Жорж Сименон - До самой сути
— Не помню уж точно, как вышло. Прожили несколько лет, потом увидели — ничего не получается.
— А Нора?
— Что — Нора?
— Она очень богата?
— Не знаю. Почему тебя это интересует?
— Просто так. Она намного моложе тебя.
— Ей тридцать два.
— Что представлял собой ее первый муж?
— Старый Чес?
— Так он был старый?
— Не в буквальном смысле. Ему было пятьдесят с чем-то, но волосы у него совсем поседели, и все звали его Старый Чес.
— Ты его знал?
— Да, по Тусону.
— Ранчо принадлежало ему?
— Да. Он поручил мне вести его дела. Я был тогда адвокатом в Тусоне.
— А!
Уже несколько раз Пи-Эм чувствовал, как кровь бросается ему в голову. Слова срывались с губ Доналда непринужденно, как бы невзначай, и лишь потом вы замечали, что их можно толковать в каком угодно смысле.
Куда он гнет? Ну ладно, Пи-Эм развелся с Пегги.
Вероятно, Доналд все-таки не думает, что брат его прикончил первую жену, чтобы отделаться от нее?
А Честер Мак-Миллан? Может быть, он убил и Честера Мак-Миллана, чтобы жениться на Hope?
— Послушай, Доналд…
— Да?
— Я устроил свою жизнь на свой манер — это право каждого. Я много работал. Работал всю жизнь, работаю теперь. Я никогда не давал себе поблажки и считаю себя порядочным человеком. Понятно?
— Что мне должно быть понятно?
Вот теперь изволь верить, что он наговорил все это совершенно непреднамеренно!
Доналд закурил сигарету. И все-таки, как он ни старался показать, что у него нет никакой задней мысли, она у него была. Он походил по комнате, потом встал перед братом, медленно поднял голову.
— Еще один вопрос, Пэт.
— Я же просил не называть меня так.
— Ладно. Еще один вопрос. Уверен ли ты?..
Говорил он неторопливо, не повышая голоса — скорее напротив, но четко выделяя каждый слог.
— Уверен ли ты, что тебе действительно хочется переправить меня через границу?
И, увидев, как негодующе вскинулся Пи-Эм, Доналд добавил:
— Погоди! Я, кажется, неудачно выразился… Ты уверен, что сделаешь все для этого необходимое?
— А что мне еще остается?
Отвечено плохо, но давать задний ход уже поздно.
— Ты здесь, у меня, так ведь? Твоя жена с детьми — на другой стороне. Надеюсь, что не подозреваешь меня в желании вызвать полицию и объявить: «Вот мой брат, которого вы ищете…»
Доналд задумчиво смотрел на старшего, и Пи-Эм было не по себе, словно он чувствовал себя виноватым.
— Короче, не понимаю твоего вопроса.
Доналд вздохнул.
— Ты прав. Тебе в самом деле не остается ничего другого.
Затем он перешел к техническим подробностям, и разговаривать стало легче.
— Ты убежден, что я не сумею переправиться верхом, как ковбой утром?
— Вполне убежден. Но допустим, тебе это удалось.
Что ты будешь делать один на том берегу?
— Ты всерьез думаешь, что мы заперты здесь на много дней?
— Вполне вероятно. Так полагают все старожилы нашей долины.
— Как ты перебросишь меня через границу?
— Еще не знаю. Всем местным жителям как со стороны Штатов, так и со стороны Мексики выдается специальный пропуск, позволяющий переходить границу в любое время. Мой уже давно не проверяют. Инспекторы знают меня в лицо. С начальником иммиграционной службы мы приятели, а патрули частенько заворачивают к нам пропустить стаканчик. Я вывезу тебя в своей машине.
Пи-Эм вспомнилась его последняя поездка за изгородь: ливень, холм, запах промокших насквозь девиц.
— Думаю, так и сделаем.
Лицо Доналда в первый раз выразило одобрение. Он бросил:
— Хорошо.
И тут же снова перехватил инициативу.
— Пошли за Норой.
Теперь и он зовет ее по имени!
Вот, не считая мелочей, все, что произошло за утро.
И все это, в общем, прямо противоположно тому, что по логике должно было произойти. Задавать вопросы имел право только Пи-Эм. Испытывать смущение полагалось бы Доналду: эго он явился за помощью к старшему брату с риском серьезно его скомпрометировать.
В конечном счете Пи-Эм знал сейчас не больше, чем накануне. Да и эту малость он почерпнул из писем Эмили. А письма ее тоже были не такими, какими следовало.
Настолько не такими, что Пи-Эм порой спрашивал себя, зачем она ему пишет. Может быть, по обязанности?
Письма от нее приходили раз в два-три месяца. Интересно, остальным — Доналду и отцу — она пишет чаще? Возможно. Во всяком случае, тон писем к ним совершенно другой, и теперь Пи-Эм подумывал, не состоит ли она в постоянной переписке с Пегги. На эту мысль его навел вид, с каким Доналд говорил о своей первой невестке.
Эмили, например, никогда не интересовалась делами Пи-Эм. Ни разу не поздравила его с успехом, ни разу не спросила, каких усилий этот успех стоил.
Впечатление было такое, что она поставила себе задачу оставаться связующим звеном между членами рассеявшейся семьи и добросовестно выполняла свой долг.
«От Доналда плохие известия. Цены на картофель в этом году такие, что ему, видимо, придется продать ферму. Невезучий он. А больше всего меня огорчает, что из-за этого он наверняка опять начнет пить…»
Вечно Доналд! Доналд и Милдред, о которой Эмиля писала с не меньшей нежностью.
«Они продали ферму себе в убыток. Милдред держится очень мужественно. Обосноваться они хотят в Дэвенпорте, где Доналд надеется получить прежнее место у Фарнесса и Кампмайера…»
Вот две фамилии, которые всегда были чем-то осязаемым для каждого Эшбриджа, хотя связанные с ними представления сводились, в сущности, к двум инициалам на сепараторах и маслобойках. Заводы Фарнесса и Кампмайера, выпускающие эти машины, находились в Ферфилде и Дэвенпорте. От Эпплтона и лавки папаши Эшбриджа до Ферфилда было каких-нибудь десять миль. Рано или поздно всем мальчишкам и девчонкам поселка предстояло идти наниматься к Фарнессу и Кампмайеру.
— Вот кончишь высшую школу, — говорил папаша Эшбридж, — и устроишься у них в дирекции: мне ведь достаточно словечко замолвить.
Пи-Эм не устраивало ни такое будущее, ни разговоры у нем, и он отправился на поиски лучшей участи. Доналд же на первых порах поступил к ним — счетоводом или чем-то вроде. Вероятно, как раз в это время женился на Милдред.
Потом вбил себе в голову, что ему нужна ферма. Не отец ли ссудил его необходимой суммой? Не всей, разумеется: старик небогат, да и не такой человек, чтобы на склоне лет отдать последнее.
Доналд внушает доверие. Всегда внушал. Его все любят.
Словом, деньги он раздобыл, но после нескольких неурожаев вынужден был продать ферму. Из-за этого, как утверждает Эмили, опять запил.
Опять? Выходит, с ним уже бывало? Когда? Почему?
Конечно, мать их пила, но это еще ничего не объясняет. У нее алкоголизм принял форму настоящей болезни, и врачи в один голос утверждали, что считают ее невменяемой.
