Эллери Куин - Пропавшая улика. И на восьмой день
— Но он такой подвижный ребенок. — Сара Хамфри остановилась в дверях, прижимая платок ко рту и носу.
Воздух в детской был душным и спертым, хотя Джесси заметила при слабом свете ночника, что штора на окне, выходящем на подъездную аллею, поднята, а окно открыто. Кто-то также снял с окна сетку, и в комнате было полно мошкары.
Джесси была готова закатить оплеуху беспомощной женщине в дверях.
Она на цыпочках подошла к кроватке, и ее сердце сжалось, как в тисках.
Малыш сбросил одеяло и лежал на спинке. Его маленькие ножки торчали в разные стороны, а личико и тельце прикрывала подушка.
Джесси Шервуд казалось, что прошел миллион лет, прежде чем ее сердце начало бешено колотиться. В эти секунды она стояла как парализованная, глядя на неподвижное тельце.
Потом Джесси схватила подушку и наклонилось над кроваткой.
— Включите свет, — приказала она хриплым голосом.
— Что случилось? — дрожащим голосом спросила миссис Хамфри.
— Делайте, что я говорю. Свет!
Миссис Хамфри нащупала выключатель на стене, другой рукой все еще прикрывая нос и рот.
Дипломированная медсестра Джесси Шервуд делала все, что предписано в подобных случаях. Ее тренированные пальцы двигались быстро и хладнокровно, как пальцы хирурга, но внутри усиливалось ощущение тошноты…
Два месяца от роду. Всего два месяца…
Растирая маленькие конечности и стараясь представить его таким, каким он был раньше — у нее на руках, в ванночке, в коляске на пляже, — она знала, что старше он уже не станет.
— Он мертв, — сказала Джесси, продолжая трудиться и не поднимая взгляд. — Задохнулся. Я делаю ему искусственное дыхание, но это бесполезно, потому что он мертв уже некоторое время. Позовите мужа, миссис Хамфри, вызовите врача — не доктора Холлидея; Гринвич слишком далеко — позвоните доктору Уиксу и, пожалуйста, не падайте в обморок, пока не сделаете это.
Миссис Хамфри пронзительно вскрикнула и лишилась чувств.
Спустя долгое время Джесси с удивлением обнаружила, что укутывает еще одним одеялом Сару Хамфри в хозяйской спальне. На полочке у кровати рядом с книгами по уходу за младенцами стояла открытая бутылка с нашатырным спиртом, поэтому она поняла, что делала все необходимое машинально или, возможно, по указанию доктора Уикса, чей голос доносился из коридора. Миссис Хамфри лежала поперек кровати, свесив голову вниз. Она была в сознаний и громко стонала. Джесси пожалела, что профессиональная сноровка позволила ей вывести женщину из блаженного состояния шока. Фактически, думала она, Саре Хамфри было бы лучше умереть.
Потом Джесси вспомнила все, и это привело ее в чувство.
«Боже мой!» — подумала она.
Джесси уложила стонущую женщину в более удобной позе на кровати и вышла.
Где она была? Как долго это продолжалось? Доктору Уиксу должно было понадобиться время, чтобы одеться и приехать. Давно он здесь?
Врач разговаривал в коридоре с Олтоном Хамфри. Долговязый миллионер прислонился к стене, прикрывая глаза, как будто свет причинял им боль.
— Всегда остаются сомнения, мистер Хамфри, — говорил доктор Уикс. — Боюсь, мы не достаточно много знаем о подобных вещах. В некоторых случаях мы находим распространившуюся вирусную инфекцию, которая обнаруживается только при вскрытии, и то не всегда. Может быть, это и произошло. Если вы согласны на вскрытие…
— Нет, — прервал Олтон Хамфри. — Не согласен.
Джесси вспомнила, как он прибежал в детскую на крик Сары Хамфри, жуткое, застывшее выражение его лица при виде тельца в кроватке, напоминающее сардоническую усмешку при столбняке. Это выражение сохранялось целую минуту, пока он наблюдал, как она пытается восстановить функции мертвых легких, сделать маленькую дряблую грудную клетку эластичной, оживить крошечное сердечко, которое уже давно перестало биться.
Потом Хамфри сказал:
— Он действительно мертв.
А Джесси взмолилась:
— Пожалуйста, позвоните доктору Уиксу.
Хамфри поднял жену на руки, вынес ее из детской, и вскоре Джесси услышала, как он разговаривает по телефону с доктором Уиксом таким же застывшим голосом, каким был его взгляд.
Вскоре Джесси прекратила растирать холодные ручонки, прикрыла тельце простыней и подошла к миссис Хамфри. Муж пытался привести ее в чувство.
— Я это сделаю, — сказала Джесси, и миллионер вышел быстрыми шагами, словно давая выход накопившейся энергии. Трудясь над потерявшей сознание женщиной, она слышала, как он непривычно деликатным тоном говорит со слугами. Потом какая-то из женщин начала всхлипывать, и Хамфри — патриций, никогда не повышающий голос, — прервал ее яростным криком, за которым последовало молчание. После этого он ходил по комнате взад-вперед, пока не прибыл врач.
Джесси подошла к ним и тоже прислонилась к стене.
— О, мисс Шервуд! — На лице доктора Уикса отразилось облегчение. Это был щеголеватый маленький человечек с пигментными пятнами на лысине. — Как миссис Хамфри?
— Она пришла в сознание, доктор.
— Мне лучше взглянуть на нее. Вы должны обращаться с вашей женой очень осторожно, мистер Хамфри.
— Да, — отозвался Олтон Хамфри, стряхивая оцепенение.
Доктор Уикс подобрал свой саквояж и быстро направился в хозяйскую спальню. Миллионер пошел за ним. Джесси двинулась следом, с трудом волоча ноги. На нее нахлынула волна слабости, и на какой-то момент коридор закачался у нее перед глазами. Но она взяла себя в руки и вошла в спальню.
Сара Хамфри плакала; ее костлявые плечи дергались, словно ее била лихорадка. Доктор Уикс говорил ей, как ребенку:
— Все в порядке, миссис Хамфри, не волнуйтесь, все пройдет. Это естественный способ разрядки напряжения. Поплачьте как следует, и вы почувствуете себя лучше.
— Мой малыш!.. — всхлипывала она.
— Это ужасная трагедия. Но такие вещи случаются. В моей практике были случаи, когда дети умирали даже в самых лучших яслях.
— Подушка, — плакала Сара Хамфри. — Я положила ее, чтобы защитить его, доктор. Господи, откуда мне было знать?..
— Нет смысла думать об этом, миссис Хамфри. Сейчас вам нужен сон.
— Я не должна была отпускать мисс Шервуд. Она предлагала перенести свой выходной, но я заявила, что все знаю об уходе за ребенком…
— Миссис Хамфри, если вы будете так себя вести…
— Я любила его, — рыдала она.
Доктор Уикс посмотрел на Джесси, словно ища профессиональную поддержку. Но Джесси застыла как вкопанная, не зная, как об этом сказать, думая, может ли это быть правдой, понимая, что это правда, и ненавидя себя за это.
«Сейчас меня стошнит», — думала она.