Джозефина Тэй - Поющие пески. Дело о похищении Бетти Кейн. Дитя времени
Но созерцание остальных фотографий доставило ему несколько счастливых часов. Грант начал испытывать интерес к человеческим лицам задолго до своего поступления в полицию, а годы службы в Скотленд-Ярде показали, что такое хобби полезно и в профессиональном отношении. Как-то раз, в самом начале службы, он со своим начальником случайно оказался при опознании преступника. Они не имели никакого отношения к тому делу и зашли по какому-то другому поводу. Но задержались из чистого любопытства, наблюдая, как двое свидетелей, он и она, по очереди проходили вдоль шеренги ничем не примечательных мужчин, пытаясь опознать среди дюжины одного — преступника.
— Который из них, как ты думаешь? — шепотом спросил Гранта его шеф.
— Не знаю, — ответил Грант, — но попробую угадать.
— Кто же, по-твоему?
— Третий слева.
Начальник Гранта лишь скептически улыбнулся. Но после того, как свидетели, так никого и не опознав, вышли, а шеренга сбилась в оживленную кучку из одиннадцати людей, поправляющих воротнички и галстуки, прежде чем вернуться на улицу, откуда их пригласили блюстители закона, то единственный, оставшийся на месте, оказался как раз третьим слева. Он покорно ждал конвоя, который и отвел его назад в камеру.
— Вот это да! — воскликнул шеф. — Один шанс из двенадцати! Он сам выбрал вашего парня из всей компании, — пояснил он инспектору, проводившему опознание.
— Вы его знаете? — спросил инспектор у Гранта с некоторым удивлением. — По нашим сведениям, это его первый арест.
— Нет, нет, я его впервые вижу. Даже не знаю, по какому он делу проходит.
— Как же вы его засекли?
Грант помедлил с ответом, пытаясь проанализировать ход своих мыслей. Маловероятно, что на опознание повлияли логические построения. Скорее выбор был интуитивным, его логика скрывалась в подсознании. Немного поразмыслив, Грант выпалил:
— Из всей дюжины только у него одного не было морщин на лице.
Кругом захохотали. Впрочем, Грант уже успел собраться с мыслями и понял, как определяется его выбор.
— Звучит глупо, однако это так, — попытался объяснить он. — Среди взрослых людей такие гладкие, безмятежные лица бывают лишь у слабоумных.
— Фримэн не слабоумный, — возразил Гранту инспектор. — Напротив, он весьма смышленый тип, можете мне поверить.
— Я совсем не то имею в виду. Я хочу сказать, что главной отличительной чертой слабоумных людей является безответственность. Все двенадцать примерно одного возраста, за тридцать, но только у одного было безответственное лицо. Поэтому я сразу и выбрал его.
После этого случая по Скотленд-Ярду стала ходить шутка, что Грант «ловит их с первого взгляда», а заместитель начальника управления как-то полушутя заметил: «Только не утверждайте, инспектор, что вы верите в существование у преступников особого типа лица».
Заинтересованность Гранта в лицах постепенно расширялась и превратилась в сознательное изучение, с записями и сравнениями. Как и утверждал Грант, лица нельзя разделить на категории, но в каждом отдельном лице можно выделить характерные черты. На фотографиях, сделанных во время судебных заседаний, по одним лишь лицам можно определить, кто является судьей, а кто подсудимым. Судья всегда выглядит особо; в нем чувствуются прямота и беспристрастность. Судью, даже без парика, не спутать с подсудимым, у которого эти качества отсутствуют.
Джеймс, которого Марта вытащила из его «норы», постарался на славу, и изучение портретной галереи преступников и их жертв заняло у Гранта все время до тех пор, пока Лилипутка не принесла чай. Когда Грант начал складывать фотографии, чтобы убрать их в тумбочку, его рука натолкнулась на снимок, который раньше соскользнул у него с груди и остался незамеченным.
Это был портрет мужчины, одетого в бархатный берет и разрезной камзол конца XV века, с богато расшитым воротником. На вид лет тридцать пять — тридцать шесть, лицо худощавое и чисто выбритое. Художник изобразил мужчину в тот момент, когда он надевал кольцо на мизинец правой руки, но взгляд его был устремлен не на кольцо, а куда-то в сторону, в пространство.
Из всех просмотренных за день портретов этот отличался наибольшей оригинальностью. Казалось, художник пытался изобразить на холсте то, на что у него не хватило мастерства. Ему не удалось передать выражения глаз — наиболее индивидуальной части лица. Художник не смог оживить тонкие губы, и рот казался деревянным и безжизненным. Лучше всего удалось передать структуру лица: волевые скулы, впалые щеки, подбородок — слишком выдающийся, чтобы подчеркнуть силу характера.
Грант медлил перевернуть карточку и посмотреть на подпись, желая получше рассмотреть лицо незнакомца. Судья? Воин? Принц? Человек, привыкший к власти и сознающий свою ответственность. Беспокойный и совестливый; возможно, любит доводить все до совершенства. Человек, способный строить большие планы, но не забывающий и о мелочах. У таких бывают язвы желудка. В детстве много болел; у него было то непередаваемое выражение, которое на всю жизнь оставляют страдания, перенесенные в юные годы, — выражение не столь явное, как у калеки, но столь же заметное, если приглядеться. Художник понял это и передал на холсте. Легкая припухлость нижних век, как у ребенка после тяжелого сна; стариковское выражение молодого лица. Грант перевернул фотографию. На обороте стояло: «Ричард III. С портрета из собрания Национальной галереи. Неизвестный художник».
Ричард Третий…
Так вот чей это портрет. Ричард III. Горбун. Чудовище из рассказов для детей. Погубитель невинных младенцев. Синоним злодейства.
Грант перевернул карточку и еще раз взглянул на лицо. Быть может, художник увидел в тех глазах и пытался передать взгляд человека, чем-то преследуемого?
Грант долго вглядывался в лицо Ричарда III, в необычные глаза. Они были продолговатые, близко посаженные, под слегка нахмуренными в беспокойстве бровями. В первый миг могло показаться, что Ричард пристально всматривается во что-то, но, приглядевшись, Грант понял, что взгляд скорее отвлеченный, почти рассеянный.
Когда Лилипутка пришла за подносом, Грант все еще изучал портрет. Ничего подобного ему прежде видеть не приходилось. По сравнению с этим лицом Джоконда казалась обычным плакатом.
Взглянув на нетронутую чашку, Лилипутка привычным жестом прикоснулась к еле теплому чайнику и надулась. Неужели ей больше нечего делать, как приносить чай, на который больной не обращает внимания? Грант подсунул ей портрет.
Что она о нем думает? Будь этот человек ее больным, какой диагноз она бы поставила?