И Шейла тоже. Ах, простите, может быть, вы незнакомы друг с другом?
— Я и с вами тоже незнаком! — сказал Морс.
— Ну, вот! Что я тебе говорила? — воскликнула брюнетка, включаясь в разговор. Она улыбнулась Морсу и добавила: — А Венди сказала мне, что узнала вас, оказывается вы живете совсем недалеко от нее.
— Правда? — Морс стоял, растерянно глядя на девушек. Прозвенел звонок, возвещая о начале последнего акта, и Морс, собрав все свое мужество, пригласил девушек, если, конечно, они не возражают, выпить с ним после спектакля.
— Что ж, почему бы и нет? — ответила хмурая Шейла. — Мы не против, ведь правда, Венди?
Было условлено, что они встретятся в коктейль-баре в отеле «Рэндольф», что находился на той же улице неподалеку от театра.
Для Морса последний акт спектакли тянулся бесконечно, и он покинул театр задолго до его окончания. Имя Венди звучало в его мозгу снова и снова, словно музыка в честь Амариллис[7].
Он вошел в бар, когда там еще практически никого не было, сел и стал ждать. Прошло десять минут, потом пятнадцать... В баре тем временем стал скапливания народ, и Морсу дважды пришлось с некоторым смущением заверять посетителей, что да, оба места за его столиком заняты. Наконец он заметил Шейлу, но она была одна. Она нашла его глазами, пробралась через весь бар к его столику и благосклонно приняла его предложение выпить.
— А что будет пить... м-м-м... Венди?
— Боюсь, что она не сможет прийти. Она просила извиниться. Она сказала, что вдруг вспомнила...
Дальше Морс уже не слушал, вечер теперь казался ему печальным и пустым. Он купил девушке второй стакан, потом третий. Она ушла в половине десятого, чтобы не опоздать на автобус, и Морс с облегчением смотрел ей вслед, когда она нерешительно помахала ему рукой, стоя в дверях бара.
Время от времени принимался сыпать снег. Морс в задумчивости шел по Сент-Джон-Стрит и, наконец, остановился там, где он и должен был остановиться. Справа от двери дома номер 22 он обнаружил четыре пластиковые карточки с именами. Против каждого имени была своя кнопка. Сверху было написано: «Мисс В. Спенсер. Верхний этаж», но окна наверху были темными, и Морсу ничего не оставалось делать, как вернуться в свою холодную однокомнатную квартирку.
Три следующих дня Морс провел, шатаясь вокруг Сент-Джон-Стрит. Он пропускал лекции, почти ничего не ел и мечтал только об одном — еще раз увидеть эту девушку. Может быть, она куда-нибудь уехала? Или заболела? Трагические предчувствия роились и его мозгу, и он попусту терял время и силы, терзаемый пустыми и бесплодными фантазиями. На четвертый день он зашел в «Рэндольф», выпил два двойных скотча и вернулся на Сент-Джон-Стрит. С сильно бьющимся сердцем он нажал на верхний звонок. Когда дверь отворилась, она стояла прямо перед ним и нежно смотрела на него.
— Как долго тебя не было, — сказала она.
— Я, право, не был уверен...
— Но ведь ты знал, где меня найти, я тебе сказала.
— Я...
— Получается, что первый шаг сделал не ты...
— Я...
— Может быть, ты зайдешь?
Прямо тем же вечером Морс неожиданно признался ей в любви, а она в свою очередь поведала ему, как она счастлива, что они встретили друг друга. Потом началась долгая счастливая идиллия. Они объездили все окрестности Оксфордшира, ходили в театры, кино, на концерты и в музеи. Они проводили массу времени в барах и ресторанах и через некоторое время, конечно же, в постели друг с другом. Но это блаженное времяпрепровождение не могло не сказаться на их учебе.
Дело кончилось тем, что в конце летнего Триместра тьютор Морса деликатно намекнул ему, что он едва ли сможет получить высокий балл на предстоящем ему в следующем году экзамене. Единственная надежда была на то, что он вплотную займется Платоном во время наступающих каникул. Венди тоже была вызнана к инспектору, который поставил ее в известность, что если она не продемонстрирует в своих тезисах явного прогресса, то и ее грант и докторская степень окажутся под большим вопросом.
Оказалось, что Морс чувствовал большую ответственность за учебу, чем его подруга. Он старался что-то изменить, но из этого ничего не вышло. Накануне рождественских каникул заплаканная Венди объявила ему, что с докторской степенью ничего не получится, к тому же с первого января грант выплачиваться больше не будет. Но, несмотря ни на что, они продолжали жить прежней жизнью: Венди занимала все ту же квартиру и почти сразу же устроилась официанткой в «Рэндольф». Морс изо всех сил старался сократить расходы на пиво и время от времени прочитывал еще одну главу из «Государства» Платона.
