Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней
Девушка помолчала, не в силах продолжать, но я видел, что виною было не горе, а гнев.
— Моя мать до сих пор каждый вечер ставит для него еду на стол. Говорит, что перестанет это делать в тот день, когда узнает, что он мертв. Все это сделали с нами люди нынешнего царя. И вы удивляетесь, что я их ненавижу?
Ее история была не нова. Пострадали многие из тех, кто принадлежал к старому режиму: их ждали принудительный труд, лишение имущества и, в некоторых случаях, исчезновение. Мужей, отцов и сыновей арестовывали и уводили в оковах, ни слова не говоря, и больше их никогда не видели. Я также слышал рассказы о частях человеческих тел, вынесенных на берег дальше к северу, вниз по течению Великой Реки. О безглазых, гниющих трупах, которых выуживали сетями, без ногтей на пальцах или вовсе без пальцев, без зубов и языков.
— Мне жаль.
— Не стоит меня жалеть.
По крайней мере, теперь она выглядела достаточно презентабельно. Я вывел ее во внутренний двор. Был огромный риск, что нас кто-нибудь заметит, однако, воспользовавшись общей сумятицей, мы поспешно протолкались сквозь толпу, прошли под резным изображением волка и наконец очутились на оживленной улице.
— Я понимаю твои чувства, — шепотом сказал я. — Несправедливость — ужасная вещь. Однако подумай хорошенько: твоя жизнь стоит большего, чем красивый жест. Жизнь и так достаточно коротка. Твоя мать и без того уже много потеряла. Возвращайся к ней и оставайся дома.
Я настоял, чтобы девушка назвала мне свое имя и сказала, где живет, на случай, если эти сведения понадобятся мне в будущем. Затем я разжал руку, отпуская ее, словно дикое животное. Она исчезла в гуще города, ни разу не обернувшись.
Глава 5
Когда я вернулся домой, было уже поздно. Мы с Тотом открыли калитку и вошли во двор. Однако вместо того, чтобы подбежать к своей лежанке, он настороженно выпрямился, подняв хвост и внимательно прислушиваясь. В доме было неестественно тихо. Возможно, Танеферет с детьми еще не вернулась от Нахта — однако в передней комнате горел масляный светильник, хотя мы там никогда не сидели.
Я пересек двор, подошел к кухонной двери, беззвучно открыл ее и переступил через порог. Еще один светильник горел в стенной нише, но детей нигде не было видно. Я подошел к двери в переднюю комнату. Танеферет сидела на скамье возле стенной росписи, на завершение которой мы за все эти годы так и не собрали достаточно денег. Она не заметила меня. Вид у нее был напряженный. Я двинулся дальше и увидел еще одну тень, падавшую на пол. Затем тень шевельнула рукой, и я быстро скользнул в комнату и схватил сидевшего за предплечье сзади.
Кубок со стуком упал на пол. Вино разлилось небольшой лужицей. На меня глядело снисходительное лицо вельможи из высших кругов. Среднего возраста, роскошно одетый, он был заметно удивлен, но сохранял самообладание. Танеферет поднялась на ноги, встав как на параде. Кажется, я позволил своим нервам чересчур разгуляться.
— Добрый вечер, — проговорил гость ровным ироническим тоном.
Я отпустил его. Он поправил свое внушительное золотое «ожерелье славы» — чрезвычайно тонко отделанное, — затем, заметив, что плеснул вином на свою одежду, с недовольным видом осмотрел красное пятно. Возможно, это было худшее, что случилось с ним за многие годы.
— Этот господин ждет здесь, чтобы встретиться с тобой… И уже довольно долго. — Судя по выражению лица моей жены, она была мною недовольна. Подозреваю, без меня их разговор был не очень оживленным. Многозначительно глянув на меня, она исчезла в кухне, чтобы принести воды и чистую тряпку.
— Я должен извиниться за то, что явился вот так, — проговорил незнакомец бархатистым, приглушенным голосом. — Неожиданно, не предупредив…
— Ничего не объясняя… — добавил я.
Он оглядел комнату. Увиденное не произвело на него впечатления. В конце концов его взгляд вновь обратился ко мне.
— Даже не знаю, как продолжить этот разговор. Я нахожусь в затруднении. Мое положение двусмысленно…
— И неприятно.
— Да, если хотите, и неприятно. Неприятность состоит вот в чем: я не могу рассказать вам, зачем я пришел. Я могу лишь попросить вас пойти со мной, чтобы встретиться с одним человеком.
— И вы не можете сказать мне, что это за человек.
— Вы правильно поняли, в чем состоит мое затруднение.
— Это тайна.
— Ну, вы ведь и слывете чем-то вроде специалиста по тайнам. «Расследователь тайн»… Никогда бы не подумал, что встречусь с подобным человеком, и однако вот, довелось. — Гость наградил меня леденящим взглядом.
— По крайней мере, вы могли бы назвать мне свое имя и титул, — предложил я.
— Я Хаи, главный писец, управляющий царскими владениями. По крайней мере, это все, что я могу вам сказать на данный момент.
Что делает столь высокопоставленное лицо, занимающее одно из центральных мест в дворцовой иерархии, в моей гостиной, в этот странный день, полный зловещих предзнаменований и крови? Я злился сам на себя за то, что настолько заинтригован. Я налил нам по кубку вина. Гость покосился на свой кубок — качество напитка явно не произвело на него впечатления, — однако осушил его залпом, словно то была вода.
— Вы хотите, чтобы я пошел с вами прямо сейчас?
Он кивнул, почти небрежно, но я видел, что я очень ему нужен.
— Уже поздно. С какой стати я должен оставлять семью, даже не зная наверное, куда иду и когда вернусь обратно?
— Я, разумеется, обеспечу вам безопасность. Точнее, я могу дать слово, что прослежу за вашей безопасностью, что, наверное, не совсем одно и то же. И я, несомненно, гарантирую, что вы вернетесь домой до восхода солнца, если таково будет ваше желание.
— А если я откажусь?
— Ох… Боюсь, будет очень сложно… — он не договорил.
Внезапно он полез в складки своей одежды и вытащил из кожаного кошеля некий предмет.
— Тот, кто меня послал, просил показать вам вот это.
Это была игрушка: деревянный человечек и большая собака с широкими красными глазами, скрепленные веревочками и шкивами. У игрушки рычажок. Я знал, что если нажать на рычажок, то руки человечка поднимутся, защищая лицо, а деревянная собака встанет на задние лапы, нападая на человечка. Я это знал, потому что уже видел эту игрушку прежде, много лет назад, в детской комнате царской семьи — когда молодая царица, которую сегодня забрызгали кровью, была еще ребенком.
В кухне я все объяснил Танеферет. Девочки все же потихоньку выбрались из своей комнаты и стояли теперь в безопасном круге света от лампы.
— Кто этот человек? — требовательно спросила Туну.
— Высокопоставленный чиновник.
— Чиновник? Из какой канцелярии? — прошептала Сехмет, чрезвычайно взволнованная появлением в нашем доме настоящего, живого сановника высшего ранга.
Танеферет цыкнула на девочек, пресекая дальнейшие вопросы, и настояла, чтобы они вернулись к себе в спальни. Неджемет, моя сладкая, осталась стоять, почти не глядя в мою сторону. Я поднял ее на руки, поцеловал и пообещал, что обязательно вернусь к завтраку.
— Куда ты уходишь? Там темно!
— Мне надо кое с кем повидаться.
— По работе?
— Да, по работе.
Она важно кивнула, и я передал ее Танеферет, которая бросила на меня выразительный взгляд.
— Я оставлю Тота сторожить вас.
Танеферет бережно поцеловала меня и удалилась в нашу спальню.
Мы дошли до причалов, до того места, где через реку ходили паромы. Днем здесь было тесно от лодок и кораблей всех мастей, от маленьких тростниковых лодочек и пассажирских паромов до больших торговых судов и транспортов с камнем. Вся экономика, благодаря которой город процветает и богатеет, которая обеспечивает приток предметов роскоши, строительных материалов и продовольствия, сосредоточена в порту; здесь заключаются и нарушаются сделки, здесь официально или контрабандой ввозятся товары. Однако ночью здесь тихо. В ночные часы никакой торговли нет, поскольку плавать в темноте по Великой Реке очень опасно: в воде, невидимые, шныряют крокодилы, пряча свои хищные перемещения в потоках и завихрениях темной воды.
Однако для того, чтобы опрокинуть изящное и прекрасное судно, на борт которого мы поднялись, потребовалась бы целая стая крокодилов. Мы уединились в занавешенной шторами каюте и все время короткой переправы просидели в молчании. Хаи предложил мне еще вина, но я отказался. Он пожал плечами, налил себе и уселся с кубком в руке. Я забавлялся с игрушкой, поворачивая колесико, и собака, с ее грубо вырезанным гребнем вставшей дыбом деревянной щетины и красными клыками, раз за разом нападала на человечка. Я размышлял о девочке, которая сказала мне много лет назад: «Гляди-ка! Это ты!» Но я пока не спешил вскрывать запечатанную коробку с этими воспоминаниями. Еще не время. Мы плыли к западному берегу, и я глядел на залитые луной низкие крыши и белые стены Фив. Почти все жители большого города крепко спали, готовясь назавтра вернуться к нескончаемому труду; лишь счастливые обладатели богатства и свободы, возможно, были еще на ногах, продолжая праздновать в своем кругу, вкушая вино и удовольствия, сплетничая о событиях дня, об их политическом значении и возможных последствиях.
