Александр Трапезников - Мышеловка
Хлопнула входная дверь, и я бросился в прихожую. Намцевич бежал по двору к калитке, петляя как заяц. Я сошел с крыльца, обхватил рукоять меча обеими руками и поднял его над головой. Затем отклонился назад и, резко выпрямившись, пустил что есть силы клинок в спину властелина Полыньи. Острая сталь вошла Намцевичу между лопаток. Пролетев по инерции несколько метров, он уткнулся головой в калитку, раскинув руки. Я осторожно приблизился, глядя, как покачивается в спине Намцевича меч, вошедший в нее сантиметров на десять. В предсмертном движении Намцевич повернулся ко мне. Будто продолжая куда-то спешить, он прошептал, глядя мне прямо в глаза:
— Не надо… останавливаться… убей… и его… тоже…
После чего умолк навсегда. Я вытащил меч и возвратился в дом. К Милене. Мне хотелось побыть с ней наедине… И, когда я сидел возле нее, мне казалось, что она улыбается и говорит мне какие-то слова, смысл которых был от меня бесконечно далек. Должно быть, прошел час, прежде чем я очнулся. Вспомнив о Маше и Аленушке, я спустился в подвал, повернул рычаг и сдвинул с места цементную плиту.
— Выходите, — устало сказал я. — Все кончено.
Мы выбрались по лестнице в мою комнату, потом вышли во Двор. Аленушка с ужасом смотрела на лежавшие на земле трупы.
Наверное, впервые она видела смерть так близко. Кто-то подошел к калитке и окликнул меня. Я узнал старосту Горемыжного.
— Победа! — провозгласил он радостно. — Они захватили особняк. Охранники перебиты. Монк растерзан толпой. Вот только Намцевич скрылся…
— Вон он лежит, — кивнул я головой.
Горемыжный опасливо покосился на него.
— Ну… тогда все в порядке, — шепотом произнес он, все еще не веря, что всесильный властелин мертв. Потом добавил: — Народ собирается на площади… Все ликуют! Вы не хотите присоединиться? Кто-то должен что-то сказать… А Ермольник тяжело ранен.
— Нет, не хочу, — отозвался я. — Займитесь трупами.
— Обязательно, немедленно, — согласился Горемыжный. — Я уже отдал указание. Всех снесем в одно место. А позже похороним. Господи, трагедия-то какая!
«Вот именно, — подумал я, глядя, как он удаляется. — Спектакль почти закончен, только актеры, игравшие в нем, уже не поднимутся со сцены…»
— Маша, — произнес я. — Вам бы с Аленушкой тоже пойти на площадь… Все-таки немного развеетесь среди народа.
— Хорошо, — кивнула она. — А ты?
— За меня не волнуйся. Мне хочется побыть одному.
Я открыл калитку и вышел на улицу. А затем стал спускаться к болоту. Туда, где лежал Волшебный камень. Он необъяснимым образом притягивал меня к себе и на расстоянии жег лицо, а пока я шел, шатаясь и спотыкаясь, словно пьяный, какая-то горечь давила горло, и я хотел, но не мог заплакать.
Опустившись на его пористую поверхность, я закрыл глаза. Наверное, я ни о чем не думал. Просто сидел, и все. Во мне была пустота, и она должна была излиться наружу, вытечь, испариться, освободить меня от себя самого. Я раскачивался в такт какой-то музыке, звучавшей в ушах, я погружался в мир, где оживали мои друзья и близкие, враги и преследователи. Мы снова были все вместе, но уже не продолжали борьбу, а просили друг у друга прощения за все содеянное. Любовь и смерть соединила всех…
Но вот я снова остался один. Я чувствовал, что кто-то спускается ко мне, приближается к Волшебному камню. Остановился за спиной. Вглядывается в мой неподвижный затылок. Я знал, что борьба еще не окончена. Остался последний поединок. И я понял, кто торопит меня. Повернувшись к Валерии, я глухо спросил:
— Он ждет?
— Да. Он в твоем доме… В вашем доме, — поправилась она.
— Почему ты раньше не сказала мне, что он жив?
— Я не могла. Ты бы не поверил. И я подумала, что потом ты догадаешься сам.
— Так оно и вышло. Ты хочешь, чтобы я убил его?..
— Иначе тебя убьет он. И тогда все повторится снова. И уже никто не сможет его остановить. Ты должен идти.
— Да. Я готов.
— Тебе горько?
— Конечно. Но что бы ни случилось — жизнь не прожита напрасно. Я хотя бы попытался исправить ее. Но слишком высока цена, которую мы все заплатили.
— Я желаю тебе удачи, — мягко произнесла Валерия. — Ты обязан победить.
Мы покинули Волшебный камень, поднялись к моему дому, и здесь, возле калитки, она оставила меня, а я пошел дальше. Пройдя прихожую, я вошел в зал и увидел его, сидящего спиной ко мне. На столе лежали два меча, словно приготовленные для сражения. Потом он повернулся ко мне — мой двойник, мой дед.
— Ты неплохо выглядишь для своих лет, — усмехнулся я.
— Нужно уметь пользоваться старинными рецептами, — отозвался он. — Поверь, что я еще дам тебе сто очков вперед… Ну, здравствуй, Вадим!
— Надеюсь, целоваться не будем?
— Отчего же? Можно и облобызаться по-родственному. Ведь ты мой внук, моя кровь.
— Думаю, что на мне твоя дурная кровь и закончится. Скажи, почему ты не убил меня раньше? Ведь для этого у тебя были все возможности. Что стоило заколоть меня ночью, сонного?
— Разве так поступают? — возразил он. — Мой род тянется от древних египетских жрецов, но и они себе не позволяли такое. Тем более со своими внуками. Откровенно говоря, я вообще надеялся, что мы поймем друг друга. Тогда я смог бы научить тебя… многому. И ты станешь продолжателем моего дела. Ведь я не вечен, хотя и способен еще некоторое время омолаживать свой организм. Но достичь бессмертия, о котором толковал тебе Намцевич, невозможно. Он увлекся этой идеей, которую я ему подбросил, и… сошел с ума.
— И ты искусно манипулировал им. Ты стоял за его спиной все это время, да? И все, что случилось в Полынье, проистекало от тебя. Но почему? Ты же был совсем другим, когда я тебя знал. Тебя любили люди, ты помогал им. Что с тобой стряслось, дед? — Я всматривался в его лицо, покрытое еле видимой сетью морщин, в его горящие каким-то адским огнем глаза. Волосы у него также были кое-где побелены сединой, как и у меня, и я подумал, что мы сейчас действительно очень похожи друг на друга. Только он стал моложе, а я преждевременно постарел. А на пальце у него я увидел перстень. Тот самый. Значит, понял я, это он сам разрыл могилу и снял его с убитого бродяги.
— Видишь ли, в чем дело, — задумчиво произнес он. — Я не думал, что такое может случиться. Что вместе с обновлением организма произойдут и какие-то мутационные изменения в психике. Но природу нельзя обмануть. Ни ее, ни того, кто нас создал. Нельзя купить желаемое, не заплатив чем-то. Когда я это осознал, было уже поздно. Потом я сошелся с Намцевичем, потому что мне нужна была Валерия.
— Которую он тебе продал.
— Да, за рецепты. Но он все равно не смог бы в них разобраться без меня. Так что я ничем не рисковал. А где она, кстати?
