Ефим Друц - Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.
Этот песенник с жидким отвислым брюшком в тот вечер организовал нечто, что в Библии, или еще где, называется «свальный грех».
Играли в «ромашку», меняя партнеров. Много после Вика такое же наблюдала на пленке у Графа — в подпольном фильме «Эмманюэль». Короче, Вику использовали трое козлов, причем она так возбудилась, что ей не хватило бы и дюжины. Коньяк обессилил тех мужиков, а она шла вразнос, как уголовница-нимфоманка, три года не получавшая кайфа.
Как-то после того одна из новых подруг повела ее в «Метрополь» под охраной какого-то Глеба, и этот Глеб сосватал ее клиенту за баксы.
В пасмурный, хмурый осенний вечер за столиком второразрядного ресторана «Памир» она познакомилась с цыганом. Она почему-то была одна и привычно не удивилась, когда возле затормозил коренастый и, видимо, сильный парень в остроносых туфлях с металлической отделкой. Его волосы спадали на плечи, глаза смеялись.
— Скучаешь? — спросил он с ходу.
— Скучаю, — оценив его в долю секунды, сказала Вика, — присядь, поскучаем вместе.
Парень вроде слегка опешил, замялся, но сел. Вика мигнула официанту, и тот подлетел, играя локтями.
— Шампанского и коньячку, — скомандовал лох, демонстрируя широту.
— Чем будете закусывать?
— Это как скажет дама…
Вика отмахнулась:
— Сами соображайте.
Парень был явно цыган.
— В городе живешь? — спросила Вика.
— Это вы в городе, а мы всегда живем в таборе.
— Ты у меня первый знакомый цыган, — улыбнулась Вика. — Это даже интересно. Это надо отметить, если столкуемся. Цыган! Надо же…
— А цыгане — не люди?
— Только у меня высокий тариф. Я работаю, милый мой, не за так.
— А поговорить за так с тобой можно? У меня вот сейчас настроение — с бабой поговорить…
— Поговори, золотой, — засмеялась Вика.
Официант принес бутылку шампанского и в графинчике жидкость коричневого цвета. В этом заведении ее подавали клиентам с улицы как коньяк.
— Меня Раджо зовут, — сказал цыган.
— Красивое имя. Индийское?
— Вроде того. Мы вышли из Индии… Ладно, выпьем за встречу, за разговор!
— Меня зовут Вика. За встречу не пью, а за разговор — пожалуй.
— Дело такое, — сказал вдруг Раджо, — что по цыганским законам мне, мужику, с тобой не положено знаться. Но ты с виду не бикса.
— Заблудшая я, — смирно, привычно ответила Вика. — Запуталась я, золотой, и сама не знаю, чего хочу.
— И со мной такое бывает, — с горечью произнес Раджо. — Это как в лесу: вроде бы все знакомо, идешь и идешь, а потом дурман нападет, и плутаешь. У нас говорят в таких случаях: лесовой хозяин водит. Невзлюбит — и водит.
— Лесовой хозяин? Леший, что ли?
— Вроде того. Добрым-то он помогает.
— И меня кто-то по жизни водит, — сказала Вика.
Загремела дурная музыка, оркестр старался вовсю.
— А ты чем занимаешься? — спросила Вика.
— Я — чер!
— Что это? Не понимаю.
— Вор я, цыганский вор!..
Вика удивилась. Но стало еще интереснее. Таких она не встречала.
— Налей-ка мне, Раджо, еще шампанского. Везет мне на чудаков. Вот и с вором познакомилась.
— А что вор? Все — судьба. Она и ведет по дороге. Так, значит, записано на небесах. Я, например, и не думал воровать. Жил в таборе, коней менял, кочевал, а что в Москву попаду, и не мыслил.
— Раджо, — раздался вдруг голос подошедшего Графа, — красивую девчонку ты подцепил. — Граф по-свойски подмигнул Вике, где-то они уже встречались, но он не хотел обнаруживать знакомство.
— Присаживайся, морэ, выпей с нами, — сказал Раджо.
— Спасибо, морэ, — ответил Граф. — Хочу сказать тебе кое-что.
— Говори, она нам не помешает, что ей до наших дел?
Вика не поняла, о чем они толковали. Разговор шел обиняками. Поминали какого-то музыканта с гитарой… Граф посидел, пригубил шампанского, на коньяк посмотрел брезгливо, зная ему цену. Ушел наконец…
— Пошли отсюда и мы, Раджо, — сказала Вика. — Не хочу быть здесь…
Ночь облегла окна. Вика и Раджо вновь и вновь ощущали друг друга. От Раджо пахло табаком. Но этот запах, смешанный с запахом пота Раджо, был почему-то приятен Вике. У него было горячее крепкое тело. Она трогала пальцами его мышцы. Живот его был плоским, упругим. Раджо был первозданен, природен. Вика давно не теряла себя так, как с ним. Вбирая его могучую плоть, она все никак не могла насытиться его силой. Они любили друг друга со страстью молодоженов.
Но настал момент, и Вика вдруг отключилась.
Проснулась она в постели одна — Раджо исчез, как сладкий недолгий сон. В окна глядело утро. Хотелось есть и выпить чаю с лимоном.
Глава 4
Крис
Умолкла в доме электропила, донимавшая Кнута, с улицы не было слышно машин и людских голосов. Молчал телефон. Кнут не привык к тишине. Иногда он молил о ней Дэвлу, вспоминая одного старого цыгана, проведшего жизнь в кочевьях. «Тишины бы мне, морэ, тишины…» — просил тот. Тогда Кнут был слишком молод, чтобы понять старика, а позже и он беззвучно орал: «Тише!» Но вот пришла тишина, а ему беспокойно и хочется шума жизни. А то город как будет вымер. И отчего-то становится жутко. Это проделки богини Сары Кали… Она хитра и коварна чисто по-женски. Выждав, она наносит удар.
Кнут забылся коротким сном. Его разбудила Анжела. Собственно, не будила, а вошла, стала у изголовья, и он очнулся, ощутив ее присутствие. Так бывало всегда.
— Что нужно? — спросил Кнут.
— Мешаю?
— Я думал, ты уехала.
— Уехала бы, — сказала она, — да ты здесь один. Не боишься?
— Мне одному неплохо. Привык я. Музыке нужно, чтоб было тихо.
— Музыка! Твоя музыка! Сколько ты заработал, морэ? Ловэ тебя не волнуют, а я не могу жить музыкой. Ты вроде в мире чужой. Да все мы, рома, живем как чужие.
— Помолчи, Анжела, — сказал Кнут.
Но та продолжала:
— Цыгане всегда воровали, чтобы выжить. А ты не воруешь ли жизнь у меня?
— Почему же не уходишь? — спросил Кнут. — Это не табор, здесь наш закон не действует, в таборе бы с тобой рассчитались.
Анжела невесело засмеялась:
— Того мира давно уже нет — ни цыганской свободы, ни старых запретов… Вижу бродяг на улицах, грязных, полуголодных детей; они воруют и побираются в городах. Любишь нашу музыку — уходи в кочевье, живи, как они.
Кнут встал, негромко сказал:
— Не понимаешь меня, Анжела, прощай…
Она кинулась ему на шею. Забормотала, обнимая, целуя, плача:
— Оставь все это. Не могу без тебя. Уедем за границу. Ты такой музыкант, что всем будешь нужен.
— Э, Анжела, надо еще кое с чем разобраться.
