Стивен Сейлор - Загадка Катилины
— Как спалось, Целий?
— Очень хорошо, спасибо.
— Кровать слишком жесткая, не так ли? Я так и знал. Да и в комнате было очень душно.
— Нет, вовсе…
— Увы, как ты сам убедился, дом мой не подходит для приема знатных гостей.
Целий понял смысл моих слов и улыбнулся.
— Говорят, что Катилина подобен хорошему полководцу: может спать и есть при любых обстоятельствах. Условия здесь для него даже больше, чем хороши.
— Но я еще не сказал «да», Целий.
— А мне показалось, что сказал.
— Мне нужно многое обдумать.
— Но это то же самое, что сказать «нет». Время не ждет, Гордиан.
— Тогда я говорю «нет», — неожиданно произнес я, устав шутить с ним.
Он фыркнул.
— Ты передумаешь, как только я уеду. Пошли мне тогда гонца.
Он вскочил на лошадь и приказал своим охранникам быть наготове.
Из дома вышла Вифания, в столе с длинными рукавами и с распущенными волосами. По ее плечам спускались дивные черные и серебряные пряди, в глазах застыло сонное выражение, виновником чего был отчасти я.
— Вы, Марк Целий, несомненно, не покинете нас, не позавтракав? Я приготовила что-то вкусное.
— Я предпочитаю отправляться в долгую поездку на пустой желудок. Признаюсь, что похитил у вас в кладовой кусок хлеба и несколько фруктов на дорогу.
Пока его охранники садились на коней, он несколько раз повернул свою лошадь.
— Обожди, — сказал я. — Я провожу вас до Кассиановой дороги.
Когда мы отправились, солнце уже взошло над гребнем горы, и наши фигуры отбрасывали длинные тени. Запели птицы. Мы миновали виноградники с одной стороны и поле со свежескошенным сеном с другой. Целий дышал всей грудью.
— Ах, Гордиан, вот он какой, утренний воздух в провинции! Теперь я понимаю, почему вы покинули город. Но от этого город не перестал существовать. Никто также не отменял старых обязательств.
— Какой же ты настойчивый, Целий, — сказал я, печально покачивая головой. — Ты этому обучился у Цицерона или у Катилины?
— У обоих понемногу. У Катилины я также научился загадкам. Ведь ты, Гордиан, любишь тайны, значит, тебе должны нравиться и загадки. Ты хочешь услышать одну из них?
Я пожал плечами.
— Катилина любит загадывать ее своим друзьям. Он задал ее нам в ту самую ночь, когда мы дали клятву. «Я вижу два тела, — сказал он. — Одно из них худое и истощенное, но с великой головой, другое тело сильное и крепкое, но у него вовсе нет головы!»
Целий негромко рассмеялся.
Я беспокойно заерзал на своем коне.
— И в чем же здесь суть?
Целий пристально посмотрел на меня.
— Ведь это загадка, Гордиан! Ты сам должен догадаться. Вот что я тебе скажу — когда ты пошлешь ко мне гонца, то пусть он использует особый пароль. Если твой ответ положителен, он должен сказать: «Тело без головы». Если отрицательный, то: «Голова без тела». Но не тяни с ответом; события разворачиваются слишком быстро.
— Как и всегда, — сказал я, останавливая своего коня.
Мы доехали до Кассиановой дороги. Целий помахал мне рукой, потом повернулся и прибавил скорость. Мгновение я наблюдал, как плащи всадников развеваются, словно знамена на ветру, затем повернул к дому, еще более встревоженный и запутанный.
На следующий день я сидел в библиотеке и придумывал план водяной мельницы, когда пришел Арат и сообщил, что Конгрион со своими помощниками вернулись.
— Хорошо, пусть войдут ко мне. Я хочу видеть их. Без свидетелей.
Арат прищурил глаза и удалился. Через некоторое время в библиотеку вошли Конгрион и его подчиненные. Я отложил табличку со стилем и знаком показал им, что они должны закрыть дверь.
— Ну, Конгрион, как обстоят дела у Клавдиев?
— Хорошо, хозяин. Уверен, что вы не услышите упреков в наш адрес. Клавдия дала мне вот эту записку и попросила вам ее передать.
Он протянул мне пергаментный свиток, запечатанный инициалами Клавдии — большое «С» и внутри его маленькое «А». Это ее собственная печать, не унаследованная ни от отца, ни от мужа, а придуманная ею самой. Обычно римские матроны так не поступали, но ведь Клавдия была необычной женщиной. Я сломал печать и развернул письмо.
«Гордиану.
С наилучшими пожеланиями и благодарностями по поводу присланных рабов. Они прекрасно справились со своими обязанностями, а особенно повар Конгрион, не потерявший своего мастерства со времен, когда он служил моему кузену Луцию. И я вдвойне благодарна, поскольку мой собственный повар заболел как раз накануне приготовлений, так что Конгрион не просто помог, но оказался незаменим; без него мне пришлось бы плохо. Об этой услуге я никогда не забуду и буду вечно признательна.
Теперь о другом. Я лично постаралась замолвить за тебя слово в кругу моей семьи. Мы, Клавдии, довольно упрямы и самоуверенны, и я скажу, что мне не сразу удалось убедить кого-либо обходиться с тобой помягче, но мне кажется, что начало положено. Во всяком случае, я сделала, что смогла.
Спасибо еще раз за одолжение. Сообщи мне, когда понадобится моя помощь. Остаюсь вашей благодарной соседкой,
Клавдия».Я скрутил письмо, перевязал его ленточкой и увидел, что Конгрион напряженно разглядывает меня.
— Она осталась довольна тобой, — сказал я.
Конгрион вздохнул и улыбнулся.
— Приятная женщина, — сказал он. — Требовательная хозяйка, но умеет благодарить за услуги.
— Вы исполнили мой приказ соблюдать осторожность?
— Да, господин, мы были осторожны и скрытны. Сожалею, что не могу сказать того же о других рабах.
— Что ты имеешь в виду?
— Клавдии привели с собой своих слуг, которые постоянно толклись на кухне. Я старался утихомирить их, когда становилось слишком шумно, но на кухне всегда околачивались толпы рабов, и сплетни никогда не прекращались. Я, конечно, сам не принимал участия в разговорах, но старался слушать их, занимаясь своими сковородками и горшками, как вы и приказывали.
— И что ты услышал?
— Большинство разговоров не представляло интереса — кто из рабов заслужил благорасположение своего господина, а кто потерял доверие… вымышленные рассказы о приключениях в то время, когда они с хозяевами были в Риме… грязные и непристойные истории о связях с девушками, занятыми на винодельческих прессах… плоские шутки — вся обычная грязь, которую и следовало ожидать и которая недостойна касаться ваших ушей.
— А что-нибудь поинтереснее?
— Было несколько грубых намеков и скрытых оскорблений в мой адрес. Рабы часто повторяют суждения своих хозяев, и если хозяева не в ладах, то и рабы не дружат между собой. Немногие из них знают, что я служил еще Луцию Клавдию, долго и преданно; но и они упрекают меня и скорбят о моей неверности, говоря, что я нашел теперь — извините, хозяин, но это их слова, они так сказали, — что я нашел теперь нового хозяина, самого низкого и недостойного. Я, разумеется, хранил гробовое молчание, и они удивлялись моей необщительности. Дело в том, что такие слова не сами пришли им в голову, а исходят, вероятнее всего, от их собственных хозяев.
— Я понимаю. А от самих Клавдиев ты слышал что-нибудь?
— Нет, хозяин. Так вышло, что я почти все время был занят на кухне, едва находил мгновение для отдыха. Повар Клавдии заболел…
— Да, она сообщает об этом в письме.
— Как вы понимаете, я был занят все время. Я почти не видел гостей — только их рабов, толпившихся на кухне.
— А вы? — спросил я, кивнув в сторону его помощников.
Они нервно выпрямились, беспокойно смотря друг на друга.
— Ну же?
— Большую часть времени мы провели на кухне, помогая Конгриону, — ответил один из них. — Все было так, как он и сказал, — намеки, скрытые оскорбления нашего нового хозяина, то есть вас. Но потом нас позвали прислуживать за обедом. Вас там тоже упоминали…
— Да?
На лицах рабов выразилось крайнее замешательство. Один из них был довольно дурен собой, с прыщами на лбу и щеках. Я удивился, что Клавдии пришло в голову заставить его прислуживать за обедом, ведь большинство римлян предпочитают смотреть на нечто приятное во время трапезы. Я отнес этот факт на счет ее необычности. Клавдия часто поступала по-своему.
— Ты, — сказал я прыщавому юноше. — Говори! Меня ничто не удивит.
Он кашлянул и начал:
— Они не любят вас, хозяин.
— Я знаю. Сейчас я хочу узнать, что они замышляют.
— Ну, ничего особенного. Просто называют вас по-всякому.
— Например?
Раб сделал такое лицо, будто я сунул ему под нос какую-то дрянь и заставил его попробовать.
— Городской самодовольный вонючка, — сказал он наконец, поморщившись.
— Кто так назвал меня?
— Публий Клавдий. Мне кажется, это тот самый пожилой человек, живущий за рекой. На самом деле он высказал еще пожелание — окунуть вас в воду и протащить вниз по течению, чтобы вы ртом ловили рыбу. — И юноша снова поморщился.
