Уильям Дитрих - Пирамиды Наполеона
— Хм, да. — Он вытащил очки. — Позвольте-ка взглянуть на него.
Мы разглядывали мой выигрыш, а Тальма наблюдал за нами, комкая носовой платок, словно опасался, что у него появятся причины для неуместного чиханья. Подобно Силано и нам с Тальма, Бертолле долго вертел вещицу в руках и наконец откинулся на спинку кресла.
— За исключением жалкого куска золота, я не вижу ничего такого, из-за чего мог начаться весь этот ажиотаж.
— Как и я.
— На вашем медальоне нет никакого таинственного кода, никакой карты или символического изображения бога, да и на вид — ничего особенного. Мне с трудом верится, что Клеопатра могла носить его на шее.
— Капитан просто упомянул, что он принадлежал ей. Как царице…
— В ее сокровищнице, если верить всем байкам, такое же бесконечное множество украшений, как обломков креста или сосудов с кровью, принадлежавших Иисусу. — Ученый неодобрительно покачал головой. — Естественно, легче всего объявить раритетом грубую поделку, чтобы продать ее как можно дороже.
Мы сидели в полуподвальном помещении цокольного этажа особняка Ле Кока, используемом ветвью Восточной ложи масонов в связи с тем, что его пространственное расположение проходило по оси восток-запад. На стоявшем между двух колонн столе лежала закрытая книга. Скамьи терялись во мраке под арочными сводами. В тусклом свете восковых свечей поблескивали не поддающиеся расшифровке египетские иероглифы и библейские сцены возведения храма Соломонова. На одной из полок покоился череп, напоминая нам о краткости бытия, но ничего не добавляя к нашему обсуждению.
— И ты готов поручиться, что он невиновен? — спросил химик моего масонского друга.
— Этот американец, как и вы, доктор, связан с научным миром, — сказал Тальма. — Он учился у великого Франклина и сам занимается исследованием электричества.
— Да-да, электричество. Удары молний, взлетающие светящиеся змейки и искры для развлечения салонной публики. Скажите-ка мне, Гейдж, что есть электричество?
— В общем… — Мне не хотелось хвастаться собственными познаниями перед знаменитым ученым. — Доктор Франклин полагал, что это есть проявление основополагающей силы, оживляющей вселенную. Но каково оно на самом деле, никому не ведомо. Мы можем воспроизвести его поворотом рукоятки или запасти его в особой банке, поэтому нам известно, что оно существует. Но кто знает, какова его природа…
— Совершенно верно. — Химик задумался, продолжая вертеть медальон в руках. — И однако можно предположить, что в древности люди понимали больше нашего. Что, если они управляли силами, недоступными современному человеку?
— То есть узнали, какова природа электричества?
— Ну, они же знали, например, как возводить удивительные, грандиозные памятники, разве вы не согласны?
— Как интересно, что Итан обрел этот медальон и пришел к нам именно в такое удачное время, — добавил Тальма.
— Наука, однако, не верит в совпадения, — ответил ему Бертолле.
— Что за удачное время? — удивился я.
— Как бы то ни было, нужно признать наличие определенного стечения обстоятельств, — заявил химик.
— О каких обстоятельствах речь?
У меня появилась надежда.
— О спасении от гильотины посредством вступления в армию, — объяснил Бертолле.
— Что?!
— И одновременно вы сможете приобщиться к науке.
— И к масонству, — подхватил Тальма.
— Вы с ума сошли? Какая армия?
— Французская армия, — пояснил химик. — Послушайте-ка меня, Гейдж, можете ли вы, как масон и ученый человек, дать клятву хранить один секрет?
— Но я не хочу быть солдатом!
— Никто вас и не заставляет. Так вы клянетесь?
Тальма напряженно смотрел на меня, прижимая платок ко рту. Подавив тревогу, я кивнул.
— Конечно клянусь.
— Бонапарт уже покинул побережье Ла-Манша и готовится к новой экспедиции. Даже его ближайшие соратники не знают о ее назначении, но некоторым ученым оно известно. Впервые со времен Александра Великого завоеватель приглашает ученых сопровождать его войска в походе ради научных исследований и путевых записей. Такое рискованное предприятие соперничает с экспедициями Кука и Бугенвиля. Тальма предложил, чтобы вы с ним также отправились в эту экспедицию, он — в качестве журналиста, а вы — как специалист по электричеству и древним тайнам, связанным с вашим медальоном. Нельзя исключить того, что вещица эта может оказаться ценной путеводной нитью. Вы поможете нам в разных исследованиях, а ко времени вашего возвращения все уже и думать забудут о смерти несчастной шлюхи.
— И в какие же края направится экспедиция?
Я скептически относился к Александру, который, может, и наворотил великих дел, да умер, не дожив даже до моих тридцати четырех лет, что отнюдь не побуждало следовать его примеру.
— А куда бы вы думали? — раздраженно бросил Бертолле. — В Египет! Мы хотим не только захватить ключевые торговые пути, но и помочь нашим союзникам победить англичан в Индии. Нам представится возможность исследовать истоки исторических времен. Там могут обнаружиться весьма полезные, неизвестные нам знания. Разве вы не согласны, что лучше уж нам, ученым, приобщиться к этим тайнам, чем еретикам из ложи египетского обряда?
— В Египте?
Клянусь духом Франклина, что там может быть интересного? Редкий европеец побывал в тех краях, окутанных некими тайнами магрибского двора. У меня имелись смутные представления о каких-то пустынях, пирамидах и языческом фанатизме.
— По большому счету вас не назовешь ни ученым, ни масоном, — внес поправку Бертолле. — Но как американец и потомок первых переселенцев вы способны внести свой оригинальный вклад в общее дело. Ваш медальон также может принести удачу. Раз Силано им так заинтересовался, то он, очевидно, имеет важное значение.
Я почти не слушал его после первой поправки.
— Почему это меня не назовешь ни ученым, ни масоном? — возмутился я, хотя втайне был согласен с его мнением.
— Брось, Итан, — сказал Тальма. — Бертолле имеет в виду, что ты пока не совершил никаких открытий.
— Я имею в виду, месье Гейдж, что ваши невысокие достижения в возрасте тридцати трех лет заставляют усомниться в ваших способностях, а ваши скромные амбиции — в наличии усердия. Вы не выступали с докладами на академических собраниях, не продвинулись в масонской иерархии, не накопили состояния, не обзавелись ни семьей, ни собственным домом и не написали выдающихся трудов. Честно говоря, я скептически отнесся к вашей кандидатуре, когда Антуан предложил ее. Но он полагает, что у вас есть потенциальные возможности, и вдобавок мы, рационалисты, отрицательно относимся к мистическим последователям Калиостро. Мне не хочется, чтобы гильотина укоротила вас на голову, позволив этому медальону соскользнуть с вашей шеи. Я с большим уважением отношусь к Франклину и надеюсь, что когда-нибудь вы станете достойным своего учителя. Подведем итоги. Вы можете искать правосудия в здешних революционных судах, пытаясь доказать свою невиновность. Или можете отправиться с нами.
Тальма сжал мое плечо.
— Выбирай Египет, Итан! Подумай хорошенько!
Это же совершенно перевернет мою жизнь, но, с другой стороны, что в ней, собственно, еще не перевернуто? Бертолле до обидного точно оценил мою никчемную жизнь, хотя я все-таки еще гордился своими путешествиями. Мало кому довелось побывать в глубинах Северной Америки… или, надо признать, так мало вынести из этих глубин.
— А разве Египет еще никем не завоеван?
Бертолле махнул рукой.
— Он номинально входит в состав Оттоманской империи, но реально там властвует предательское племя воинов-рабов, так называемых мамелюков. Они не только перестали платить дань Стамбулу, но и начали жестоко притеснять египетский народ. Причем по своему происхождению они не принадлежат ни к туркам, ни к египтянам! Наша миссия, месье Гейдж, — дать египтянам свободу, а не завоевать их.
— И нам не придется сражаться?
— Бонапарт уверяет, что мы покорим Египет парой пушечных выстрелов.
Самоуверенное утверждение. Наполеон либо проницательный корыстолюбец, либо абсолютный слепец.
— А что вы думаете об этом самом Бонапарте?
— Мы все слышали о его первых славных победах, но в Париже он провел так мало времени, что его здесь не успели толком узнать. Поговаривали, что он был своего рода удачно продвинувшимся наглым карьеристом.
— Я еще не встречал столь деятельного человека, его ждет либо грандиозный успех, либо сокрушительный провал, — высказался Тальма.
— Или и то и другое, как зачастую бывает у людей с большими амбициями, — уточнил Бертолле. — Нельзя отрицать его великолепных способностей, но величие достигается рассудительностью.
— Мне придется бросить все торговые и дипломатические дела, — заметил я. — И пуститься в бега, словно я виновен в убийстве. Неужели полиции так трудно найти графа Силано и того проигравшегося капитана? Свели бы нас всех вместе и выяснили правду.
