Жорж Сименон - Мегрэ и сумасшедшая
— В конце концов это никого не касается, кроме меня, правда?
— Может быть.
— Почему вы говорите «может быть»?
— Так получается потому, что это один из моих старых знакомых, и он некогда занимался вещами, которые закон преследует.
— Вы хотите сказать, что он — вор?
— Нет, насколько мне известно. Но когда он был барменом, две или три девушки в районе работали на него вместе с платной партнершей для танцев из того же бара.
— Не верю. Если бы это было правдой, вы бы его посадили.
— Действительно, его не посадили из-за отсутствия доказательств.
— Все это еще не объясняет, зачем вы пришли.
— Прежде всего, я хочу задать вам один вопрос. Вчера вы мне говорили о своем сыне и сказали, что он на Лазурном берегу…
— Я вам сказала, что так думаю…
— На самом деле он не выезжал из Парижа, и у нас состоялась очень интересная беседа.
— Я знаю: он меня не любит.
— Так же как и вы не любили свою тетку, правда?
— Не знаю, что он вам наговорил. Это сумасброд. Он никогда ничего не добьется.
— В тот день, когда была убита ваша тетка, вы договорились встретиться с Марселем в кафе Сен-Жермен в семь часов.
— Если он вам так сказал, значит, это правда.
— Во сколько вы пришли?
Она несколько опешила и колебалась, прежде чем ответить.
— Мне пришлось ждать клиентку. Я пришла где-то в полвосьмого.
— Где вы ужинали?
— В итальянском ресторане «Лючио», на улице Турнель.
— А потом?
— Пошли в кино на Сен-Мишель.
— Вы знаете, в какое время была убита ваша тетка?
— Нет. Я знаю только то, что вы мне рассказали.
— Между половиной шестого и семью.
— Что из этого?
— У вас есть револьвер?
— Откуда? Я не знаю, как им пользоваться.
Свежевыбритый Марсель вошел в комнату. На нем была белая рубашка, и он как раз завязывал голубой шелковый галстук.
— Ну, видишь, — сказал он шутливым тоном, — меня разбудили эти господа. Я вдруг увидел их у кровати. Подумал даже, что я в кино.
— У вас есть револьвер? — спросил Мегрэ.
— Я не такой глупый! Это лучший способ попасть за решетку.
— Какой номер вашего дома на бульваре Батиньоль?
— Двадцать семь.
— Благодарю вас обоих за помощь. Что касается тетки, вы можете получить тело в Институте судебной медицины и похоронить тогда, когда вам удобно.
— Мне придется платить из своего кармана?
— Это ваше дело. Поскольку вы ближайшая родственница, то унаследуете сумму, от которой после оплаты похорон наверняка кое-что останется.
— Благодарю вас.
— Не за что. Прошу мне сообщить, когда будут похороны.
Редко ему случалось видеть более суровые глаза, чем те, что смотрели на него. Марсель же сохранил безучастное выражение.
— Желаю успеха, господин Мегрэ, — проронил он с иронией.
Мегрэ и Лапуэнт вышли, на углу комиссар вошел в бар.
— Из-за этих двоих мне захотелось пить. Пожалуйста, пива. Что тебе?
— То же самое.
— Два пива.
Мегрэ вытер платком лоб.
— Вот так мы и проводим время, а старая сероглазая дама умерла внезапной и трагической смертью. Ходим к людям и задаем им более или менее идиотские вопросы. Те двое, должно быть, сейчас издеваются над нами.
Лапуэнт не смел ничего сказать. Он не любил видеть своего шефа в таком настроении.
— Заметь, что это случается почти в каждом следствии. Бывают такие минуты, когда машина работает вхолостую, и неизвестно, в какую сторону идти. Потом что-нибудь случается, часто какая-нибудь мелочь, которой сначала не придавали значения…
— Ваше здоровье, шеф.
— Твое!
В этот утренний час на улице было оживленно, хозяйки бегали от магазинчика к магазинчику. Поблизости находился рынок, который Мегрэ особенно любил.
— Пошли.
— Куда пойдем?
— Возвращаемся. Посмотрим, может быть, Люка и Жанвье повезло больше.
Жанвье уже ждал, Люка еще не было.
— Было легко, шеф. Преемник Караме еще работает там и помнит его очень хорошо.
— Рассказывай.
— Ничего особенного я не узнал, кроме того, что за глаза его называли «его высочество Караме». Он прекрасно одевался и придавал большое значение, костюму. Гордился своей должностью и ожидал, что получит орден Почетного легиона, как ему обещали. Пользовался каждым случаем, чтобы надеть темный костюм — он хорошо в нем выглядел. Его брат был полковником.
— Он еще жив?
— Погиб в Индокитае. Он охотно о нем рассказывал. Говорил: «Мой брат полковник…»
— Это все?
— Все, что я смог узнать. Никто ничего не знает о каких-нибудь его пороках. Он огорчался, что не может иметь детей. Старый рассыльный рассказал мне одну историю, не гарантирую, правда, ее достоверности… После трех или четырех лет супружества Караме послал жену к гинекологу, потом этот врач захотел увидеть мужа. Иначе говоря: не она не могла иметь детей, а он. С того времени он больше не говорил о потомстве.
Мегрэ, все еще мрачный, ходил по комнате, изредка останавливаясь у окна, как бы желая взять пейзаж в свидетели дурной шутки, которую ему приготовили.
Кто-то постучал в дверь. Это был Люка, он бежал по лестнице и запыхался.
— Передохни.
— Я нашел человека, который был подчиненным Антуана. Ему сейчас шестьдесят лет, и он заведует отделом.
— Что он рассказывает?
— Кажется, Антуан был своего рода маньяком. В хорошем значении этого слова. У него был свой конек. Когда его спрашивали о профессии, он отвечал: «Изобретатель». Он на самом деле получил патент на усовершенствованный ключ для консервов, который продал фабрике, производящей хозтовары. У него есть и другие изобретения…
— Приспособление для чистки картофеля.
— Откуда вы знаете?
— Видел на набережной Межесери.
— Он постоянно с чем-нибудь возился. Кажется, у него была мастерская, где он проводил все свободное время.
— Ее я тоже видел. Он ничего серьезного не изобрел?
— Человек, с которым я беседовал, ничего об этом не знает, но, кажется, Антуан иногда говорил, хитро покачивая головой: «Когда-нибудь я сделаю настоящее открытие, и все будут обо мне говорить».
— Подробностей никаких?
— Нет. Если не считать этой мании, он был человеком скорее неразговорчивым, но добросовестно исполнявшим свои обязанности. Не пил. Вечерами не выходил из дома. Казался довольным женою. Говорю: довольным, а не влюбленным, учитывая их возраст. Они хорошо понимали и уважали друг друга. Мой собеседник был два раза на ужине у них дома и заметил, что они приятно устроились. «Прелестная женщина! — сказал он мне. — И какая благовоспитанная! Правда, немного мешало то, что из ее рассказов нельзя было понять, идет ли речь о первом или о втором муже. Могло показаться, что она их путает».