Пьер Сувестр - Ночной извозчик
Прошло около двух часов после ухода г-на Шаплара, а Жюв и Фандор все еще обсуждали дело, которое привело к ним директора «Пари-Галери». Мнения их разошлись.
Молодой и пылкий журналист был захвачен этой историей. Она казалась ему невероятной, загадочной. Жюв рассуждал спокойнее и видел в ней всего лишь банальное происшествие.
Поэтому на все возражения Фандора Жюв упрямо отвечал:
— Совершенно неважно! Совсем неинтересно! Ты все увлекаешься, увлекаешься… Спрашивается, почему? А хочешь, я тебе скажу, как все обстоит на самом деле? Все это чистейшая выдумка господина Шаплара. Шаплар лжет… С какой целью? Не знаю, думаю, что с какой-то личной целью. Прежде всего, в деле замешана женщина, эта продавщица. Гм! Когда замешана женщина, надо всегда быть начеку.
Жюв уже чуть ли не в десятой раз повторял это скептическое рассуждение, как вдруг раздался телефонный звонок. Он подошел к аппарату.
— Алло! Алло!
Выслушав ответ, он побледнел и сказал:
— Положитесь на меня… Да, положитесь на меня.
Фандор ничего не понял, не догадался о причине звонка.
— Кто это звонил, черт бы его побрал? — спросил он.
Жюв в эту минуту повесил трубку. Он был очень взволнован и ответил Фандору без обиняков:
— Знаешь, малыш, плохо дело, я свалял дурака, история Шаплара очень серьезна.
— Почему, Жюв?
— Потому что он только что сообщил мне по телефону, что сверился с кассирами и обнаружил, что незнакомец, подменивший его во вторник вечером, похитил у него пятьсот тысяч франков.
— Здорово!
— Это бы еще ничего, а вот девица Раймонда, продавщица, за которой он ухаживал, исчезла из дому…
— Ах, дьявольщина!
Жюв, чрезвычайно взволнованный, продолжал:
— Кто-то, подменив Шаплара, забирает пятьсот тысяч франков, похищает девушку… Фандор, Фандор!.. Мне страшно!
Фандору пришла та же мысль, что и Жюву. Он тоже побледнел и, кусая губы до крови, ответил:
— Жюв! Жюв! Это никто иной, как ОН, ОН! Но это же безумие!
Жюв, помрачнев, прервал его:
— Молчи, Фандор. Там, где замешан ОН, нет места безумию. Ах, скорее бы настало завтра!
— Завтра, почему?
— Чтобы обследовать «Пари-Галери».
— Неужели вы не поедете туда сейчас же?
— Нет, боюсь привлечь внимание.
И не добавив более ни слова, Жюв и Фандор одновременно, как бы поневоле, подошли друг к другу и крепко, быстро обнялись.
— Жюв!
— Фандор!
— Если бы мы догадались раньше…
— Ах, если бы мы догадались!
Только что маленькая гостиная казалась светлой, приветливой. Но когда Жюв и Фандор произнесли эти слова, даже не уточняя их смысла, в комнате, казалось, потемнело и воздух сгустился, как перед грозой.
И даже сам Жюв, всегда спокойный Жюв, заметил это:
— Неужели я ошибаюсь? Нет, черт подери, нет — запахло порохом!
Глава 4
ДЕВСТВЕННИЦА И ДЕВКА
— Значит, Пантера, заметано? Все поняла? Без промаха сработаешь? Да ты, может, накирялась?
— Я же сказала, что нет.
— У меня с такими бабами, как ты, всегда сердце не на месте. Вот ведь беда, вечно ты трясешься, вечно воешь, того гляди — сдрейфишь.
— Да нет, что ты, Фонарь!
— Да нет, да нет, затвердила одно, думаешь, со мной пройдет. Ей-богу, Пантера, как посмотрю на твою рожу, сразу слинять хочется. Ладно, сматываюсь, приглядывай за предметом…
— А ты куда, Фонарь?
— К хозяину Клада.
— А кто такой?
— Кто такой? Так я тебе и сказал, у тебя, известное дело, язык без костей… Нет, ей-богу, ты меня еще не знаешь, Пантера… И вообще хватит, с концами, ничего я больше тебе не скажу… Дай-ка мой картуз…
— Ты не поздно вернешься, Фонарь?
— Когда вернусь, тогда и вернусь.
— А мне, значит, сидеть дома?
— Сиди, нагуливай жирок.
Так беседовал Фонарь со своей любовницей Пантерой в убогой комнатенке, грязной, нищенской, захламленной, какую только и встретишь в вонючих трущобах. Из зарешеченного окошка в стене с трудом, как бы нехотя, пробивался дневной свет, и все же его было достаточно, чтобы увидеть всю отвратительную уродливость этого жилья.
Но Фонарю и Пантере было ровным счетом наплевать на окружающую их обстановку. У него, тощего апаша, с развинченной походочкой и порочным, гнусным выражением лица, было только одно желание — поесть до отвала, одна страсть — напиться до беспамятства.
Что касается Пантеры, коротконогой, толстенькой женщины, которая, казалось, не ходила, а проскальзывала, — ей тоже хотелось только одного — бездельничать и по возможности — всегда. Поэтому, если их жилье было убогим по причине бедности, то грязным и запущенным оно было по вине хозяйки дома.
Как же познакомился Фонарь с Пантерой? Это была обычная история — связь апаша с уличной девкой. Однажды они встретились на танцульке, возле укреплений, то ли в «Голубом каштане», то ли еще где, проплясали вальс-другой, не расстались до самого утра, да так и зажили вместе.
Фонарь ничем в жизни не занимался. Он смутно помнил, что когда-то собирался стать кровельщиком, но это все ушло из памяти, осталось только воспоминание о том, как сладко спалось на шиферной или железной крыше, нагретой солнцем, обвеваемой чистым ветерком, — вот это была, по его выражению, страсть что за житуха! Но он уже давно отказался от малейшей возможности что-либо заработать честным трудом.
— Потеть, стараться, пачкать руки и подтягивать брюхо, — разглагольствовал он иногда, — нет, это не про меня писано… Шесть с полтиной франков огрести — слуга покорный, со мной этот номер не проходит, если мне уж понадобятся деньжата, я их просто возьму, это куда проще и труда не требует.
Где же Фонарь брал деньги? Уж во всяком случае, не в своем сейфе; когда он, время от времени, появлялся с туго набитым бумажником, с улыбкой на лице к с попутным ветром в парусах, по живописному выражению, бытующему в преступном мире Парижа, Пантера безошибочно угадывала, как обстоят дела.
— Откуда явился? — спрашивала она. — Фраера пришил или только наведался в карман?
Как правило, Фонарь ничего не отвечал. Он ненавидел женское любопытство и предпочитал скрывать свои дела от Пантеры. Иногда, в виде исключения, когда ему случалось выпить лишнего, он снисходил до разъяснений.
— Да, точно, и нечего тут глаза закатывать и зубами скрипеть со страху. Наведался к нему, и всё, с концами…
«Наведался, пошарил» — ни в чем другом Фонарь никогда не признавался.
Неужели этот страшный субъект ни разу не пользовался более жестокими, более беспощадными способами, чтобы раздобыть нужные деньги, не прибегая к честному труду? В этом приходится усомниться.
