Анна Литвинова - Трансфер на небо
– О’кейчик, – плотоядно потер руки Опер и обратился к следователю: – Давай, Костик, за работу… А нам сюда первым пришли Нычкина – ведь это в его кровати труп Кондакова нашли… Что он, интересно, там делал? Не скажешь ведь, что наши мастера кожаного мяча – гомики.
– Да, на голубых они не похожи, – согласилась Варвара.
– Я тоже так думаю. Все же игра настоящих мужчин, не балет какой-нибудь… Ну, ладно, хватит болтать.
Основные подозреваемые – четверо игроков Команды и Снежана – оставались в столовой под присмотром милиционера-сержанта. Следователь Костик отправился туда позвать первого подозреваемого, и спустя пару минут в штабе расследования, расположившемся в комнате отдыха, появился центровой Нычкин.
Варе Кононовой, практикантке без права голоса и самостоятельных действий, Нычкин, откровенно говоря, понравился с первого взгляда. Очень молодое, открытое, загорелое лицо. Южный волнистый чуб. Кошачья грация движений. И ни малейшего выпендрежа, простота во всем – несмотря на то что фамилию молодого Нычкина, восходящей звезды, знала даже невероятно далекая от футбола Варвара.
Опер сказал футболисту:
– Пожалуйста, присядьте, – и добавил: – У нас не допрос. Никакого протокола. Просто беседа. Или, если хотите, опрос свидетеля.
– Опрашивайте, – улыбнулся Нычкин, поудобней устроился в кресле и бросил в сторону Вари откровенный, мужской, призывный взгляд.
Варя отвела глаза, а Малюта продолжал:
– Пожалуйста, расскажите, что вы делали этим вечером и ночью.
– Трахался, – без тени смущения объявил Нычкин.
Варя слегка покраснела и загородилась блокнотом.
– Где? С кем? – оставался серьезным Опер.
– У себя в номере. Со Снежаной.
– Со Снежаной Тимошенко, – уточнил Опер. – Это ваша девушка?
– Сейчас, на данную минуту, – ухмыльнулся Нычкин, – да, она моя девушка.
– Это вы пригласили ее сюда, на базу?
– Да.
– Вы давно знакомы с этой гражданкой?
– Месяца три-четыре, – пожал плечами Нычкин.
– При каких обстоятельствах вы с нею познакомились?
– Почему это вас интересует? – ухмыльнулся допрашиваемый.
– Давайте, Нычкин, – строго сказал Опер, – договоримся с вами о правилах игры. Я задаю вопросы. Вы отвечаете. Если вы не желаете – могу оформить ваше задержание, на трое суток, и отправить вас в отделение. И вас будут спрашивать уже там. И другие люди. Вам все понятно?
– Все, – скривил губы Нычкин.
– Итак?
– Нас со Снежаной убитый познакомил.
– Кондаков?
– Ну да.
– А в каких она, кстати, отношениях состояла с Кондаковым?
– Раньше – в близких, – усмехнулся Нычкин.
– А сейчас?
– А сейчас – не знаю, – скривился футболист. – Сами у нее спросите.
– Итак, вы состояли со Снежаной в интимной связи, – уточнил Опер. – Это длилось в течение трех или четырех последних месяцев. При этом ранее с ней в интимных отношениях состоял Кондаков. Я правильно вас понял?
– Правильно, правильно, – усмехнулся Нычкин. – Оба мы с ней состояли.
– Чем занимается ваша общая с Кондаковым подруга?
– Она вешалка, – с оттенком презрения проговорил Нычкин.
– Вешалка?
– Ну да. Типа модель. По подиумам шляется, одежду показывает. Ну и для журналов снимается иногда.
– Понятно, – протянул Опер и вдруг нанес неожиданный удар: – У вас с убитым были неприязненные отношения?
– С чего вы взяли? – ощетинился Нычкин.
– В газетах пишут, – улыбнулся Малюта, но лицо его оставалось серьезным, а глаза-буравчики ощупывали лицо центрового. – Это соответствует действительности?
– У нас с убитым были обычные отношения, – с нажимом проговорил Нычкин. – Мы с ним играли в одной Команде. Иногда.
Оперу, кажется, удалось достичь своей цели: он отчасти вывел Нычкина из равновесия.
– Как часто вы встречались со Снежаной? За время вашего знакомства? – тут же сменил тему Малюта.
– Раза три. Или четыре, – пожал плечами Нычкин. – У меня разъезды. Как я в Москве бывал, так мы с ней и встречались.
– А Кондаков с ней на протяжении этого периода времени виделся?
– Откуда я знаю?! – почти выкрикнул футболист. Он всерьез разозлился. – Кондаков, если хотите знать, женат!
– Я знаю, – спокойно парировал Опер. – Каким образом Кондаков оказался сегодня в вашей постели? Вы там втроем со Снежаной баловались?
Нычкин выругался и в сердцах ударил кулаком по подлокотнику кожаного кресла.
– Я не педик, чтоб втроем кувыркаться! – злобно проговорил он.
– Тогда как дело было?.. Давайте без матерщины. Рассказывайте, гражданин Нычкин. У нас мало времени.
– Объясняю. Первый и последний раз, – сквозь зубы процедил футболист. – Весь вечер я провел со Снежаной. В своем номере. Затем она заснула. Мне не спалось. Я вышел из номера. Пошел сюда, то есть в комнату отдыха. Сел в кресло. Вот в это самое, где сейчас сижу. Стал смотреть телевизор. И закемарил. Прямо в кресле… Ну а проснулся от воплей Снежаны. Показалось, что кричат из моей комнаты. Я побежал к ней. Увидел ее на пороге комнаты. И еще увидел, что в моей кровати лежит этот… Труп… То есть Кондаков. И все! Больше я ничего не знаю!
– Вы ночью какую программу смотрели по телевизору? – вдруг мягко поинтересовался Опер.
– Никакую! – выкрикнул Нычкин. – Все подряд. Щелкал с канала на канал.
– Когда вас разбудил крик Снежаны, – осторожно, словно сеть затягивал, спросил Опер, – в тот момент телевизор работал?
Нычкин словно споткнулся на всем бегу от подката, попавшего в кость. Секунду ничего не отвечал, только беззвучно шевелил губами. Было странно, что его привел в замешательство такой простой вопрос.
– Телевизор? Не работал… – произнес он неуверенно.
– Хорошо, – плотоядно потер руки Опер. – А скажите, этот предмет вам знаком? – и он выложил на журнальный столик карельской березы давешний швейцарский офицерский нож в полиэтиленовом пакете – нож, которым был убит Кондаков. Нож, еще хранящий следы его крови.
Нычкин внезапно побледнел и дернулся, как от удара.
– Не может быть… – тихо, одними губами проговорил-прошелестел он.
Один из пяти. За четыре года до описываемых событийЖарища здесь, в Испании, царила невыносимая. Да еще Старшой взялся их гонять по два раза в день. Утром тренировка, вечером тренировка. А каждые три дня – официальная игра. Молодые еще держались, рвались в бой. А старички совсем спеклись, еле ползали.
Вот и сейчас: утренняя тренировка кончилась, когда солнце уже полыхало вовсю. Ближе к полудню оно становилось совсем нестерпимым. Парни-сборники обычно в это время забивались по своим кондиционированным номерам – музыку слушали, читали, дрыхли. Даже на пляж не выползали – ждали вечерней прохлады.
