Жорж Сименон - Рука
Знать — что? Не жив ли еще Рэй?
— Выйдя из машины, вы погрузились в темноту…
— Электрический фонарь почти не давал никакого света. Я предпочел пустить женщин вперед.
— Это было осмотрительно.
Изабель сидела неподвижно и оглядывала нас всех, как бы изучая реплики на губах у каждого: она словно плела глазами какой-то узор. Она сплетала отдельные детали, которые когда-нибудь сможет воссоединить в единое целое.
— Мы шли, прижавшись друг к другу… — сказала она.
— Мужчины шли далеко от вас?
— Совсем рядом… Но ветер выл с такой силой, что мы едва слышали, когда они нас окликали…
— Вам не было трудно отыскать дом?
— По правде говоря, я не знала точно, где нахожусь… Мне кажется, я дошла сюда интуитивно.
— Когда вы оглядывались, вам виден был свет?
— Вначале да, едва-едва… Он быстро бледнел, потом совсем угас…
— Ваш муж пришел вскоре после вас?
Она взглянула на меня, как бы спрашивая совета. Но она ничуть не казалась смущенной. По-видимому, эти вопросы не казались ей странными в данных обстоятельствах.
— Возможно, через минуту. Я хотела зажечь свет и убедилась, что электричество выключено. Я спросила у Моны, есть ли у нее спички, и направилась в столовую, чтобы зажечь один из свечных канделябров. Тут Доналд и вошел…
Что записывает лейтенант и для чего это ему? Теперь он обратился ко мне:
— Вы легко нашли дом?
— Я буквально наткнулся на него, думая, что нахожусь еще довольно далеко. Я даже опасался, что сбился с пути…
— А ваш друг?
— Я считал, что он идет рядом со мной… Я хочу сказать, в нескольких метрах от меня… Время от времени я покрикивал: «Эй! Эй! «…
— Он отвечал?
— Несколько раз мне казалось, что я его слышу, но ветер выл с такой силой…
— Потом?
— Когда я убедился, что Рэй не придет…
— Сколько времени вы выжидали?
— Примерно пять минут.
— У вас в доме имелся другой электрический фонарь?
— Да, в спальне. Но так как мы им почти никогда не пользовались и не проверяли, есть ли запасные батарейки, он оказался тоже при последнем издыхании.
— Вы пошли на поиски один?
— Моя жена и Мона выбились из сил…
— А вы?
— Я тоже…
— Куда вы направились?
— Шел как мог. Я намеревался идти кругами, все увеличивая их диаметр…
— Вы не боялись свалиться со скалы?
— Я надеялся, что этого не случится. Ведь как-никак живу здесь уже пятнадцать лет. Несколько раз я падал на колени…
— Вы дошли до вашей машины?
Я взглянул на женщин. Совершенно забыл, что именно сказал им тогда, вернувшись. Полный провал в памяти. Решил рискнуть.
— Да, я случайно наткнулся на нее…
— И она, само собой разумеется, была пуста?
— Да. Я передохнул там немножко от ветра…
— А сарай? Вы удостоверились, что он не в сарае?
В первый раз с начала этого неожиданного допроса я испугался. Можно было подумать, что Олсену что-то известно, что-то такое, чего я сам еще не знаю, и что он, с невинным лицом царапая что-то в своей записной книжке, подстраивает мне ловушку.
— Сарай я обнаружил по стуку сорвавшейся с петель двери… Я покричал Рэю, но ничего не услышал в ответ…
— Вы входили в сарай?
— Сделал от входа несколько шагов…
— Понятно…
Он закрыл наконец свою книжку и поднялся с вполне военной выправкой.
— Благодарю вас, всех троих, и прошу простить меня за причиненное беспокойство. Работы по розыску будут продолжаться всю ночь, если только погода не воспрепятствует этому.
Потом обернулся к Моне:
— Я предполагаю, мадам, что вы останетесь здесь?
— Ну да… конечно…
Куда же ей было деваться, пока отыскивают тело ее мужа среди океана этих снежных заносов?
Мы пообедали. Помню, Изабель разогрела консервные спагетти с фрикадельками.
Какой был день недели? Понедельник. С утра до вечера я только и делал, что слонялся с места на место. В контору я не поехал, и хотя к тому и не было никакой возможности, тем не менее я ощущал себя прогульщиком.
По утрам я обычно заезжал на почту и вынимал корреспонденцию из нашего почтового ящика. День разворачивался по раз навсегда установленным правилам, которых я твердо придерживался. Для каждого поступка, чуть ли не для каждого движения было определено свое время.
Я все еще был захвачен присутствием в доме Моны и беспрестанно задавал себе вопрос: сближусь ли я с ней?.. Вероятно, это произойдет не здесь…
А почему бы и нет?
С того самого субботнего вечера все мы, трое, живем на нервах, а Мона в особенности… Не испытывают разве в такой момент желания прижаться к чьей-нибудь груди?
Если мы вдруг очутимся наедине и будем уверены, что Изабель не сможет нас застигнуть…
Но ничего такого не произошло. Мы смотрели из окна на экскаватор, и я едва улучил момент, чтобы прижать к себе локоть Моны.
Спать мы с Изабель легли в своей спальне, а Мона в одиночестве.
— Что ты думаешь об Олсене?
Вопрос поразил меня, ибо он показывал ход мыслей моей жены. Сам я тоже думал об Олсене.
— Отличный парень. И, по-видимому, прекрасно знает свое дело.
Я ожидал продолжения разговора, во Изабель ограничилась сказанным, не продолжая.
Только позже, когда мы собирались уже погасить свет, она пробормотала:
— Не думаю, чтобы Мона сильно страдала…
Я ответил уклончиво:
— Никогда нельзя знать…
— Казалось, что они друг к Другу сильно привязаны…
Слово поразило меня. Привязаны! Ходячее выражение, но я подумал, что, употребляя его, люди перестали вдумываться в смысл. Существа — два существа — «привязаны один к другому»…
Почему бы и не прикованы?
— Спокойной ночи, Изабель!
— Спокойной ночи, Доналд!
Она вздохнула, как и обычно по вечерам, что как бы знаменовало для нее переход от дневных хлопот к ночному покою. Почти тотчас же она засыпала, а я ворочался иногда с боку на бок часами, прежде чем мне удавалось заснуть.
Мона была одна в комнате для друзей. О чем она думает? До меня доносился железный скрежет машин, которые как бы старательно просеивали снег.
Внезапно проснувшись около полуночи, я не услышал шума машин и подумал: не нашли ли они Рэя? Но почему в таком случае не пришли они нас известить?
Я не двигался, гадая, не почувствовала ли сквозь сон Изабель, что я проснулся, и не прислушивается ли она так же, как и я. Она не шевелилась, но дыхание ее стало более ровным.
Все было погружено в молчание, кроме шума какого-то мотора вдалеке, возле почты.
Я испытывал беспричинную тревогу. Эта внезапная тишина ощущалась мною как нависшая угроза, и я почувствовал истинное облегчение, когда экскаватор внезапно вновь приступил к работе.
Произошла ли какая-то авария? Может быть, чинили или смазывали машину? Или попросту люди отлучились, чтобы пропустить по стаканчику?
