Оливер Пётч - Дочь палача и театр смерти
По крайней мере, на какое-то время.
Покачиваясь из стороны в сторону, как маятник, Якоб висел на ветке, а под ним зияла пропасть глубиной в полсотни шагов. Ханнеса нигде не было видно.
Палач обливался по́том, пальцы скользили по мокрым иголкам. Для него это был кошмар наяву. Никогда еще Куизль не испытывал такого ужаса. Страх парализовал его, свел судорогой мышцы. Справа, на расстоянии вытянутой руки, в скале тянулась косая расщелина и вела к участку склона, уже не такому отвесному. Палач моргнул, в глаза набилась пыль. Если дотянуться до расщелины, может, еще появится шанс. Но для этого придется прыгнуть – при нынешнем положении Якобу это казалось столь же невозможным, как пробежаться по облакам. Ужас перед бездной забрался в каждую клетку его тела.
Кроме того, Куизля одолевала усталость, вернулось отчаяние. Стоит ли вообще предпринимать усилия? Не лучше ли просто закрыть глаза и броситься вниз? Тонкий, заискивающий голосок вдруг раздался над самым ухом:
Зачем мучиться, Якоб? Дети спасены. Кому нужен старый спившийся палач? К чему все эти мучения?
Палач повернулся на голос. За сосной на выступе ему привиделся человечек в черных одеяниях и островерхой шляпе, из-под полей которой злобно сверкают глазки.
«Венецианец! – подумал Куизль. – Карлик! Все-таки он меня заберет. Мама, помилуй Господи ее душу, была права!»
Снова прозвучал голос, в этот раз вкрадчиво, почти напевно:
Бросайся, Якоб. Все позади. Ты прожил долгую жизнь. Рано или поздно всем приходит конец. Кому ты нужен?
– Кому… я… нужен… – просипел палач.
В глазах потемнело.
Он уже приготовился разжать руки и упасть в мягкую, широкую постель, что раскинулась внизу. Но подумал о своем внуке, Петере.
Лишь его мимолетный образ пронесся в голове. Якоб вспомнил, как несколько дней назад, на кладбище, Петер бежал ему навстречу, протянув руки, как радовался неожиданной встрече с любимым дедом. Этот образ рассеялся, и на его месте возник другой. Куизль подумал о маленьком Пауле, как они мастерили на берегу Леха водяные колеса и вырезали мечи. Своим буйством и вспыльчивостью Пауль напоминал Куизлю о собственном детстве. Якоб вспомнил о своих детях, о Магдалене, Георге и Барбаре. О своей семье, с которой зачастую был так суров, но которую любил всей душой. И к нему внезапно пришла уверенность.
– Нужен… им… – простонал он. – Нужны… мне…
Куизлю не хотелось пока уходить.
Он стал раскачиваться. Деревце немного вытянулось под его тяжестью, но выдержало. Наконец он раскачался настолько, чтобы набраться духу и прыгнуть. Палач пролетел немного и вцепился в край расщелины. Он забился внутрь и съехал вниз, к склону. Там росло несколько тонких сосен, за которые можно было удержаться. Куизль катился вниз, хватался за колючие ветви и выступы, полз и снова катился. Все происходило теперь как во сне. Позднее Якоб вспомнит, что в какой-то миг оказался на каменной осыпи. Он перебрался через нее, снова скатился, потом упал. За ним срывались камни, едва не погребая его, но палач всякий раз выбирался и катился к подножию склона, где росли высокие деревья. Зеленые тенистые буки.
– Нужен… им…
Под деревьями Якоб наконец замер без сил. В промоину набежала талая вода. Палач погрузил в нее пыльные, окровавленные руки. Голова его свесилась набок.
Последним, что заметил Куизль, прежде чем потерял сознание, был человечек в остроконечном капюшоне: он разочарованно вскрикнул и скрылся среди скал.
* * *– Соль, нам нужна соль! – в отчаянии крикнул Симон.
Георг Кайзер лежал на полу, посреди своих документов. Его трясло, руки и ноги бесконтрольно дергались. Магдалена вскочила со стула и бросилась в коридор, где находилась кухонная ниша. Она понимала, для чего Симону так срочно понадобилась соль: совершенно очевидно, что Кайзер отравил себя. Наверное, в бутылочке был вовсе не сироп от кашля. Если напоить Кайзера соленой водой, возможно, его вовремя стошнит и яд не успеет подействовать. Магдалена спешно схватила несколько мешочков у очага и бросилась обратно в кабинет. Она невольно подивилась невероятным свойствам этого белого порошка, из-за которого лишились жизни и несколько обитателей долины.
Соль убивает. Но без нее невозможна жизнь. Воистину она правит миром…
Правда, дочь палача сомневалась, что соль как-то поможет Кайзеру. Учитель бился, как выброшенная на берег рыба. Должно быть, яд проник уже глубоко в тело. Понурый вид Симона подтвердил ее подозрения. Цирюльник положил голову друга себе на колени и грустно развел руками. Кайзер что-то бормотал, едва разборчиво.
– Кни… книги! – хрипел он. – Сбереги их, Симон! Ты единственный, кому я доверю сокровища. Только… не этим алчным хищникам с их мистерией. Мне… мне эта пьеса была ненавистна… слишком долго…
– Тебе следует поберечься, – тихим голосом проговорил Симон. – Может, яд слишком слабый…
Кайзер закашлялся, и Магдалена не сразу распознала в этом звуке смех.
– Этот яд вовсе не слаб, поверь мне, – прохрипел учитель. – Я сам приготовил его из волчьих ягод. Летом они так красиво цветут в здешних горах…
Петер с ужасом смотрел на старого, бьющегося в агонии учителя. Магдалена взяла сына за руку. Когда Кайзер сказал о волчьих ягодах, она сразу поняла, что надежды на спасение нет. Волчьи ягоды, называемые также вороньими, были смертельны. Считалось, что в синих цветках содержалась желчь греческого пса Цербера. Иногда достаточно было прикоснуться к ним, чтобы отравиться. Отвар, приготовленный Кайзером, лишь усиливал их свойства.
Движения Георга понемногу затихали.
– Так… так холодно, – бормотал он. – Ничего не чувствую.
Он вновь приподнял голову и судорожно смял пальцами разбросанные вокруг пергаменты.
– Книги… мои сокровища… Симон, позаботься, чтобы…
Кайзер обмяк, и глаза его закатились.
В кабинете воцарилась странная тишина, и казалось, время на мгновение остановилось. Потом за окном защебетали птицы и первые солнечные лучи заглянули сквозь щели в ставнях. Жизнь в деревне продолжалась.
– Все кончено, – с грустью проговорил Симон и закрыл Кайзеру глаза. Потом мягко уложил его голову на пол и разомкнул судорожно сжатые пальцы. – Хоть он и был убийцей, раньше он так много значил для меня, – вздохнул он. – Он был для меня отцом, какого мне всегда хотелось.
– А под конец он все-таки превратился в чудовище, – резко возразила Магдалена. – Тут уж я на стороне твоего покойного отца. Конечно, трудно назвать моего свекра приятным человеком, но он хотя бы не был одержим. – Она склонила голову. – Ну, по крайней мере, когда он бывал трезвым.
– Это всё сокровища, они завладели его разумом, – сказал Фронвизер и кивнул на смятые бумаги, венцом окружавшие голову Кайзера. – Мысль все-таки заманчива, – признал он. – Сотни загадок, которые ведут к сокровищам. Поиски клада…
Симон подобрал несколько пергаментов и стал читать с задумчивым видом.
– Вот, послушай, – проговорил он через некоторое время. – «Там, где бездна открывается в рыбьей пасти, ты постигнешь великую мудрость…» – Он нахмурил лоб: – Хм, это, наверное, какой-нибудь колодец или запруда в горном ручье. Какие вдоль Аммера есть… Эй! Ты что делаешь?
Магдалена вырвала бумагу у него из рук и принялась собирать с пола остальные документы.
– Ты права, – взволнованно произнес Симон. – Сначала их нужно перебрать. Если прочесть их в правильном порядке, возможно, станет понятнее. Георг гордился бы нами, если… Стой, ты с ума сошла?
С охапкой бумаг Магдалена подошла к печи, открыла маленькую дверцу и приготовилась швырнуть документы в огонь.
– Ты что задумала? – злобно крикнул Симон и оттолкнул ее в сторону. – Ты в своем уме? Эти записи, возможно, ведут к сокровищам! Ты разве не понимаешь, что это значит для нас? Мы смогли бы положить конец унижениям. Могли бы перебраться в другой город и начать жизнь заново! Георг почти добрался до разгадки, нам следует только поискать получше! Безумием будет скормить документы огню!
– Это ты безумен!
Магдалена вырвалась и принялась заталкивать документы в топку.
– Ты… ты что творишь! – взревел Симон. – Как ты смеешь уничтожать то, что завещал мне мой друг? Прекрати немедленно, или я за себя не отвечаю!
Он замахнулся, намереваясь ударить Магдалену.
– Папа, нет! – закричал Петер и бросился к Симону. – Что же ты делаешь?
Он обхватил отца руками в отчаянной попытке удержать.
Фронвизер замер в замешательстве, рука остановилась в воздухе. Магдалена смотрела на него насмешливо и в то же время испуганно.
– Видишь, что они делают с тобой? – сказала она и покачала головой. – Эти записи действительно зачарованы. – Она показала на труп Кайзера: – Вот лежит твой мертвый друг, он только что испустил дух. И ты поднимаешь крик и готов ударить жену из-за каких-то измаранных листков… Они и в самом деле стоят того, Симон?
