Джорджет Хейер - Найден мертвым. Тупое орудие
— Вот и зря не написали, — отозвался Норт. — Это было полезнее, чем требовать расписки у дяди. Не сомневаюсь, вы хотели, как лучше, но…
— Вы плохо меня знаете! — перебил Невилл. — Сам я как лучше не хотел. Меня силой заставили, и посмотрите, что вышло! Считаюсь добрым самаритянином, что само по себе чревато ужасными последствиями, хотя и наименьшее из грозящих мне зол.
— Очень жаль! — вздохнула Хелен. — Расписки мы не вернули и наломали дров, но обратилась я к тебе не напрасно. Если бы не ты, мы с Джоном могли не помириться.
Невилл закрыл глаза, и его лицо исказила выразительная гримаса.
— Какая мысль! Какие слова! Не зря я живу на свете! Мне как, умереть от счастья?
— Слушай, — вмешалась Салли, — тебе нужно не о содеянном жалеть, а думать, что делать дальше. Ты один из основных подозреваемых. С другой стороны, у полиции недостаточно улик, чтобы запросить ордер на твой арест. Вопрос в том, сумеет ли Ханнасайд собрать недостающие улики.
Невилл открыл глаза и посмотрел на Салли с непритворным ужасом.
— Боже, эта молодая особа считает меня убийцей!
— Неправда! Я еще не определилась окончательно, — без обиняков заявила Салли. — Если Эрни убил ты, то наверняка по веской причине. Я на твоей стороне.
— Неужели? — с благоговением спросил Невилл. — А как насчет второй моей жертвы?
— Я считаю, что вторая жертва — называть ее твоей рановато — слишком много знала о первом убийстве. Ее пришлось устранить. Жаль, конечно, но, боюсь, это неизбежное следствие первого убийства.
Невилл набрал в грудь побольше воздуха.
— Вот тебе и слабый пол! Как вспомню чушь, которую веками писали о женщинах, дурно становится. Неумолимая, дикая жестокость! Губительная для общества невосприимчивость к абстрактным понятиям добра и зла. Тошнотворно пугающая поглощенность страстями человеческими.
— Пожалуй, все так и есть, — невозмутимо ответила Салли. — В критический момент мы пренебрегаем условностями. Абстрактные понятия для нас пустой звук. Мы практичней вас и, да, согласна, безжалостней. Не думай, убийства я не одобряю. Если бы прочла об этих двух в газетах, ужаснулась бы. Но когда знаешь предполагаемого убийцу, совсем другое дело. Разве не подло было бы с моей стороны отвернуться от тебя, потому что ты убил человека, которого я ненавидела, и человека, которого я совсем не знала?
— Салли, боюсь, ты доказываешь правоту Невилла, — улыбнулся Джон. — Ваша дружба не должна влиять на твое здравомыслие.
— Ерунда полнейшая! — заявила Салли. — С таким же успехом ты мог рассчитывать, что Хелен возненавидит тебя, посчитав убийцей.
— Да уж, мог, — согласился Норт. С каждым словом разговор все больше его забавлял.
— Впрочем, мы отвлеклись, — сказала Салли. — Невилл, я хочу понять, может ли полиция разыскать компрометирующие тебя улики.
— Таких улик нет! Ну сколько повторять: я с убийством не связан!
— Тогда кто связан? — осведомилась Салли. — Кто его совершил?
— А, таинственный дядин посетитель, — легкомысленно предположил Невилл.
— Какой же у него мотив?
— Такой же, как у Джона, — страсть.
— Неужели дело снова в долговых расписках?
— Нет! В ревности. В мести.
— А это мысль! — Салли насупилась. — Знаешь таких, с кем твой дядя дурно обошелся?
— Конечно, не знаю, милая дурашка, иначе давно бы все выложил. В жизни Эрни было немало хорошеньких женщин.
— По-твоему, неизвестный мужчина мог убить его из-за женщины? Звучит правдоподобно, только когда он успел?
— Понятия не имею, меня там не было. Сама подумай.
— Главное, додумается ли суперинтендант, — отозвалась Салли.
— А для меня главнее даже то, придумает ли он, как я мог совершить два убийства, — пробормотал Невилл.
Эти два вопроса и занимали Ханнасайда в тот самый момент. Он кратко, но выразительно объяснил констеблю Глассу перспективы тех, кто осуждает старших по званию, и отправился с ним обратно в участок.
— «Господь сказал Моисею: скажи сынам Израилевым: вы народ жестоковыйный; если я пойду среди вас, то в одну минуту истреблю вас»[71], — сурово объявил констебль.
— Вполне вероятно, только вы не Моисей, а те люди не сыны Израилевы.
— Гордым да надменным должно склонить шею свою, ибо пред Богом они грешны.
— Опять-таки вполне вероятно, однако вас совершенно не касается, — парировал Ханнасайд. — Побольше думайте о расследовании, поменьше о чужих недостатках, и я буду вам весьма признателен.
— О расследовании я думаю беспрестанно, — вздохнул Гласс. — «Все — суета и томление духа»[72].
— Вот с этим соглашусь, — едко ответил Ханнасайд. — Супруги Норты исключаются, значит, главный подозреваемый теперь — Невилл Флетчер. Только… Почему-то мне это не нравится.
— Он невиновен, — уверенно проговорил Гласс.
— Неужели? Как вы пришли к такому выводу?
— Он не избрал дорогу света, черны уста его, «разврат его возмущает город»[73], однако насилие этому человеку чуждо.
— Мне тоже так показалось, но я столько раз ошибался в людях, что интуиции своей не верю. Флетчера и Карпентера убил один человек. Возможно, это молодой Флетчер, но я отдам год пенсии, чтобы узнать, куда он дел орудие преступления!
— Откуда убеждение, что орудие то же самое? — спросил, как всегда, дотошный Гласс.
— Из отчетов патологоанатома по обоим убийствам.
— А что человек, которого я видел? Это не Невилл Флетчер.
— Карпентер, судя по всему.
Гласс нахмурился:
— Тогда кого видела миссис Норт?
— Тоже Карпентера. Если нет, я не знаю.
— Значит, Карпентера выпроводили из Грейстоунс, но он возвратился. С какой целью?
— Боюсь, на этот вопрос мог ответить только Чарли.
— В нашем деле все меньше ясности. Зачем Карпентеру возвращаться, если он не замыслил зло против Флетчера? Но сам он погиб, значит, было не так. Думаю, у Флетчера было много врагов.
— Эту теорию не подтверждает ни один известный нам факт. Вероятным убийцей казался Норт; кроме него и Бадда, в деле нет никого, кто похож на вчерашнего джентльмена в смокинге. Прошлое Флетчера мы тоже на совесть проверили. Мерзкий тип, сержант так с самого начала говорил.
В глазах констебля загорелся огонек.
— «Нечестивые, они как прах, возметаемый ветром»[74], — выдал он.
— Довольно! — холодно осадил его Ханнасайд, показывая, что разговор окончен.
Узнав, что Норт невиновен, сержант Хемингуэй с грустью вспомнил об отставке.
