Стивен Сейлор - Загадка Катилины
— И мне тоже так кажется, — сказал Метон с достоинством. — Хотя и следует отплатить за услугу Цицерона.
Мы немного посидели в тишине, глядя на поместье. Неожиданно Метон как-то странно фыркнул и принялся дрожать. Он так яростно сжимал бока, что я испугался — но он всего лишь смеялся, катаясь по траве.
— В чем дело?..
— До меня дошло! — ответил он, задыхаясь. — Только дважды в жизни, и чтобы проверить, насколько это плохо!
Он так сильно смеялся, что даже покраснел.
Я закатил глаза, но не мог сдержать улыбку. По законам государства и обычаям нашего общества мой сын считался почти взрослым мужчиной, но мне часто казалось, что он еще совсем ребенок.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ужин в этот вечер не особенно удался. Вифания неплохо готовит, но это наименее удачное ее призвание; много лет тому назад я купил ее на рынке в Александрии не ради того, чтобы она мне готовила. Она продолжала выполнять кое-какую работу по дому и тогда, когда носила Диану. Я дал ей свободу, так что полностью мог положиться на нее в управлении хозяйством… за исключением кухни, где с ней соперничали самодовольные повара. Но теперь, когда Конгрион временно находился у Клавдии, она решила вдруг показать себя перед гостями.
Но увы, кулинарных талантов у нее хватало только на приготовление сравнительно простых блюд (при этом я вспоминаю наши первые годы совместной жизни), а особенно хорошо у нее получалась рыба во всех видах — ее всегда было в достатке в Риме; рыбу ловили в Тибре и привозили из других краев. Но здесь трудно достать свежую рыбу, и поэтому Вифания решила порадовать гостей чем-нибудь необычным. Она явно переоценила свое мастерство. Сельдерей и телячьи мозги с яичным соусом вовсе не походили на то, что нам готовил Конгрион, а спаржа, тушенная в вине, получилась бы лучше, выбери она менее зрелый виноград. (Такую привередливость во вкусах я унаследовал от своего друга Луция Клавдия.) Морковь с кориандром была весьма недурна, а горошек с тмином служил ее оправданием, и я его похвалил — как оказалось, совершенно напрасно.
— Горошек приготовил Конгрион, — заметила она сухо. — Я просто дала указания одному из рабов разогреть его с оливковым маслом и тмином.
— Ах, тогда ты дала очень правильные указания, — сказал я, целуя кончики своих пальцев. Вифания насупилась.
— Я возьму еще, — сказал Метон, поворачиваясь к обслуживающему нас рабу.
— Действительно, ужин был превосходным, — настаивал Марк Целий. — Не всякая матрона в Риме способна приготовить столь вкусные блюда в отсутствие своего повара. Приятно, что в провинции попадаются такие таланты.
Его слова прозвучали фальшиво на мой слух, но Вифания так и просияла: ей, вероятно, очень нравится аккуратная бородка нашего гостя, подумал я.
— Но перед Катилиной не нужно будет так изощряться, — добавил Марк Целий. — Он человек непритязательный, не может отличить фалернское вино на вкус и с равным удовольствием пил бы из кувшина для рабов. Катилина говорит: «Язык предназначен либо для различения вкусов, либо для произнесения речей; вместе две эти способности встречаются нечасто».
Трудно было не заметить явного намека в мой адрес; от Вифании это тоже не укрылось, так как она еще больше просияла — гость наш ей, очевидно, нравился. Это ли меня раздражало, или то, что Целий заранее настроился на мое согласие?
— Мне кажется, нам следует вернуться в библиотеку, — сказал я. — Мы еще ничего не решили, Марк Целий.
Метон посмотрел на меня ожидающе и начал подниматься.
— Нет, — остановил я его. — Оставайся здесь и доешь свой горошек.
— В вашей коллекции есть ценные экземпляры, — сказал Целий, осматривая свитки и указывая пальцем на привязанные к ним ярлыки. — Вижу, что особенно нравятся тебе пьесы. Так же, как и Цицерону. Предполагаю, что он дарит тебе списки со своих книг. После обеда у меня было время просмотреть твою библиотеку, и меня поразило количество томов с надписью «От Марка Туллия Цицерона его другу Гордиану с теплыми пожеланиями…»
— Да, Целий, мне знакомо содержание собственной библиотеки. Я помню, как мне достался каждый том.
— Книги подобны друзьям, не правда ли? Преданные, верные. Приятно это осознавать. Возьми в руки том, который отложил год назад, и ты найдешь те же слова.
— Я понимаю тебя, Целий. Но неужели и Цицерон тот же человек, что был в прошлом году? Или семнадцать лет тому назад, когда я впервые встретил его?
— Я не понимаю.
— Новости из Рима доходят до меня с большим опозданием и из вторых рук, да и слушаю я их одним ухом, но мне кажется, что Цицерон-консул отличается от Цицерона-адвоката. Человек, который смело защищал людей от обвинений Суллы, теперь, кажется, служит интересам тех же слоев, что привели Суллу к власти.
Целий пожал плечами.
— Разве это так важно? Мне казалось, что ты устал от политики. Вот почему вместо этого я заговорил о дружбе.
— Целий, даже если бы я разделял твои взгляды, то и тогда бы еще подумал, прежде чем согласиться. Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— Ты еще довольно молод. Как я понимаю, у тебя нет еще жены и детей?
— Нет.
— Тогда ты, вероятно, не поймешь, почему я ни при каких обстоятельствах не хочу впускать в свой дом такого человека, как Катилина. Я покинул Рим также из-за опасности и насилия, царящих там. Не потому, что боюсь за себя, а потому, что мне нужно было защитить других. Перед тем как я усыновил своего старшего сына, Экон шлялся по городским улицам, теперь он вырос и может постоять за себя. Мой младший, Метон, не такой; он подает большие надежды, но не отличается самоуверенностью и решительностью. И ты видел мою дочь, Диану. Ей более всего необходима защита.
— Но мы не просим тебя сделать нечто опасное, Гордиан, только…
— Твой голос так же искренен, как и тогда, когда ты хвалил ужин Вифании.
Целий неодобрительно посмотрел на меня. Мне казалось, что он привык полагаться на свое обаяние и не рассчитывал на мое упорство.
Я вздохнул.
— И чего же конкретно хочет от меня Цицерон?
К его чести, Целий не выразил на своем лице крайнего самодовольства от моей уступки. Он, напротив, придал ему серьезное выражение.
— В обед я уже говорил об опасности, угрожающей государству. Ты счел мои слова риторическим упражнением, Гордиан, но факты от этого не изменились. Катилина представляет собой угрозу. Ты можешь презирать помпезность и коррупцию — то, что теперь называется в Риме политикой, но поверь мне, анархия, которую принесет с собой Катилина, будет еще ужасней.
— Ты опять начинаешь ораторствовать.
Целий неохотно улыбнулся.
— Останови меня, когда я опять начну. Итак, Катилина хочет выставить свою кандидатуру на выборах. Он, конечно, не имеет шансов их выиграть, но постарается сделать все, что в его силах, чтобы посеять смуту и беспорядки в городе. У него разработано два плана. Во-первых, если он победит…
— Ты же сказал, что это невозможно.
— Это всего лишь риторика, я же сказал тебе остановить меня. Итак, если случится невозможное и он все-таки выиграет, то это будет означать, что электорат безнадежно рассеян. Консульство Цицерона кажется затишьем перед бурей. Сенат воспротивится. На улицах будут грабить и убивать. Возможно, начнется гражданская война; разнообразные политики и влиятельные семьи уже готовятся к ней. И в этом конфликте Катилина, конечно же, проиграет, если не сразу же, то когда Помпей приведет свои войска с Востока. А если Помпея призовут для наведения порядка, то он не остановится ни перед чем, чтобы стать диктатором. Прими во внимание эту возможность.
Я против своей воли вовлекся в политические размышления. Для правящей олигархии возможная диктатура Помпея была еще одной головной болью. Тогда наступит либо конец Республики, либо же опять начнется гражданская война; такие люди, как Красс или молодой Юлий Цезарь, не согласятся отдать свою власть без сопротивления.
— А что будет, если Катилина проиграет на выборах? — спросил я, не желая больше спорить.
— Он уже сейчас готовит восстание. И его сторонники так же отчаянны, как и он. Его поддерживают многие ветераны, поселившиеся здесь, в Этрурии, и дальше к северу. В городе у него тоже есть малочисленный, но преданный кружок товарищей. И уже известно, что они замышляют убийство Цицерона еще до выборов.
— Но почему?
— В основном потому, что Катилина ненавидит Цицерона за проигрыш на прошлых выборах. Как это согласуется с его планами, я точно не знаю; возможно, он хочет посеять беспорядки и панику перед голосованием или даже вовсе отменить выборы.
— А откуда ты это знаешь, Марк Целий?
— В этом месяце было собрание заговорщиков, и…
— А как тебе это стало известно?
— Я же говорю тебе: было собрание заговорщиков и я там присутствовал.
