Еремей Парнов - Александрийская гемма
— Вы так хорошо сказали об увлеченности. — Люсин сделал первый шаг. — Но каков сам предмет увлечений? Георгий Мартынович держал вас в курсе своих исканий? Я имею в виду его, так сказать, домашние занятия.
— Не только я, вся кафедра, весь институт знали. Не в подробностях, само собой разумеется, в общих чертах. Сначала над ним подтрунивали, затем перестали. Так ведь всегда бывает в жизни. Человек должен отвоевать право остаться самим собой. К сожалению, это удается далеко не всем.
— Нужны определенные бойцовские качества, — нащупывая почву, подал реплику Люсин.
— Каждому свое. — По ее лицу пробежала мгновенная тень. — Одним природа дает клыки и когти, другим — веру и разум. Георгий Мартынович умел верить.
— И заражать своей верой других?
— Вот этого я бы как раз и не сказала. По своему складу он типичный ученый-одиночка. В глазах большинства доказательством правоты является не столько вера, сколько успех. От репутации законченного чудака шефа спасала удача. Он умел добиваться успеха в самый критический момент, когда все складывалось против него и вообще обстоятельства загоняли в угол. Только поэтому его оставили в покое. И что вы думаете? После того как препараты пошли в серию, погода молниеносно переменилась. Вчерашние насмешники начали буквально осаждать просьбами. Кто для себя, кто для родственников, а кто в расчете на ответную благодарность — для влиятельных друзей.
— Вы имеете в виду… — наклонился к ней Люсин, заговорщицки понизив голос.
— Ну конечно, лекарства, — подтвердила она. — Сейчас вообще распространилась мода на народную медицину: травы, иглоукалывание, экстрасенсы опять же всякие… Георгию Мартыновичу житья не стало от просьб. Как-то он даже пожаловался, что превращается в знахаря. Вы не представляете себе, как он страдал от столь неожиданной популярности. Она мешала ему работать и жить не меньше, чем интриги завистников и тайных врагов. Но что можно поделать? Ведь у каждого свои недуги. Шеф понимал и жалел людей. Отказывать он не умел. Любой лишенный ощущения деликатности человек мог вить из него веревки.
— Как вы хорошо сказали: «ощущение деликатности». Ну а если вернуться к интригам, тайным, опять же по вашему определению, врагам? Вы не усматриваете здесь никакой связи? — спросил он, обернувшись на скрип отворяемой двери.
Наталья Андриановна тоже покосилась на просунувшееся внутрь румяное личико.
— Здравствуйте, Наталья Андриановна! А я вас повсюду ищу! Можно? — в комнату непринужденно впорхнула девица в очках.
— Я сейчас занята, Марина. Зайдите через часик, — сказала Гротто и объяснила Люсину: — Моя студентка.
— Мы говорили о врагах, — напомнил Владимир Константинович и объяснил шутя: — Простите профессиональную нацеленность.
— Уголовщина не наш стиль, — поняла она с полуслова. — В научных кругах приняты несколько иные методы, я бы сказала, более результативные…
— Приблизительно догадываюсь. Мне приходилось сталкиваться однажды… Но ведь лишняя информация не повредит? Кто, по-вашему, мог быть заинтересован в… устранении, скажем так, Георгия Мартыновича?
— Увольте меня от подобных вопросов, — упрямо покачала головой Наталья Андриановна. — Недоставало только, чтобы я начала перемывать косточки коллегам! За кого вы меня принимаете?
— Простите, но когда перед тобой полная неизвестность, невольно хватаешься за соломинку.
— Такая соломинка вас не вывезет. Поищите лучше в другом направлении, в других сферах.
— Пусть будет по-вашему, — с готовностью согласился Люсин, досадуя на свою оплошность. Разве не знал он, что там, где требуется вживание во внутренний мир человека, профессиональный опыт подчас не только не помогает, но даже становится досадной помехой. Привычка хороша, когда работаешь на конвейере. Виртуозная партия требует самозабвения. Каждый раз, как впервые, — высшее напряжение. Слепой полет в неизведанном пространстве чужой души.
— Вы же сразу схватили главное. — В ее голосе прозвучала нотка упрека. — Нужно прежде всего понять, что заставило Георгия Мартыновича оставить дом. Ненадолго, потому что он наверняка предполагал вскоре вернуться. Чем дольше я над этим думаю, тем большей проникаюсь уверенностью.
— Ну, и как по-вашему?
— Не нахожу однозначного ответа.
— И не обязательно. Дайте несколько вариантов.
— Кто-то мог позвонить, — неуверенно, словно вступая на неокрепший лед, предположила она. — Вызвать куда-то… Или прийти без предупреждения, а затем увести с собой. Как вы считаете?
— Вполне здраво, — одобрил Люсин. — Однако с той же степенью достоверности можно предположить и заранее обусловленную встречу. Сейчас не это важно, куда эта неведомая для нас фигура увлекла Солитова. Все варианты сводятся к одному: «кто-то». Итак, кто? Вам легче вычислить, чем мне.
— К сожалению, не знаю.
— Вот и получается, Наталья Андриановна, что мы от чего ушли, к тому и пришли. Такие задачки, как правило, не просто решаются. Неизбежно приходится отталкиваться от каких-то личностных особенностей, особенностей среды. Поэтому вновь взываю к вам: помогите. Мы должны воссоздать обстановку. Вы меня понимаете?
— Вполне понимаю.
— Тогда продолжим, с вашего разрешения. — И, заметив, что пленка кончается, Люсин перевернул кассету на другую сторону. — Сформулируйте, пожалуйста, поточнее, какой научной проблемой занимался Солитов, какие опыты ставил, что надеялся получить… Можете не бояться специальной терминологии. Мы потом разберемся.
— Проблема у всех нас одна: получение новых биологически активных веществ. Разумеется, каждый, в меру сил и способностей, ковыряется на своем участке, — вперившись отрешенным взглядом в окно, за которым скучно темнели жестяные крыши и трубы соседних домов, объяснила Наталья Андриановна. — Георгий Мартынович предпочитал свободный поиск. Владея несколькими языками, в том числе обязательной для фармаколога латынью, он, вполне естественно, я считаю, обратился к изучению старинной рецептуры. Поразительное чутье исследователя плюс возможности современной аналитической техники позволили ему довольно скоро выделить препарат, эффективно снимающий экстрасистолию…
— Простите, как?
— Восстанавливающий сердечный ритм, одним словом.
— Ясно. А почему он все-таки занялся историческими, так сказать, изысканиями, не знаете? Что послужило непосредственным толчком?
— В значительной мере собственные недуги. Дело в том, что он прожил очень нелегкую жизнь. Во всех отношениях. Не берусь судить, как все это могло сказаться на состоянии его здоровья, но оно, можете поверить, оставляло желать лучшего.
— Желчнокаменная болезнь, почки, немного печень? — слабо улыбнувшись, уточнил Люсин.
— Так вы знаете! — протянула она то ли разочарованно, то ли удивленно. — Значит, уже навели справки. Зачем, если не секрет?
— Пожилой человек ушел и не вернулся. Что прежде всего приходит на ум? Внезапный приступ, и далее в том же роде. Нужно было изучить такую возможность?
— Вы совершенно правы. Я ведь просто так спросила, чтобы понять логику ваших поисков.
— Ну и как?
— Теперь она стала яснее. У вас есть определенная система. Так на чем мы с вами остановились?
— К сожалению, на болезнях, Наталья Андриановна.
— Именно! — словно бы обрадовалась она. — Так вот, уважаемый Владимир… простите?
— Константинович, — подсказал Люсин.
— К вашему сведению, Владимир Константинович, он начал с того, что вылечился. Знаете мудрую заповедь? «Врачу, исцелися сам». Георгий Мартынович исцелился. И знаете чем?
— Если я верно догадываюсь?..
— Абсолютно верно: травами.
— Не без помощи Аглаи Степановны, надо полагать? — повинуясь внезапному наитию, спросил Люсин.
— Не без помощи?.. Она-то его и вытащила! Теперь вы знаете, что послужило отправной точкой. Получив неопровержимое доказательство могуществ фитотерапии, большего, как вы понимаете, и желать было нечего, шеф занялся этим делом всерьез. С присущими ему целеустремленностью и глубиной. Отсюда его интерес к герметическимnote 6 дисциплинам, вроде алхимии, и как следствие — уникальные в наше время познания. Он задался грандиозной задачей: проверить древнее забытое знание методами современной науки. Не берусь судить, где тут кончается сугубо научный интерес и начинается нетерпеливая охота коллекционера, но за несколько лет ему удалось собрать уникальную библиотеку манускриптов, гравюр.
— Насколько я мог убедиться, это в основном фотокопии и перепечатки?
— О, есть и подлинники. И какие! Настоящие раритеты.
— На квартире, наверное?
— Да, он очень ими дорожит, буквально трясется над каждым листком. И редко кому показывает.
— Вам, например?
— Раньше, когда я еще бывала у них на Чкаловской… Он часами мог, хвастая, как ребенок, демонстрировать свои сокровища. Мне даже скучно делалось, но я, конечно, не показывала виду.
![Еремей Парнов - Мальтийский жезл [Александрийская гемма]](/uploads/posts/books/165752/165752.jpg)
