Жорж Сименон - Человек из Лондона
— Что мне сказать старине Митчелу? — настаивал инспектор. — Я обещал позвонить ему сегодня вечером. Только на таком условии он согласился не приезжать сюда лично. Представьте, он во что бы то ни стало хотел вас видеть, чтобы убедить. А ему ведь уже минуло семьдесят два.
— Я могу подняться к себе в номер? — спросил Браун.
Не отвечая, инспектор тоже встал, вплотную подошел к собеседнику и быстрыми движениями прощупал карманы Брауна, чтобы убедиться, что он безоружен.
— Я жду вас в холле.
Браун оставил в кресле салона плащ и прошел мимо улыбнувшейся ему хозяйки.
— Когда будете ужинать, месье Браун? Мой муж приготовил для вас и вашего друга вкусную камбалу по-дьепски.
По лестнице Браун поднимался обычным шагом. Инспектор, оглядываясь с видом человека, любующегося обстановкой, тихо спросил хозяйку:
— Вы уверены, что второго выхода нет?
Он нахмурил брови, поднял голову к потолку и со злостью посмотрел на шумевших игроков в бильярдной.
— Из-за этих игроков ничего не слышно, — неожиданно проговорил он.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я…
Хозяйка в свою очередь подняла голову.
— Смотрите, кто-то ходит по террасе…
Вот о чем она забыла сказать: над столовой и холлом находилась открытая терраса, куда выходили окна номеров! Инспектор бросился на улицу, увидел тощую фигуру, летящую с высоты четырех метров, которая тут же встала на ноги и метнулась вдоль домов.
Преследование было бесполезно. Постояв на краю тротуара, Молиссон набил трубку, вернулся в гостиницу и сказал хозяйке:
— Я буду ужинать.
— А месье Браун?
— Сегодня, наверное, он ужинать не будет.
В конце вокзальной набережной, над плохо освещенным служебным помещением, была вывеска «Специальный комиссариат». Инспектор встретился там со своим французским коллегой. Тот, выслушав Молиссона и сделав записи, сразу же оповестил по телефону все полицейские посты и жандармские бригады в округе.
— Вы говорите, у него при себе нет денег?
— Во всяком случае, французских. Я справлялся в отеле. Ему даже сигареты покупал курьер, а я знаю, что это значит.
— Тогда еще до завтрашнего утра он будет в наших руках.
Малуану, чтобы вернуться домой, нужно было пересечь центр города. Переходя от одной освещенной витрины к другой, он оказался на улице Сен-Ион. Малуан прошел было мимо лавки торговца трубками, но тут же вернулся назад и без размышлений вошел туда.
— Я хотел бы купить пенковую трубку с янтарным мундштуком.
— Из настоящего янтаря?
Он купил трубку за двести пятьдесят франков, точно такую они приобрели в складчину в подарок помощнику начальника вокзала, когда праздновали тридцатипятилетний юбилей его службы. Не отходя от прилавка, Малуан набил трубку табаком и закурил. Хоть это доставило небольшое удовольствие.
Тихонько покуривая, он прошел шагов двадцать, и тут его взгляд остановился на мясной лавке, где работала дочь. В других магазинах еще было полно народа, но в мясной шторы уже опустили, а мясо водворили в холодильники.
В лавке находилась одна Анриетта, растрепанная, обутая в сабо. Она тщательно промывала красные плитки пола, повернувшись спиной к улице. На ней было короткое платье, обнажавшее ноги выше колен.
Малуан, покуривая трубку, пересек улицу и позвал с тротуара:
— Анриетта!
Не выпуская из рук тряпку, она обернулась и прошептала:
— Как я испугалась!
— Ты говорила, что полы моют рассыльные.
— Теперь не моют. Хозяйка считает, что у них и без того много работы.
Сам не зная почему, он почувствовал себя униженным, может потому, что они разговаривали через решетку, или потому, что Анриетта не прекращала работы, чтобы поговорить с отцом. Из комнаты за лавкой донесся резкий женский голос:
— В чем там дело, Анриетта?
— Так, ничего, мадам!
Малуану нужно было уйти, он это понимал.
— У тебя красивая трубка, — заметила дочь, выкручивая тряпку. — Тебе ее мама купила?
Послышались шаги. На пороге появилась женщина с лицом откормленного поросенка.
— Послушайте, Анриетта…
— Да, мадам, — пролепетала служанка, и волосы ее окунулись в ведро.
— Я вам уже запрещала разговаривать с мужчинами.
Хозяйка мясной делала вид, что не видит Малуана, и обращалась только к Анриетте.
— Это мой папа, — сказала девушка.
— Пусть даже папа римский! У вас еще кухня не убрана.
Малуан снова видел только спину дочери и ее высоко обнаженные ноги. По тротуару мимо него проходили люди.
— Анриетта! — позвал он.
Она не посмела даже обернуться. Жена мясника оставалась на месте, выжидая, что последует за брошенным ею вызовом.
— Дочка, сходи за своими вещами!
— Это еще что такое? — спросила мадам, шагнув вперед и заложив короткие руки в карманы фартука.
Малуан вообще был упрям, а сейчас он сам толком не знал, чего хочет. Он мог бы обойти решетку и проникнуть в лавку, но ему казалось, что легче сохранить престиж, оставаясь на улице.
— Анриетта, сейчас же ступайте заканчивать уборку на кухне.
— Анриетта, я тебе запрещаю идти туда. Ты сходишь за вещами и немедленно последуешь за мной.
Ситуация становилась смешной, и Малуан, поняв это, еще больше заупрямился. К тому же и он, и жена мясника делали вид, что не замечают друг друга.
— Если вы хотите, Анриетта, то можете уходить, но только через восемь дней. Вообще я вас так или иначе рассчитаю, ибо не желаю больше терпеть в своем доме. Но сперва вы проработаете положенные восемь дней.
— Анриетта, я тебе приказал идти одеваться…
Служанка вытерла глаза тыльной стороной руки и, не выпуская тряпку, посмотрела на хозяйку, потом на отца, маячившего по ту сторону решетки.
— Ты поняла?
— Вы слыхали, Анриетта? Предупреждаю, что в случае надобности я пошлю за полицией.
— Вот и прекрасно! Пусть только полиция тут появится! — сказал Малуан.
Он и сам не мог сказать, что бы он тогда сделал. Он был не прав и потому все больше распалялся.
— В последний раз повторяю — идем со мной!
Анриетта убежала в заднюю комнату. Малуан затягивался, забыв даже, что держит в зубах трубку стоимостью в двести пятьдесят франков.
«Я не имею права оставлять свою дочь в этом доме, — мысленно говорил он себе, хотя и без особой уверенности. — Когда владеешь суммой в пятьсот тысяч франков и даже больше…»
С того места, где он стоял, можно было видеть стеклянную будку, где в деревянном шкафчике лежал чемодан. Жена мясника удалилась. Из задней комнаты послышались голоса, и Малуан различил всхлипывание.