Жорж Сименон - Четыре дня бедного человека
А еще у него были вечера: Боб спит, он сидит, облокотясь на подоконник, за спиной темная, безмолвная квартира, и он смотрит на освещенные окна. Виден кусочек неба, звезды, иногда луна между крышами. Хотел Франсуа того или нет, но он был частью всего этого, даже если все это было к нему враждебно. Но сегодня в мире исчезли вкус, запахи, отблески, а сам он бессмысленно барахтается в пустоте, совсем как тогда на ярмарке, когда он крутил педали намертво закрепленного велосипеда, крутил лишь для того, чтобы вертелась стрелка счетчика.
Франсуа чувствовал себя таким утомленным, что решил, придя из больницы, лечь спать. Но это будет возможно только в том случае, если Жермена не умерла: если она умерла, обязательно возникнут всякие осложнения, а у него нет ни сил, ни решимости преодолевать их.
«Господи, сделай, чтобы она была жива! Если уж так нужно, пусть она умрет ночью, или завтра, или через несколько дней. Позволь мне выспаться!»
«Боб, я страшно устал. Нет, нет, я не болен, просто очень устал. Не беспокойся и, пожалуйста, не шуми», — скажет он сыну и завалится в постель на целые сутки, а потом все встанет на место.
Только бы не пришел брат и не разбудил. Стоило бы предупредить Рауля, придумать какое-нибудь извинение.
Можно будет купить маленькую бутылочку спиртного.
Но тогда он останется совсем без гроша.
А вообще-то сейчас самый подходящий момент принять твердое решение больше не пить, хотя бы для того, чтобы доказать Раулю, что тот ошибается, что для Франсуа это вовсе не пагубная привычка и он способен бросить. Эх, была бы у него сейчас тысяча франков! Уже несколько месяцев он живет в надежде получить разом тысячу франков, но каждые день-два опять вставала проблема денег, и на добывание их он расходовал всю свою энергию.
Входя в больницу, Франсуа взмолился изо всех сил:
«Только не сегодня!» Пусть Жермена будет жива, пусть умрет не сегодня. Это было похоже на заклинание, и, произнося его, Франсуа большим пальцем мелко перекрестил грудь.
В справочном окошке была не рыжая девица, которую Франсуа терпеть не мог, а женщина средних лет, видимо новенькая. На стульях в ожидании сидели люди, каких нигде, кроме как в больнице, не увидишь, однако на каких-то задворках жизни они все-таки существуют…
— Сегодня утром оперировали мою жену. Моя фамилия Лекуэн. Она в пятнадцатой палате.
— Алло!.. Да… Лекуэн Жермена, пятнадцатая палата. — Женщина говорила тихо, прикрывая трубку рукой. — Ясно… Да… — Положив трубку на рычаг и безмятежно глядя на Франсуа, она сообщила:
— Ваша жена скончалась через час после операции.
В течение примерно часа Франсуа чувствовал себя, как щепка в море. Он ничего не соображал, его гоняли то туда, то сюда, велели посидеть на стуле у одной двери, потом на диванчике у другой. Он подписывал какие-то бумаги, слушал, пытался запомнить все, что ему говорят, сам пытался что-то объяснить, однако не испытывал уверенности, понимают ли его.
— Не знаю, мсье. Завтра у меня обязательно будут деньги, и я смогу принять решение. Я оказался в трудной ситуации. Завтра обязательно…
Надо же платить за похороны Жермены. Ему порекомендовали обратиться в похоронное бюро, его служащие доставят тело на улицу Деламбра, установят в квартире гроб на катафалке. Но разве это возможно? Все изумлялись, видя его колебания. А как же им с Бобом жить, если в квартире будет покойница?
Гроб можно поставить только в столовой. Где они тогда с Бобом будут есть? А тут еще Франсуа вспомнил, что в день похорон полагается входную дверь дома затягивать черной драпировкой с вышитыми серебром инициалами.
— Да, мсье. Сейчас же иду туда.
Он направился в мэрию и ни разу нигде не остановился выпить. Шел по улице и говорил сам себе: «Если бы она подождала до завтра…» Он бы тогда мог отдохнуть и собраться с силами. Это нарочно подстроено, чтобы сбить его с ног. Все делают вид, будто не понимают его.
Осточертели они ему с их претензиями.
— Метрика у вас есть?
— Наверно, дома в папке с документами.
— Найдите и принесите ее.
Франсуа шел и представлял, как сообщит Бобу: «Бедный Боб, твоя мамочка…» Но, придя домой и увидев, что сын рассматривает фотографии в альбоме, Франсуа забыл подготовленную речь. Вернее, пробормотал себе под нос:
— Куда я сунул эту папку с документами?
— Пап, мама умерла? — спросил Боб и замер, даже не перевернув страницу альбома.
— Да, мой мальчик, — рассеянно бросил Франсуа. — Мне нужно отнести в мэрию один документ.
— Можно я пойду с тобой?
— Нет!
— Пап, ну можно?
— Нет! — охваченный внезапным гневом, закричал Франсуа, выбрасывая бумаги из секретера, и наконец наткнулся на папку. Уже стоя в дверях, он сказал:
— Сиди дома. И не спорь со мной. Умоляю тебя. Боб, будь послушным. Сейчас не время нервировать меня.
Нервы его были напряжены до предела.
— У вас есть два свидетеля?
— У меня есть свидетельство из больницы и разрешение на похороны.
— Необходимы два свидетеля.
— Свидетели чего?
— Пригласите двух любых человек из приемной.
Все это было совершенно бессмысленно, и Франсуа уже не пытался понять. Он сообщил фамилию, имя, год рождения сначала свои, потом Жермены, потом дату бракосочетания.
— Дети есть?
Сперва Франсуа ответил «один», так как редко вспоминал про дочку, находящуюся в Савойе, но ту же спохватился:
— Извините, двое.
Должно быть, его приняли за ненормального. Из-за всего этого вечером он не сможет заглянуть к Пополю.
Надо во что бы то ни стало добыть денег, любыми путями, без них полный зарез. Нельзя же оставить Жермену без погребения. Может, из-за этих осложнений он и не испытывает горя? Неужели в подобных обстоятельствах брат ему откажет? Но если правда, что в денежных вопросах Марсель не имеет голоса, есть смысл обратиться прямо к Рене. Только вот дома ли она сейчас?
«У меня умерла жена!» — скажет он. «Бедняга Франсуа!» — воскликнет она. «Мне нужны деньги, чтобы похоронить ее. Если я их не достану, то даже не знаю, что сделают с ее телом. Надеюсь, вы не хотите, чтобы пошли разговоры, будто вашу невестку закопали в могиле для нищих? Мне-то все равно. Но она носила ту же фамилию, что и вы». Ведь уже началась кампания по выборам в муниципальный совет. Наверно, началась. «Не думаю, что Марселю пойдет на пользу, если начнут говорить, будто его родственники…»
— Кладбище Иври! — произнес чиновник, протягивая Франсуа листок.
— Но у нас рядом кладбище Монпарнас!
— У вас есть там семейный склеп?
Есть, из розового мрамора, семейства Найлей, в нем еще успели упокоиться родители Франсуа. Но там уже нет места.
— На кладбище тоже нет мест, — заметил чиновник. — Сейчас действует только Иври.
