Станислас-Андре Стееман - Убитый манекен
Точно ли? Вдруг статуя ожила, Лаура чуточку нагнулась, взяла из корзинки с шитьем ножницы и протянула Малезу.
— Ножницы… — проговорила она. — Так будет быстрее…
Быстрее… В одно мгновение серая бумага прорвана, тесемки перерезаны.
Избавленный от сшитого г-ном Деваном костюма, манекен предстал в своей жалкой наготе. Его изувеченное лицо было искажено ужасной улыбкой, улыбкой, не знающей страдания, чудесной полуулыбкой, которой незнакомо…
И Малез, хлопотавший вокруг, стал похож на иллюзиониста:
— Разве не скажешь, что это лицо — верная копия живого человеческого лица? Посмотрите на глаза… Даже при их нынешнем состоянии трудно усомниться в том, что мастер пытался передать их индивидуальное, сиюминутное выражение… Посмотрите на эти светлые усики, на нос с горбинкой, на курчавые волосы… Они заставляют думать не о типе, а об отдельной личности, конкретном человеке…
Почти незаметная пауза:
— Меня заверили, что этот манекен принадлежал вам.
Без колебаний Лаура Шарон согласилась:
— Вас не обманули.
Похоже, она побледнела. Ее рука лежала на краю стола. Может быть, она о него опиралась?
Что до Ирэн, то она опустила голову. Задумчивость? Безразличие? Подавленность?
— Это лицо ничего вам не напоминает? Никого? — тяжеловесно настаивал Малез. — Несмотря на причиненные увечья, которые нарушили его цельность, мне кажется относительно нетрудным восстановить в уме… Не узнаете ли вы в нем родственника, друга, любимого… или ненавистного человека? Не напоминает ли он вам кого-нибудь… кого-нибудь из близких?
Словно после напряженного усилия, Малез глубоко вздохнул. Его тяжелый, вопрошающий взгляд переходил от Лауры к Ирэн, от Ирэн к Лауре. Кто из двоих ему ответит?
Это Ирэн.
— Да, — внешне спокойно сказала она. — Он был вылеплен по образу моего брата Жильбера. Завтра исполняется год, как он умер.
9. Трагический эффект
При этих словах комиссар впервые с момента находки манекена на железнодорожном полотне почувствовал, что наконец-то дождался своего самого прекрасного приключения, своего самого удивительного дела, своего «самого значительного преступления в мире». Ему пришлось взять себя в руки, чтобы не обнаружить своего ликования.
Обращаясь к Ирэн, он сказал:
— Извините меня, мадемуазель, что я вызываю в вашей памяти мучительные воспоминания… Не скажете ли вы мне, как случилось, что у этого манекена лицо брата, которого вы потеряли?
Снова вмешалась Лаура:
— Может, лучше, если я отвечу вместо кузины? Жильбер и я должны были пожениться в момент, когда…
Она не закончила фразы.
— Пусть так! — сказал Малез. — Слушаю вас.
— Избрать Жильбера моделью мне предложил однажды отец, умерший два года назад. Он был талантливым скульптором, всегда искал новые технические приемы и любил работать с воском. А мой брат Эмиль как-то раз, собираясь нас разыграть, купил на публичной распродаже манекен без головы. Когда голова была наконец готова, мы прикрепили ее к манекену, и с той поры второй Жильбер постоянно участвовал в наших играх…
— В ваших играх? — переспросил невольно взволнованный Малез.
В этой обстановке, в этих устах слово прозвучало фальшиво.
— Да. Ирэн, мой двоюродный брат Арман, Жильбер, мой брат Эмиль, сын нашей старой няни Леопольд, я сама долго оставались детьми… Зрелость пришла к нам внезапно, словно болезнь…
Лаура перестала вглядываться в некую точку на стене, а посмотрела на комиссара:
— После смерти жениха я отнесла на чердак манекен и восковую голову, вид которых для меня стал непереносим. Через шесть месяцев старая Ирма, занявшись уж не знаю какой уборкой, снова спустила голову вниз и положила в моей комнате. Мне она казалась более похожей, более живой, чем любой портрет, и какое-то время я сохраняла ее у себя. Но уж слишком много тяжелых воспоминаний пробуждала она у меня: утрату отца, смерть Жильбера, за которой последовала кончина тетушки, другие мучительные минуты. И я вернула ее на чердак…
— Вы установили ее на манекен?
— Нет. А в чем дело?
— Сейчас узнаете. Оба предмета находились в одном углу чердака?
— Да, вроде бы.
— У двери справа?
Лаура припоминала:
— Напротив. В глубине слева.
Комиссар повернулся к Ирэн:
— И вы их видели именно там в последний раз?
Щеки девушки слегка порозовели:
— Мне кажется… Да…
Малез собирался задать еще один вопрос. Лаура его опередила:
— Может быть, вы теперь согласитесь нам сказать, как у вас оказались эти… вещи и почему они в таком ужасном состоянии?
— Сам этого не знаю. Одно могу вам сообщить: похищенный этой ночью из витрины торговца-портного г-на Девана, манекен был найден сегодня утром положенным поперек железнодорожного полотна с ножом в груди. Если бы обходчик своевременно там не оказался, его, несомненно, переехал бы отправляющийся в восемь сорок пять поезд…
Девушки с сомнением посмотрели друг на друга.
— Но… — заговорила Ирэн.
Малез ее прервал:
— Не продали ли вы две недели назад старьевщику Жакобу разные вещи, сваленные у вас на чердаке?
— Да.
— Так вот, если верить г-ну Эберстейну, среди них находился и манекен, позже перепроданный им г-ну Девану.
Комиссар постарался передать своим собеседницам содержание заявлений старьевщика.
— Сомневаюсь, — закончил он, — что старик Жакоб действительно намеревался в конце концов прибегнуть к вашему посредничеству. Мне кажется, что его честность слишком зависит от его корысти. К тому же он, скорее всего, обратил внимание на манекен и голову, когда завертывал свои приобретения на чердаке, а не так, как он утверждает сейчас, по возвращении в лавку. Болевая точка, впрочем, не эта…
Лаура с ним согласилась.
— Надо бы выяснить, — заметила она своим ровным голосом, — в каком месте на чердаке — слева, в глубине, или справа от двери находился «Жильбер». В первом случае г-н Эберстейн был бы виновен в краже, во втором его можно было бы упрекнуть лишь в корыстной торопливости.
Про себя Малез изумился ясности рассуждения:
— На мой взгляд, если бы наш человек забрал голову и манекен в глубине чердака, ничто не заставило бы его пойти на откровенность. Кроме того, я предполагаю, что на чердаке находится много предметов, которые ему больше бы подошли, да и сбыть их можно было бы с меньшим риском и с большей выгодой. Пока мне не докажут противоположного, я склонен верить в его искренность…
— И, следовательно, сомневаться в моей, когда я утверждаю, что голова и манекен находились в глубине чердака, иначе говоря, очень далеко от вещей, проданных Ирэн?
