Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты
И вот мы снова у дверей Желтой комнаты.
— Здесь-то все и произошло! — торжественно произнес Рультабиль тоном, который при других обстоятельствах мог бы показаться смешным.
VII. ГЛАВА, в которой Рультабиль отправляется под кровать
Рультабиль отворил дверь Желтой комнаты и остановился на пороге.
— О! Аромат Дамы в черном, — произнес он в волнении, причину которого я понял значительно позже.
Комната была погружена в темноту. Дядюшка Жак собрался уже открыть ставни, но Рультабиль остановил его.
— Драма произошла в полной темноте?
— Нет, молодой человек, не думаю. Барышня держала на столе ночник, и я зажигал его по ночам, перед тем как она ложилась спать. Я был как бы ее горничной, когда приходил вечер. Настоящая горничная появлялась только утром, а барышня работала допоздна.
— А где находился стол, на котором стоял ночник? Далеко от кровати?
— Довольно далеко.
— Вы можете сейчас зажечь этот ночник?
— Когда стол опрокинулся, ночник разбился, и масло разлилось. Все осталось в том же положении, как и было, мне нужно только открыть ставни, и вы это увидите.
— Подождите!
Рультабиль вернулся в лабораторию, чтобы закрыть дверь вестибюля и ставни окон. Когда мы оказались в полной темноте, он зажег свечу, передал ее дядюшке Жаку и попросил его встать посреди Желтой комнаты на том же месте, где в ночь преступления горел ночник.
Дядюшка Жак в носках (обычно он оставлял свои деревянные башмаки в вестибюле) вошел в Желтую комнату, и при дрожащем пламени свечи мы смогли различить неясные контуры перевернутой мебели, кровать в углу напротив и настенное зеркало, висевшее слева подле кровати.
— Достаточно, — сказал Рультабиль, — можете открывать ставни.
— Только ничего не трогайте, — попросил дядюшка Жак, — не следует ничего менять. — Это просьба судебного следователя, хотя он уже и сделал свое дело.
Славный старик открыл окно, и дневной свет проник в комнату, осветив мрачный беспорядок.
Пол, в отличие от вестибюля и лаборатории, был деревянный. Его покрывала желтая циновка, занимавшая почти всю комнату и заходившая под кровать и туалетный столик, единственные предметы, которые остались на месте. По циновке расплылось большое кровавое пятно — след от ужасной раны на лбу мадемуазель Станжерсон, кроме того, повсюду виднелись капельки крови, сопровождавшие грязные следы огромных ступней преступника. Происхождение этих капелек объяснялось, вероятно, раной человека, который оставил на стене кровавый отпечаток своей руки. На стене имелись и другие следы этой руки, но значительно менее четкие.
— Посмотрите, — не удержался я от невольного возгласа, — посмотрите на эту кровь на стене. Было темно, и человек, вероятно, полагал, что открывает дверь, надавливая на стену. Он полагал, что толкает именно дверь, потому и нажал так сильно. Этот след на желтых обоях просто готовое обвинение. На свете немного найдется подобных рук, она большая и сильная, а пальцы почти одинаковой длины. Большой палец отсутствует вовсе, и если мы проследим за движением руки, то увидим, как после стены она ощупью ищет дверь, находит ее, ищет ручку…
— Конечно, — насмешливо перебил меня Рультабиль, — удивительно только, почему ни на задвижке, ни на ручке нет ни капли крови.
— Что и доказывает, — ответил я с присущим мне здравым смыслом, которым всегда необычайно гордился, — что замок и засов он, конечно, открыл левой рукой. И это вполне естественно, так как правая рука была ранена и…
— Он ничего не открывал, — воскликнул дядюшка Жак, — мы же не сумасшедшие! И нас было четверо, когда мы выломали дверь!
— Какая все-таки странная рука, — начал я снова, — посмотрите на эту руку.
— Успокойтесь, Сэнклер, — перебил меня Рультабиль, — это самая обыкновенная рука, просто рисунок ее изменен, так как она скользнула по стене. Человек как бы вытер раненую руку о стену. Его рост примерно метр восемьдесят сантиметров.
— Почему вы так думаете?
— По высоте отпечатка руки на обоях.
Затем мой друг занялся следом от пули в стене, который имел вид круглого отверстия.
— Пуля вошла прямо, — сказал Рультабиль, — ни сверху, ни снизу.
Он обратил также наше внимание на то, что входное отверстие находилось на несколько сантиметров ниже, чем след на стене, оставленный кровавой рукой.
Вернувшись к двери, Рультабиль занялся замком и засовом. Он быстро установил, что, хотя дверь и была выбита снаружи, замок и засов все еще находились на этой выбитой двери, первый заперт, а второй задвинут. Две петли на стене, почти вырванные, висели, удерживаемые винтами.
Молодой репортер внимательно осмотрел петли и дверь и убедился в том, что открыть и закрыть замок снаружи было попросту невозможно. Он убедился также, что пока ключ находился в замке с внутренней стороны, нельзя было открыть дверь снаружи другим ключом.
— Это лучше, — пробормотал он, затем быстро сел на пол и снял ботинки. Оставшись в носках, он вошел в комнату и, наклонившись над опрокинутой мебелью, принялся чрезвычайно внимательно ее изучать. Мы смотрели на него молча, а дядюшка Жак насмешливо произнес:
— Вы уж чересчур затрудняете себя, мой мальчик.
— Вы были правы, дядюшка Жак, — Рультабиль поднял голову, — волосы вашей хозяйки в тот вечер не были спущены на лоб. И как только я, глупец, мог в это поверить!
Гибкий, как змея, он скользнул под кровать.
— Подумать только, — продолжал дядюшка Жак, — что убийца прятался под кроватью. Он уже был здесь, когда около десяти часов вечера я закрывал ставни и зажигал ночник, ведь ни профессор, ни его дочь, ни я не покидали лабораторию до момента преступления.
Под кроватью раздался голос Рультабиля:
— В котором часу ваши хозяева вернулись в лабораторию, чтобы больше уже не покидать ее?
— В шесть часов.
— Да, он забрался сюда, — продолжал голос Рультабиля, — это бесспорно, он мог прятаться только здесь. А когда вы все четверо вошли сюда — под кроватью смотрели?
— Тотчас же. Мы ее даже перевернули, перед тем как поставить на место.
— А между матрасами?
— На кровати находился только один матрас, на который мы и положили мадемуазель Матильду, и привратник с профессором немедленно перенесли этот матрас в лабораторию. На кровати оставалась только металлическая сетка, которая не могла никого скрыть. Наконец, подумайте, сударь, нас ведь было четверо, и ничто не могло ускользнуть от нас. Комната такая маленькая и почти без мебели.
— Быть может, он выбрался вместе с матрасом, — рискнул предположить я, — быть может, в матрасе? В замешательстве привратник и господин Станжерсон могли и не заметить, что выносят двойную тяжесть. И затем, если привратники были все-таки соучастниками… Я просто высказываю гипотезу. Но она многое объяснила бы, и в особенности отсутствие в лаборатории и в вестибюле тех следов, которые были обнаружены в комнате. Когда раненую переносили из павильона в замок, мгновенная остановка у окна могла помочь преступнику спастись.
