Артур Дойл - Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе
Слова миссис Берримор, шедшие из её открытого, чистого сердца, и тон ее взволнованного голоса, дрожащим эхом отзывавшегося в пустоте комнаты, не оставляли сомнений в ее искренности.
– Это правда, Берримор?
– Да, сэр Генри. Все, что сказала вам моя жена, абсолютная правда.
– Ну, обвинять вас в том, что вы помогаете своей жене, я не могу. Забудьте о том, что я сказал. Идите в свою комнату, оба, а утром мы поговорим, что нам делать дальше.
Супруги ушли, а мы, переглянувшись, стали снова глядеть в окно. Сэр Генри распахнул его, и в комнату, обдавая нас свежестью, ворвался утренний воздух. Где-то вдали, в предрассветной мгле, все еще светилась точка, сигнал, подаваемый Селдоном.
– И как он только не боится подавать оттуда знаки, – задумчиво произнес сэр Генри.
– Он, наверняка, с трех сторон закрыт, пламя его свечи видно только отсюда.
– Да, скорее всего. Как вы думаете, далеко от нас до него?
– Полагаю, он затаился у гранитных столбов. Сидит где-нибудь в расщелине.
– Значит, отсюда до него мили две.
– Где-то так.
– Расстояние не большое. Берримор потратит немного времени, чтобы дойти туда и обратно. Выходит, что этот грязный преступник сидит сейчас возле свечи и ждет еду. Нет, не дождется. Вы знаете, Уотсон, что я сейчас собираюсь сделать? Отправиться на болото и схватить этого гаденыша.
Признаюсь, в голове у меня мелькнула та же самая мысль. Меня нисколько не смущало, что в этом случае я обманывал доверие, оказано нам Берриморами. Да, собственно, о каком доверии идет речь?! Мы вырвали у них признание. Человек, скрывающийся на болотах, – опасный преступник, он представляет угрозу для общества. Не было в моем сердце жалости к нему. Схвати мы его – и этот поступок можно было бы расценить только как помощь, избавление местных жителей от постоянно гнетущего их страха. Он из тюрьмы вышел и туда же должен вернуться. Всей своей мерзкой жизнью, всеми своими ужасными поступками он доказал, что не способен находиться в нормальном обществе, он сам выбрал свою судьбу и должен заплатить за это. Посеяв горе, он обязан пожать наказание. А оставлять его на свободе – это значит, каждую ночь подвергать жизни Стэплтонов опасности. Да и не только Стэплтонов, но и многих других. Так, вероятно, думал и сэр Генри, предложивший мне свершить опасную ночную экспедицию.
– Я иду с вами, – сказал я.
– Тогда, одевайтесь и берите свой револьвер. Чем быстрее мы отправимся, тем лучше. Задуйте свечу, и пойдемте в комнату.
Не прошло и пяти минут, как мы уже выходили из дома. Мы начали погоню, сразу же торопливо зашагав через темный кустарник, сопровождаемые монотонным гудением осеннего ветра и шорохом падающей листвы. Ночной воздух наполнял запах сырости и гнили. Иногда, всего лишь на несколько мгновений между рваными краями плывущих по небу облаков проглядывала луна. Не успели мы подойти к болоту, как пошел мелкий, пронизывающий дождь. Впереди все так же продолжал мерцать свет, знак, подаваемый Селдоном.
– А вы не прихватили с собой оружие? – спросил я сэра Генри.
– Я взял с собой охотничий хлыст.
– Нам нужно поторопиться, чтобы напасть на него в темноте, неожиданно. Говорят, парень он отчаянный, и может оказать сопротивление.
– Послушайте, Уотсон, а что бы сказал о нашем поступке Шерлок Холмс? – спросил меня баронет. – Насколько я помню, он предупреждал меня не выходить на болото ночью, когда над всем властвуют силы зла.
Словно в ответ на слова сэра Генри угрюмый мрак болота прорезал странный звук. Он шел издалека, и был сначала едва различим, но, постепенно разрастаясь, становился все громче и ужасней. Я уже слышал его однажды, когда подходил к краю Гримпенской топи. Этот вой донесся к нам вместе с ветром, и, казалось, заполнил, собою весь ночной воздух. Дикий, надрывный, он начинался с ворчания, затем переходил в некое подобие стона и заканчивался душераздирающим воем, печальным, и вместе с тем угрожающим. Он прозвучал несколько раз, и в эти секунды нас охватывало ощущение, словно весь воздух дрожит от этого пронзительного и грозного крика. Баронет схватил меня за рукав. Я оглянулся и увидел, как страшно побледнело его лицо.
– Боже милостивый! Что это было, Уотсон?
– Не знаю. Говорят, такие звуки издает само болото. Мне доводись слышать его и раньше.
Вой затих, и давящая тишина снова обволокла нас. Напряженно прислушиваясь, мы продолжали стоять, ожидая продолжения, но ничего не последовало.
– Уотсон, – уверенно произнес баронет, – это выла собака.
Признаюсь, услышав надтреснутый, дрожащий от волнения голос сэра Генри, я остолбенел. Кровь застыла у меня в жилах. Я понял, что баронет не просто перепуган, он охвачен ужасом.
– Как они называют это звук? – спросил сэр Генри?
– Кто они? – переспросил я.
– Ну, местные жители.
– Они – люди невежественные. Не слушайте все то, что они говорят.
– И тем не менее, я прошу вас, Уотсон, скажите, как они называют это звук.
Я помолчал, хотя и понимал, что уйти от ответа мне не удастся.
– Они говорят, что так воет собака Баскервилей, – наконец произнес я.
Сэр Генри тяжело вздохнул, и некоторое время молча стоял, оглядывая болото.
– Кто бы это ни был, – решительно заговорил он, – ему не удастся остановить меня. Кстати, я думаю, что звук шел издалека. Примерно вон оттуда, – он показал рукой в темноту.
– Трудно определить, откуда он долетел.
– Он донесся с ветром. А ветер дует со стороны, как ее там, Гримпенской топи, что ли.
– Да, похоже.
– Так вот, туда-то мы сейчас и направимся. Вперед, Уотсон. Вы же, в конце концов, не мальчик, и понимаете, что это выла собака. Да и я тоже не ребенок. Кстати, вы говорите, что вам уже доводилось слышать это звук?
– Да, я слышал его, когда, гуляя по болоту, встретился со Стэплтоном. И он сказал мне, что это – не обязательно вой собаки. Точно также кричит и птица. Он называл ее, но я уже этого не помню.
– Никакая это не птица, а собака. Боже мой, неужели все эти россказни имеют под собой какую-то почву?
– Да нет же, конечно, – заверил я его.
– Одно дело, когда вы в Лондоне. Там можно посмеяться над чем угодно – над древним манускриптом и над собакой. Но другое дело здесь, на болоте, когда вы стоите и слышите вой. А смерть моего дяди? И отпечатки собачьих лап возле него все-таки были! Нет, Уотсон, все сходится. Я, конечно, не трус, но от этого воя кровь леденеет. Вот, потрогайте мою руку.
Я пощупал ее – она была холоднее мрамора.
– Завтра будет все в порядке, – заверил я сэра Генри.
– Не думаю, чтобы этот стон быстро выветрится из моей памяти. Так что, вы думаете, нам следует сейчас делать?
– Может быть, повернуть назад?
