Адива Гефен - Алмазная пыль
Газета подозрительно смотрел на нас и повторял, что труп принадлежит ему, и он намерен выдать его французскому подполью. Плечи дедушки поникли. Он прислонился к стене. Он сдался. Я беспокоилась за него — он был печален и подавлен и тяжело дышал. Но у меня не было выбора. Я не занимаюсь трупами — это не в моей компетенции.
Позвонила в полицию. Мне сразу ответил дежурный по округу Яркон[13]. Я сказала, что хочу сообщить о неопознанном трупе. Он замолчал. Я повторила еще раз:
— Я хочу сообщить о трупе, который был обнаружен около часа назад во дворе мастерской по производству порошка и сырья для шлифовки алмазов, на территории между Тель-Авивом и Герцлией. На продолжении улицы Колокола Востока.
В воздухе повеяло чем-то торжественным. «Маленькая Габи» в центре большой драмы делает именно то, что нужно. Я вытащу дедушку из болота! Очищу его от любой грязи! Но дежурный не спешил мне на помощь.
— Простите?..
— Чего «простите»? Мы нашли труп!
— Где? — Может, он надеялся, что труп найден где-то там, в степях Индонезии, и он сможет спокойно продолжать дремать …
— В районе границы между Тель-Авивом и Герцлией, — уточнила я. — Поэтому я звоню вам, в округ Яркон. Я выбрала вас, потому что у вас, несомненно, больше опыта. Ну, сколько там трупов находят в Герцлии?..
Парень на другом конце линии, похоже, чуть не потерял сознание.
— Труп? — простонал он.
— Труп, — повторила я. — Труп женщины. Ее нашел мой дедушка с другом.
Дежурный прокашлялся и переспросил:
— Вы сказали — дедушка с другом?
— Да. Я сейчас у них во дворе. Когда вы за ней приедете?
— Чей это труп?
— Не знаю, я же сказала.
— Так что он делает в вашем дворе?
— Это вам самим придется узнать.
— В каком она состоянии?
Хватит. Есть предел любой глупости.
— Уже почти пять часов утра, — рассердилась я. — Я не собираюсь тратить время на объяснения, которых у меня нет. Если вы не едете, мы все идем спать, и завтра вы будете задавать другие вопросы! Себе…
Дедушка заметил мою агрессивность и улыбнулся. Мой деда! Я положила руку ему на плечо. Всё будет хорошо, не волнуйся. Я здесь. И, в конце концов, это же наша полиция! Наша славная еврейская полиция!
— Ждите там, мы приедем в течение получаса, — сказал ошарашенный дежурный. — И ничего не трогать, поняли?! Ничего! Любая мелочь может помешать следствию. Отойдите оттуда немедленно!
Светало. Еще немного, и мир за стенами нашего мира проснется. Огромный ястреб сидел у меня на груди, сдавливая легкие. Затруднял дыхание. Даже загорелое тело Арика стало всего лишь размытым воспоминанием. Встанет, увидит, что меня нет, соберет одежду и уйдет. Ну и пусть! Еще один уйдет… Завтра найдем замену. Незаменимых нет…
Ничто больше не казалось мне важным или обидным.
За окном виднелись кусты розмарина, раскачиваемые прохладным утренним ветром. Меня вдруг пробрала дрожь. Могу поклясться, что кто-то смотрел на меня со двора.
4
…Из утренней дымки вынырнула полицейская машина и с внушительным скрежетом затормозила у времянки, продолжая рассыпать вокруг синие искры мигалки. Из машины высыпали трое полицейских. Движения их были слажены как у автоматов, руки двигались в едином ритме, ноги энергично рассекали прохладный воздух. Доблестные представители закона! Один из них, сержант, приблизился к домику и остановился у двери, размеренно и сосредоточенно жуя жвачку. Двое других заинтересованно прочесывали двор. Они двигались, держа правую руку на кобуре пистолета в полной готовности к действию, как будто за каждой бочкой прятался преступник-карлик, а в каждом ящике — жуткий серийный убийца.
Я вышла во двор и приветливо помахала, демонстрируя им свое расположение ни в чем не повинного человека. Всё еще привязанный за домом Мориц беспомощно залаял.
Тот из двоих, что пониже ростом, был похож на петучини перед варкой — бледный и жесткий. Второй полицейский вышагивал по двору, по-гусиному переваливаясь. Выразительный животик раскачивался в такт его тяжелым шагам. Петучини подошел ко мне. Он смерил меня долгим взглядом, как подозреваемую, и застыл в ожидании. Я поняла — он ждет, чтобы я заговорила, и собирается сказать, что каждое мое слово может быть использовано против меня. Но я была готова к такой сцене! Я почувствовала себя актрисой, выбранной известным режиссером на главную роль в фильме. Только сценарий у полицейского был другой…
— Кто здесь Габи?
— Я.
— Понятно. — Он громко и продолжительно причмокнул. — Это вы звонили в полицию?
— Я.
Гусь враскачку приблизился к нам. Он обратился ко мне холодным и жестким тоном:
— Госпожа проживает здесь?
— Нет. Я здесь в гостях.
— Понятно. Гостья, которая вдруг обнаружила труп? — Он раскачивался вперед-назад с важностью кантора. Бородавка на его щеке покраснела. Вот оно как! При наличии трупа все под подозрением. Все до единого!
— Нет, вы не поняли. Я его внучка. Внучка моего дедушки. Это он здесь живет.
— Я понял. Вну-чка. Дедушка живет здесь, — просиял Петучини, а Гусь энергично застрочил в блокноте, как будто я сообщила им формулу разложения белка.
— Гнилое местечко выбрали для дедушки. — Петучини ткнул Гуся локтем в бок. Они обвели взглядом двор, и я догадалась, что они видят в нем рай для самых изощренных убийц.
— Может, расскажете нам об этом месте? — спросил Гусь.
— Вы не хотите увидеть женщину, которую мы нашли?
Петучини опять причмокнул — на сей раз дольше и красивее прежнего:
— Скажите, вы сами видели труп? Потому что очень часто старики выдумывают всякие истории. Знаете, сколько раз мы слышали такие рассказы, а потом оказывалось, что всё это пустая болтовня путаников, которым не хватает экшена!
— Я видела ее!
— Расскажите нам еще раз, что вы здесь делаете в такое время.
— Макс Райхенштейн — мой дедушка — позвонил и попросил приехать, чтобы помочь ему справиться с этим делом.
— Справиться с этим делом. Понятно. Что вы делали перед тем, как он позвонил?
— Это важно?!
— Позвольте мне решать, что важно. Итак?
— Какая вам разница?
— Когда речь идет об убийстве всё важно.
— Я трахалась. Что дальше?
Бородавка на щеке у Гуся сделалась фиолетовой. Он уставился на меня так, будто я только что взяла на себя ответственность за кишиневские погромы. Подумаешь! Просили ответ — получили ответ.
Петучини пришел в себя и снова стал сыпать вопросами.
— Мы вас поняли. А где дедушка?
— Там, рядом с трупом. Пожалуйста, будьте с ним помягче. Он старый. Ему нельзя волноваться.
