Гор Видал - Бокс Э. Смерть — штука тонкая. Фиш Р. Л. Афера Хавьера. Макгиверн У. Экстренный выпуск
— Я кое-что тебе скажу, — сердито перебила Конни. — Они живут так, как хотела бы и я жить когда-нибудь. Они заботятся о своих детях, все счета от доктора и бакалейщика у них оплачены и не висят над головами, живут они в чистом и уютном доме. Ты считаешь их дураками, потому что они отваживаются жить собственным умом…
Террел вздохнул, немного помолчал и сказал:
— Ты считаешь, это хорошо — избегать ответственности?
— Они ни за что не отвечают.
— Я сейчас говорю не о них. Я о тебе. Человека повесят, если ты ему не поможешь. Это слишком высокая цена за загородный дом в два этажа.
— Знаешь, почему я поехала с тобой сегодня вечером?
— Даже представить не могу.
— Мне так приказали. Велели быть с тобой помягче и узнать, что смогу. Это говорит тебе, на чьей я стороне?
— Ты имеешь в виду Фрэнки Шанса?
— Правильно.
— Очень интересно.
Голос Террела не дрогнул, но в желудке вдруг похолодело.
— Фрэнки мало что делает от себя лично. Селлерс ему позволяет выбирать галстуки и сигареты, но и только. Значит, это Селлерс хочет, чтобы ты была со мной мила. Это практически приказ.
— Я хочу домой.
— Ну конечно. А как насчет инструкций Айка?
— Не будь дураком.
Террел повернулся, грубо притянул ее к себе, одной рукой прижимая ее локти к бокам. Она отчаянно сопротивлялась, но свободной рукой он поднимал ее подбородок, пока не смог смотреть прямо в глаза.
— Айк любит послушных. Он велел тебе быть со мной милой, помнишь?
— Отпусти меня! — сдавленно прошептала она.
Он прижался губами к ее губам, продолжая жестко сжимать объятия до тех пор, пока сопротивление не было сломлено и ее тело не обмякло в его руках.
— Насколько милой он приказал тебе быть? — горько спросил он.
— Ублюдок, — всхлипнула Конни.
— Успокойся.
Он отпустил ее и завел мотор.
— Скажи ему, я не клюнул.
— Пожалуйста, отвези меня домой.
— Хорошо.
Террел с бешенной скоростью вылетел на шоссе. Ему было жаль ее и беспричинно обидно за себя. Ему было жаль всего, что случилось.
11
На следующее утро Карш ждал Террела у его стола. В пальто от Честерфилда с белым шелковым шарфом вокруг шеи он выглядел свежим и обаятельным. От морозного утреннего воздуха лицо его порозовело, а глаза загорелись любопытством и мелькнула легкая улыбка, когда вошел Террел.
— Почему ты не сказал, что собираешься бросить бомбу? Я бы хоть зажал уши пальцами.
— Ты уже слышал взрыв?
— Да, Джек Даган, наш уважаемый начальник полиции, позвонил мне и все рассказал. Я обещал, что сегодня утром ты с ним поговоришь. Что ты ему скажешь?
— Ну а что ты предлагаешь? Не могу раскрыть источник и так далее или признать, что воспользовался слухом?
— Вторая мысль разумнее. А теперь послушай меня.
Карш оглянулся на по-деловому гудящий зал и вновь взглянул на Террела:
— Разыграй это осторожно. Ты знаешь о громиле, выходившем из дома Колдуэла. Только ты об этом знаешь.
Если узнают еще где-нибудь, ты рискуешь потерять свою страховку, — он неуклюже потрепал Террела по плечу. — Ты — моя главная надежда. Помни это и не будь дураком.
— Конечно, не беспокойся.
Террела тронула забота Карша. Без привычного цинизма Карш казался беззащитным и уязвимым. «Он меня любит», — подумал Террел, и почему-то это его растрогало. Он не мог выразить свои чувства словами.
— Не дай им перехитрить тебя и выведать то, что ты знаешь.
Голос Карша снова стал резким и повелительным; казалось, он исправляет минутную слабость, выказавшую его чувства.
— Скажи им, что ты опубликовал какой-то слух, не удосужившись его проверить.
Секретарь начальника полиции Дагана, патрульный в форме, попросил Террела подождать и вошел в кабинет, откуда почти сразу вышел:
— Заходите, суперинтендант вас ждет.
Тон, каким это было объявлено, должен был внушить почтение к хозяину.
Джек Даган, крупный, крепко скроенный мужчина с самоуверенным прямым взглядом, сидел за столом. На нем была форма с золотыми эполетами, и вообще он представлял собой внушительную фигуру. Все у него было чистым и аккуратным; черные волосы были аккуратно подстрижены, а накрахмаленный воротник и манжеты просто сверкали.
Обычно, с напором начиная разговор, Даган был абсолютно уверен в себе, но сейчас Террел видел, что он колеблется.
— Садись, Сэм. Эта твоя статейка… — Дагана пальцем ткнул в подшивку на столе. — Очень странное дело. Ты подробно описываешь мужчину и говоришь, что мы его разыскиваем в связи с делом Колдуэла. Это ты придумал или как?
— Теперь я понимаю, что материал неточен.
— Мы никого не ищем. Давай не будем хитрить друг с другом. Мэр поднял ужасный шум. Я знаю, ты хороший журналист. Ты не печатаешь сплетен и слухов. Поэтому получается, что тебе дал этот материал кто-то, кому ты доверяешь. Мы хотим знать, кто это.
— Вы и мэр?
— Ах так… На его счет не волнуйся, он свои права знает. Твоя статья позволяет предполагать, что дело Колдуэла у нас не полно. Или что там может быть что-то необъяснимое или таинственное. Ни одно из заключений не имеет юридических оснований. Но люди станут так думать. Ты знал это, когда запустил свой очерк. А теперь ты не считаешь себя возмутителем спокойствия. Но человек, который подсунул тебе эту историю, — злонамеренный и хладнокровный смутьян. И мы хотим знать, кто это. Это и в твоих, и в наших интересах. Потому что он направил тебя по ложному и опасному следу.
— Информация поступила от анонима.
— Я бы не советовал тебе придерживаться этой версии, — хмыкнул Даган. — Сейчас некогда хитрить, нам нужна правда.
— Как и мне, — кивнул Террел. — Предположим, мы меняемся?
— Что ты имеешь в виду?
Террел колебался, хмурясь. Он не был уверен в Дагане. Он знал того около двенадцати лет и видел, как он рос от лейтенанта-детектива до главного полицейского чина в городе. Даган как человек был честен, в этом Террел не сомневался; он не брал взяток; он эффективно и умно руководил управлением. Но Террел знал, что Даган был жертвой чего-то, что можно было назвать нравственной инерцией. В городе эта болезнь была очень распространенной; ее симптомами были терпимость ко злу и самогипноз, мешавший слышать или видеть то, что может растревожить совесть. Даган в определенном смысле был добровольным моральным инвалидом: он был честен до определенного предела, а дальше — нейтрален.
— Хорошо, — сказал Террел, все еще не зная, насколько можно доверять собеседнику. — Давайте начнем с Пэдди Колана. Почему он застрелился?
