Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров
— Мельников фамилии не называет. Далее он сообщил, что вы с этим хакасом долго шептались, а затем поручили красноармейцу Мельникову отконвоировать пленного в лес, там его отпустить и туг же поднять стрельбу, будто бы пленный самостоятельно убежал. Как вы можете объяснить такой подозрительный приказ?
— Подобный факт на самом деле имел место. Если быть точным, то много раз. С Мельниковым и без него. Повторяю, мои разведчики часто перехватывали лазутчиков Соловьева. Я нашел выход в том, что договаривался с ними, что они будут работать на меня и на мой отряд. Одни сотрудничали. Другие обманывали.
Это правда, что я давал поручение Мельникову отпустить пленного в лесу, чтобы стало похоже на побег.
Сильвестр Астанаев, начальник разведки у Соловьева, не сильно доверяет своим агентам. Каждый находится под двойным контролем. Если бы я сказал перевербованному хакасу: «Вот тебе новые сапоги. Иди домой. Завтра придешь опять», люди Астанаева вмиг догадались бы, что он согласился работать на меня. И сразу его убили бы.
И напоследок: как следователь ГПУ Коновалов просил обвиняемого Голикова о личном себе одолжении
Последним оставался главный и самый трудный вопрос — о «самочинных расстрелах», будто бы произведенных А. П. Голиковым.
Несмотря на многочисленные слухи, несмотря на телеграммы из Усть-Фыркальского, Чебаков и поселка Шира, несмотря на доносчиков типа Кудрявцева, Мельникова, Терского и Виттенберга, никаких конкретных сведений на этот счет ни в одну инстанцию не поступило.
Мало того, особо уполномоченные сотрудники четырех ведомств (независимо друг от друга) ездили по селениям, откуда будто бы поступали сигналы и доносы, и опрашивали местных жителей. Но и такие специальные проверки никаких фактов «массовых расстрелов» не выявили.
Повторяю: расследование производилось не в 1994 году, когда появилось на свет «Соленое озеро», а в начале июня 1922 года.
Голиков находился под следствием в Красноярске. Этот факт моментально стал в Хакасии широко известен.
Любой, кто мог от комбата пострадать, или семьи тех, кто будто бы потерял из-за Голикова близких, проживали на прежних местах и еще не превратились в «девяностолетних маразматиков».
По логике вещей отстранение Голикова должно было вызвать поток злорадства и обличительных заявлений. Тем более, что представители власти из Красноярска лично просили местных жителей сообщить все известные факты для наказания комбата — если он виноват.
Никаких жалоб на него не поступило. Ни при устных опросах населения, ни в письменно-анонимном виде. Папка с угрожающей наклейкой «дело № 274» не пополнилась ни одной бумажкой.
В этой унизительной для ГПУ ситуации следователь товарищ Коновалов обратился к Аркадию Петровичу с большой личной, почти дружеской просьбой:
— Не будете ли вы, товарищ Голиков, так любезны сообщить: расстрелы все-таки имели место или нет?
По новому революционному этикету в Советской России даже подследственного предписывалось именовать «товарищем».
Голиков мог ответить что угодно. Тем более, он видел предвзятость губГПУ, хорошо помнил, откуда она берет свое начало и чего добиваются чекисты. Но Аркадий Петрович по роду занятий был командиром. Действовал в соответствии со своими полномочиями. И Голиков ответил:
— Да. Имели.
Сохранились два собственноручных объяснения А. П. Голикова. В них содержатся сведения о судьбе захваченных пленных из числа активных помощников атамана Соловьева. Всех задержали по наводке соседей или агентов-двойников, чей неприметный и опасный труд был оплачен высокосортной и дефицитной мануфактурой.
ВОСЕМЬ ЛАЗУТЧИКОВ СОЛОВЬЕВА
По законам 1922 года, когда Гражданская война формально (и лицемерно!) считалась законченной, принимать решения о помиловании пленных или расстреле Голиков права не имел. Определять дальнейшую судьбу тех, кто помогал мятежникам, призван был новый, рабоче-крестьянский суд. Знал ли об этом Голиков? Конечно.
Получив под свое командование Ачинско-Минусинский район, неотступно помня, что он представляет Москву, Голиков прилагал усилия, чтобы соблюдать жесткие предписания. Но «гладко было на бумаге»…
Соловьев перехватывает своих лазутчиков
Когда Голиков только вступил в должность, часовой задержал мужика, который крутился возле сарая, где хранились боевые припасы. В кармане у задержанного нашли гранату и наган. Мужик, не робея, признался, что «служит у Ивана Николаевича», но больше говорить не пожелал.
Голиков отослал пленного на подводе с двумя конвоирами в Ужур. Бойцы вернулись неожиданно быстро и сообщили, что мужик по дороге сбежал. Они в него стреляли и убили.
«Убили или отпустили? — думал Голиков. — Если даже убит, как проверить, что он пытался бежать? А если конвоиры просто побоялись ехать через всю тайгу в Ужур, чтобы не столкнуться с людьми Соловьева?»
Аркадий Петрович не знал, что хуже. Но оказалось, что бывает и хуже. Следующего лазутчика Голиков отправил в тот же самый Ужур с тремя красноармейцами.
Вечером конвойные вернулись понурые, без пленного и без винтовок. Рассказали: по дороге из леса вышло десятка полтора соловьевцев. Молча забрали пленного, отняли винтовки, надавали тумаков. И отпустили.
Еще два или три раза Голиков пытался сделать то же самое. Результат оказывался прежним. Единственное, что радовало Голикова, — освобождая своих лазутчиков, Соловьев не убивал конвоиров. Атаман не хотел обострять отношения с новым начальником боевого района. У Соловьева на этот счет имелись свои планы.
Стало понятно: два красноармейца для конвоирования одною пленного — это не охрана. Четыре — тоже ничего не меняет. Минимальный уровень надежности — десять конвоиров на одного или двух пленных. Но это была уже четверть всего наличного войска Голикова. Причем отправлять нужно было регулярно. Первый десяток бойцов еще не успел бы вернуться, а уже надо посылать в Ужур новый конвой.
Зная обо всем этом, губернский штаб ЧОН увеличивать от ряд Голикова не собирался. Штаб продолжал свою игру… с Москвой.
Кое-что о разведке Соловьева
О ней мне рассказывали три человека: Павел Михайлович Никитин — он ведал разведкой у Голикова; Аграфена Александровна Кожуховская — она нередко выполняла просьбы Аркадия Петровича куда-то сходить, что-то посмотреть.
Третьим источником сведений стал Алексей Александрович Кожуховский, племянник Аграфены Александровны.
Аграфена Александровна познакомила своего жильца с Анфисой Фирсовой, которая, в свою очередь, помогла Аркадию Петровичу получить агента-двойника Кузнецова — человека, приближенного к Соловьеву. С появлением Кузнецова у Голикова родились далеко идущие планы… но двойникам нельзя полностью доверять.
Кожуховская с изумлением рассказывала, как Голиков ночью, не реже двух раз, подымался с печи, где он спал, выходил на улицу и проверял посты. Он ввел эти ночные обходы после того, как одного заснувшего часового лазутчики атамана закололи.
Печку вместо кровати Аркадий Петрович выбрал в доме Кожуховской тоже неспроста. Голиков вполне допускал, что Астанаев со своими людьми способен забросать дом гранатами. Печка должна была прикрыть его от осколков, если бы граната влетела в окно.
Третьим источником сведений, я уже говорил, стал Алексей Александрович Кожуховский, сверстник Голикова, комсомолец. Вместе с другими комсомольцами села Форпост он тоже выполнял не очень сложные разведывательные поручения Аркадия Петровича.
Здесь присутствовал любопытный психологический момент: восемнадцатилетний Аркадий Голиков командовал целым боевым районом, обладал большой реальной властью. Его восемнадцатилетние помощники-комсомольцы оставались еще полудетьми.
Никитин сообщил много важных сведений о Голикове, об Иване Соловьеве, о Насте, которую по своему легкомыслию привлек к разведывательной работе.
Это с его слов я знаю подробности того, как им с Голиковым удалось переиграть разведку Соловьева, когда на рудник «Богомдарованный» везли муку для ограбленных рабочих. Та операция стала в первую очередь состязанием разведок. Победа оказалась на стороне Голикова и Никитина.
Но Павел Михайлович никогда не раскрывал деталей разведывательных и контрразведывательных операций, которые он проводил. В этом пункте Павел Михайлович, при всех наших дружеских взаимоотношениях, молчал, будто и через 40 лет его могли еще подслушать агенты Астанаева.
Соловьев и Астанаев создали особую систему разведки. Она состояла из агентов трех категорий.
Первая — достаточно обширная сеть. В каком бы селе ни появлялся Голиков, возле штаба начинали играть и бегать дети. В разных концах деревни у дороги появлялись нищие, калеки или просто незнакомые старики. Одни как бы собирались просить милостыню, другие будто бы отдыхали после долгого пути. Еще какие-то люди мелькали у тропинок, что вели в тайгу.
