Клод Изнер - Коричневые башмаки с набережной Вольтера
Когда погода благоприятствовала, Филомена часами болтала с Севериной Бомон, букинисткой, на набережной Вольтера. Сидя на складных стульчиках, две товарки, разделявшие одни и те же увлечения, дружно высмеивали Бони де Кастеллана[24], нынешнего любимчика всей дамской половины общества, и оплакивали кончину генерала Буланже, совершившего самоубийство на могиле своей любовницы в Икселе в 1891 году. Как можно было не позволить этому герою спасти Францию?!
Филомена вставала в пять утра – это было ее незыблемое правило еще с трудовых времен. Быстренько умывшись и пройдясь расческой по седеющим волосам, сегодня она облачилась в любимое драповое платье цвета лаванды. От корсета Филомена давно отказалась – в нем невозможно было дышать. Но она же не виновата, что с возрастом ее пышные формы сделались только пышнее… Надев лакированные кожаные галоши с побитыми задниками и мысками, толстуха внимательно изучила свое отражение в зеркале. Забавное сочетание: элегантный наряд и видавшие виды галоши. Но тут уж ничего не поделаешь – отекшие ноги Филомены предпочитали удобную, разношенную обувь.
«Я похожа на бочку. Ба! Что за печаль? Главное – это бодрость духа, воля к жизни и стойкость перед лицом превратностей судьбы!»
Филомена засыпала в кормушки попугаев зерно, купленное в прошлое воскресенье на птичьем рынке, и устремилась на кухню. В доме было холодно, приходилось постоянно топить печку, и сейчас, накормленная несколькими лопатками угля, она весело затрещала огнем. Дальше надо было помолоть кофе и поставить на плиту кастрюльку с водой. Пока вода закипала, Филомена принесла из спальни «Малый оракул, дамский наперсник» – издание расширенное и дополненное, раздобытое накануне у Северины Бомон, – и открыла его на странице с вопросами:
Скоро ли я выйду замуж?
Будет ли мой муженек красавцем?
Должна ли я дать ему… то, что он хочет?
Кто из нас умрет первым?
Кончиком ножа она наугад ткнула в одну из букв, представленных в таблице.
«Так-так, вопрос 1, ответ S… „Ты встретишь его нынче вечером!“ Ах! Это же слишком скоро, я еще не готова расстаться с девичеством! Ой, вода, вода вскипела и собирается впасть в океан!»
Филомена поспешно перелила содержимое кастрюли в кофейник с молотым кофе, стоявший на лоскутной прихватке. Через несколько минут черная ароматная жидкость уже была в чашке.
«Что-то я в последние месяцы совсем забросила уборку, особенно в комнатах на этом этаже. Ужасный кавардак! Впрочем, ко мне никто не заходит, да и этот таинственный незнакомец, которого мне сулит оракул нынче вечером, вряд ли сюда заглянет. Не очень-то ты мне и сдался, красавчик, Филомена вдоволь горя нахлебалась с вашим отродьем, уж повидала таких, как ты, мужиков, хватит с меня! А на днях, ежели не передумаю, найму надомницу, благо средства позволяют. Что-то у меня поясница разламывается все время… Да уж, можно сказать, домработница разучилась делать домработу!»
Филомена фыркнула и принялась за кофе, попутно жуя тартинку и глядя на гравюру в рамке. На гравюре был изображен генерал Буланже верхом на боевом коне.
– Привет, Жорж. Ты один для меня свет в окошке, шалунишка! – бодро повторила толстуха ритуальную фразу.
Надев шерстяное пальто, шапку и шарф, Филомена Лакарель, готовая к сражению с северным ветром и ледяным дождем вперемешку со снегом, покинула домик на улице Пьера Леско.
Мнимый слепой, прозванный коллегами-попрошайками с паперти церкви Святого Евстахия «папаша Гляди-в-Оба», уже занял рабочее место на ступеньках, пристроив на коленях деревянную плошку для подаяния. Единственной защитой от ледяного ветра ему служили литр красного и большой деревянный щит с прикнопленными объявлениями. Эти исписанные от руки бумажки он читал в который раз, чтобы скоротать время.
– Басонщик наймет подмастерье, разносчика заказов, подручную швею-жилетницу, обшивщиков шнуром… Требуются официант, умеющий открывать устрицы… кучер… девицы от тринадцати до пятнадцати лет помощницами в плиссировочную мастерскую, жалованье один франк за… Рабы, вот кто вам требуется, ага, бессловесные твари, которых, ежели что, можно на улицу вышвырнуть. Да здравствует вольный труд!.. Черт, бочка в галошах катится, сейчас опять начнет полоскать мне мозги своим Буланже! – Папаша Гляди-в-Оба торопливо подвинулся поближе к своим.
Филомена Лакарель тоже заинтересовалась объявлениями.
– Устрицы – фу, какая гадость, желе, только соленое. И проку от них никакого: сколько ни съешь – не наешься. Эй, папаша Гляди-в-Оба, как нынче денёк, задался с утра? – крикнула она нищему.
Тот поежился и вздохнул:
– Ох, и не спрашивайте, как мыкал горе, так и мыкаю. Все святоши – сквалыги редкостные, а благословениями я уже сыт по горло. Только ими и сыт, ага. Эх, беда-огорчение… Жалкий я, несчастный, жертва злой судьбы!
– Ничего, народ пойдет с вечерни, и воздастся вам. А пока вот кладу вам два су, припрячьте их поскорее. И не теряйте веры! Господь всем нам посылает испытания, вы только вспомните бедного генерала Буланже – он, между прочим, умер, а вы-то живехоньки.
– Да уж, повезло мне сказочно, – пробормотал папаша Гляди-в-Оба.
– Когда почувствуете, что вера вас покидает, напойте «Возвращение с парада» – это придаст вам бодрости!
Филомена вошла в церковь, под величественным сводом которой всегда чувствовала себя карлицей. Ее восхищал настенный декор этого храма, но еще больше захватывала воображение гробница Кольбера[25]. Напротив нее Филомена и преклонила колени, напевая под нос любимую песню:
Мы идем дружно, в ряд,
В Лоншан на парад,
Каждый весел и рад,
И ликуе-е-ет…
Она от всего сердца возблагодарила Кольбера и Буланже за то, что ей предоставилась возможность списать восхитительные рецепты из «Трактата о конфитюрах», одолженного Эфросиньей Пиньо, поднялась, осенила себя крестным знамением и направилась к клиросу поставить свечи за упокой кузена и генерала Буланже. После этого Филомена распростерлась у подножия статуи Богородицы.
– Радуйся, Мария, благодати полная[26]…
Дальнейший текст молитвы перемешался у нее с наставлениями, почерпнутыми в рецепте по приготовлению конфитюра из кураги:
– Вымачивать несколько часов два килограмма кураги в четырех литрах воды, благословенна Ты между женами , перелить воду и пересыпать фрукты в котел с тремя килограммами сахара, благословен плод чрева Твоего , когда сироп закипит, да приидет царствие ваше , дать остыть и переложить в горшочки, аминь . Прости, Пресвятая Дева, конфитюры – мой маленький грех, на ближайшей мессе непременно прочитаю «Аве» десять раз, молись за нас, грешных …
Коричневые башмаки обошли вокруг кропильницы. Двое прихожан в полуобморочном состоянии замерли у клироса, а на входе вокруг церковной кружки для пожертвований бродил нищий старик, притворявшийся слепым. И буланжистка тоже была здесь, в глубине храма…
Наконец Филомена выбралась на свежий воздух и вскоре окунулась в шумную суету Центрального рынка. Повозки деловито разгружались у павильонов Бальтара[27], внутри которых шла бесконечная пляска святого Витта: метались разносчики, катились в разных направлениях повозки, чьи владельцы торопились выстроить на них пирамиды из лука-порея и пастернака. Морковная гора перекрыла один из проходов, послужив причиной яростной ссоры двух торговок, и те в свою очередь создали неслабый затор, побросав пустые ящики из-под овощей. Цветная капуста захрустела под копытами проходившей мимо лошади, торговки осатанело швырялись оскорблениями, и дело уже близилось к рукоприкладству. Ссорой воспользовался шустрый парнишка, чтобы стянуть цикорий, но одна из скандаливших кумушек поймала воришку на месте преступления и задала ему трепку, после чего скандалистки неожиданно для всех помирились и отправились скрепить дружбу стаканчиком вина в местном кабачке.
Филомена с трудом пробиралась среди скалистых отрогов из репы, тыквы и картошки. Она в жизни не видела моря, но ей казалось, что ее подхватила гигинтская разноцветная волна и качает на спине, одурманивая жаркими ароматными испарениями. Откуда-то потянуло потажем[28].
«Ну и сборище! – подумала Филомена. – Сдается мне, что по сравнению с этой толпой в отрепьях Двор Чудес был прямо-таки благородным собранием!»
Бездомные и прочие горемыки толкались вокруг разносчиц горячего бульона – те порой проявляли милосердие и давали кому-нибудь зачерпнуть из котелков бесплатно.
Коричневые башмаки поскользнулись на промасленной бумаге, но тотчас продолжили путь по стопам упитанной дамочки. Та, покачивая пустой плетеной корзинкой, как раз протискивалась между крепостным валом лука и тыквенной стеной.
