Дочь палача и ведьмак - Пётч Оливер
Мне жаль.
– Ну да, как будто это что-то изменит! – проворчал Симон, приблизившись к ним. – Ему жаль… Этот ублюдок обманывал нас все это время и прислуживал Виргилиусу. Он преступник и похититель; не исключено, что он и брата Лаврентия задушил! Он и на тебя покушался…
Но даже Симон не смог удержать Петера, когда тот наклонился к Маттиасу и погладил его по забрызганным кровью рыжим волосам.
– Маттиас заболел? – спросил мальчик обеспокоенным голосом.
Магдалена кивнула.
– Маттиас очень болен, – ответила она тихо. – Он скорее всего умрет. – С тревогой взглянула на галерею, от которой тянулась лестница на колокольню. – Но, может, он скажет нам перед этим, что происходит… Маттиас, ты слышишь меня? – Она снова повернулась к израненному подмастерью. – Кто там, наверху? Если ты хочешь еще что-то исправить, то сейчас самое время!
Маттиас что-то проворчал, затем пошарил под грязным, изорванным сюртуком и вынул восковую табличку с грифелем. И принялся что-то записывать.
– Чего он возится? – простонал Симон. – Виргилиус там нашего сына сейчас убьет!
– Подожди… – Магдалена подняла руку, но и она беспокойно поглядывала на колокольню, заметную сквозь отверстие в крыше. – Еще немного! Это может быть важным!
Маттиас наконец управился и со стоном протянул табличку Магдалене. Она торопливо пробежала по строкам.
Виргилиус с мальчиком наверху. Твой отец с настоятелем тоже. С мальчиком все хорошо. Прошу тебя, не говори им потом ничего плохого про меня. Ты не знаешь всей правды.
Магдалена с грустью смотрела на размашистые строки.
Ты не знаешь всей правды…
Она снова взглянула на Маттиаса. Он отвернулся и теперь неподвижно смотрел в потолок, а сверху на него сыпались красно-зеленые листья.
– Маттиас умер? – робко спросил Петер.
Магдалена кивнула. Она не сдержалась, и по щекам ее скатилось несколько слезинок.
– Он… теперь он на небесах, с Господом. Мы уже никогда не узнаем, почему он связался с этим сумасшедшим. Но в глубине души я уверена, что он был хорошим человеком.
– Хорошим человеком? – Симон возмущенно встряхнул головой. – Магдалена, он похитил наших детей! Это убийца и преступник!
– Отец тоже казнил немало убийц, которые при другой жизни могли бы стать святыми, – ответила Магдалена едва слышно. – А сколько подлецов живет на свободе и купается в роскоши…
Она перекрестилась. Затем поднялась, расправив плечи, и велела мужу:
– Оставайся с Петером! А я поднимусь наверх и верну своего сына. Если отец с настоятелем не смогут этого, придется все сделать самой… Дьявол бы забрал этого Виргилиуса!
Не сказав больше ни слова, Магдалена устремилась к скрытой во тьме галерее.
Мгновением раньше Куизль по взгляду Виргилиуса догадался о его намерении.
Этого мгновения хватило, чтобы броситься к парапету. Время словно замедлилось, и Пауль на глазах у Якоба полетел вниз. Палач вытянул руку и успел схватить орущего ребенка за воротник. Раздался страшный треск, но рубашка выдержала. Размахивая руками и ногами, Пауль, подобно марионетке, болтался на вытянутой руке деда.
Куизль с нечеловеческим ревом втянул мальчика обратно, и тут сзади его толкнул Виргилиус. Несколько бесконечно долгих мгновений Якоб раскачивался у перекладины, а за спиной диким голосом визжал часовщик:
– Жертва! Это моя жертва! Мальчишка нужен мне, чтобы вернулась Аврора!
Резкий порыв ветра помог палачу восстановить равновесие. Он еще раз бросил взгляд в зияющую пустоту, после чего изо всех сил рванулся назад, на платформу. Мальчик невредимым упал рядом и крепко ухватился за деда.
– Все кончено, Виргилиус! – прокричал сквозь бурю настоятель. – Остановись и возвращайся в лоно Господа! Пока еще не слишком поздно…
– Никогда!
Взгляд у Виргилиуса затуманился, глаза зловещим блеском засверкали во тьме. Он насмешливо рассмеялся:
– Господь забрал у меня любимую, как же мне вернуться теперь в его лоно? Он посмеялся надо мной и отрекся от меня!
Прогремел гром, но Виргилиус кричал так громко, что голос его заглушал даже мощные раскаты:
– Я сам могу стать Господом, он мне не нужен! Как ты не понимаешь, Маурус? Одна лишь вера дает этому молоху безграничную власть. Я использовал эту веру, чтобы вернуть Аврору!
– Только Богу дана власть над жизнью! – вскричал настоятель и с поднятыми руками шагнул к брату. – Покайся, Виргилиус. Позволь мне отпустить тебе грехи.
– Плевать мне на твое отпущение! Плевать на Бога!
Виргилиус бросился к своей кукле, схватил ее за жесткие руки и поднял глаза к темному небу.
– Все, что мне нужно, это одна-единственная молния! – закричал он. – Настанет день, и мы поймем, что даже в молнии нет ничего божественного. Что это лишь чудо природы и из него можно извлечь пользу.
Виргилиус схватился за толстую проволоку, связанную с носилками более тонкими проволочками, и стал тщательно проверять соединения.
– Это… всему виной какая-то ошибка, иначе молния давно ударила бы в крышу, – бормотал он. – Точно, так и есть. Следует быть внимательнее, если хочешь отречься от Бога. Как часовщик. Нужно…
С лестницы вдруг снова донеслись торопливые шаги. Виргилиус развернулся и уставился на женщину, показавшуюся в проеме, но в темноте едва различимую. Волосы у нее вымокли под дождем, она гордо подняла голову и, точно разгневанная богиня, выставила вперед подбородок. Она тяжело дышала после подъема по крутой лестнице и пальцем показывала на часовщика.
Виргилиус восторженно вскрикнул, затем, словно осекшись, нерешительно спросил:
– Аврора, это… это ты? Ты наконец вернулась, спустя столько лет? Но… – Он перевел взгляд с женщины на автомат, а потом снова на женщину. – Как… как это возможно? Молния…
– Отправляйся в ад, Виргилиус! – прошипела Магдалена.
В тот же миг раздался грохот, настолько громкий, что Куизль решил, будто сама башня раскололась посередине. В следующее мгновение с потолка прямо к кукле устремился луч синего света. Виргилиус по-прежнему держался за проволоку. Внезапно его охватило голубоватое сияние, и он засветился, словно окруженный гигантским венцом. С волос, из рукавов и даже из ушей вырвалось пламя. Виргилиус раскрыл рот в пронзительном, нечеловеческом вопле, но и оттуда заструились крошечные языки пламени.
Часовщик дергался и дрожал, все тело его тряслось, а рука по-прежнему сжимала проволоку. В конце концов он вспыхнул, словно гигантский факел.
Силой взрыва Куизля отбросило на край платформы. Вокруг уже бушевало пламя. В ушах тонко звенело, кровь с шумом прилила к голове, и палач ничего не слышал. Он увидел, как настоятель, задыхаясь от кашля и в горящей рясе, пополз к лестнице. В углу напротив сидела Магдалена и прижимала к себе сына. Она бешено вращала глазами, что-то кричала, но слов Якоб разобрать не мог.
Он вскочил, бросился к Магдалене, подхватил ее и ребенка и повел их к люку. С потолка начали рушиться горящие доски; Куизлю искрами подпалило бороду, но палач не останавливался, а только следил, чтобы дочь с внуком благополучно добрались до лестницы. И спустился лишь следом за ними.
Он оглянулся в последний раз на Виргилиуса: тот по-прежнему горел. Словно горящее чучело, он стоял рядом с любимой Авророй, охваченный пламенем и обугленный, и скалился на созданный собственными руками автомат. Восковое лицо куклы растеклось, как мед, и взору открылись железо и проволока. Мертвые глаза Авроры пылали, и на мгновение палачу показалось, что не Виргилиус вцепился в нее, а сама кукла крепко держала своего создателя.
Затем с потолка обрушились несколько балок и погребли под собой странную пару.
Куизль устремился вниз по лестнице, а над головой у него разразился настоящий хаос. Магдалена с Паулем опережали его лишь на несколько ступеней. Ветер, мечась в полой башне, сильнее раздувал огонь, превращая его в адское пламя, от которого им всем приходилось спасаться. Они бежали, спотыкаясь на крутых ступенях, несколько раз оступались и едва успевали хвататься за перила.
