Вацлав Павел Боровичка - Невероятные случаи зарубежной криминалистики. Часть 1
– Первый раз я вышел, когда был голоден. Я был страшно голоден. Я целый день был болен. Плохо, очень плохо. Живот. Потом было хорошо, и я был голоден.
– Выходит, ты отправился купить что-нибудь поесть?
– О'кей, господин. Пошел, господин. И купил газеты.
– Ты вернулся и через минуту снова вышел, – сказал ночной сторож Финнерти, и это прозвучало как оправдание.
– Нашел дома пустая бутылка. Я не люблю пустая бутылка. Я люблю порядок. Взял бутылка и вынес в мусорник.
– Куда?
– В мусорный ящик на Тридцать третьей улице.
– Зачем ты завернул ее в газету? Если идут что-то выбрасывать в мусорник, то незачем это заворачивать в бумагу!
– Заворачивать в бумагу, чтобы никто не думай, что Манос пьяница. У нас в пансионе не может жить ни шлюха, ни пьяница. Если бы в мой постель была шлюха, то я должен быть убирайся. Если бы Манос был пьяница, то тоже должен убирайся.
– Пошли посмотрим, что там.
Они подошли к дому номер 337, где в шаге от лестницы лежала мертвая женщина. Джон Манос остановился перед ней и смотрел на нее широко открытыми глазами.
– Что с ней? – спросил он через минуту.
– Мертвая. Неужели ты ее раньше не заметил?
– Когда я могу видел ее?
– Ты ведь проходил рядом. Даже дважды.
– Я не видеть ее. Я не видеть ничего.
Мертвую женщину звали Элис Персик. Убийство произошло в ночь с 30 на 31 марта 1943 года в Нью-Йорке в западной части Тридцатой улицы. Труп был обнаружен ночным сторожем Эдвином Дж. Финнерти.
На место происшествия прибыло несколько полицейских чиновников. Первым приехал детектив отдела расследования убийств нью-йоркской полиции Джон Хоторн. Вскоре после него появился начальник третьего следственного управления инспектор Конрад Роденгаст. Их встречал сержант местного полицейского участка Джон Дж. Брсннан, по стечению обстоятельств дежуривший на посту всего в нескольких десятках метров от места происшествия.
Убитая лежала у самого дома. Точнее, полусидела, так как верхняя часть туловища опиралась о стену. Это была рослая женщина лет пятидесяти с легкой проседью в темных волосах. Дешевое зеленоватое платье, легкое пальто в клеточку. Одна ее нога была голая и босая, на другой – чулок и туфля с высоким каблуком. Вторую туфлю не нашли. Зато обнаружили второй чулок, который лежал возле мертвой в небольшом бумажном кульке.
Центр Нью-Йорка не засыпает даже ночью. Район возле станции «Пенсильвания» расположен, неподалеку от Бродвея и Таймс-Сквер, где магазины открыты до глубокой ночи, а ночные заведения – до самого утра. Около трупа неизвестной женщины остановилось несколько любопытных – то ли очень рано выходивших из дома, то ли очень поздно возвращавшихся домой. Кто-то сказал, как зовут женщину, другой добавил, что она жила недалеко от места происшествия в западной части Тридцатой улицы, дом номер 311, на дверях – табличка: «Эрнст К. Питерсон». Это ее брат.
Следователь Хоторн отправился по указанному адресу и стал расспрашивать хозяина дома.
– Почему ее зовут Персик, если у ее брата фамилия Питерсон?
– Она вышла замуж за какого-то Персика, грека. Но он убежал от нее.
– Чем она занималась? Я имею в виду, на что она жила?
– Прошу вас, инспектор, чем еще может здесь заниматься подобная женщина?! Шаталась по барам. Если какой-нибудь прощелыга платил ей, то она приводила его к себе. Но о мертвых говорят только хорошее. Несколько раз ее приводили порядочно выпившей.
– У нее было много приятелей?
– Парней много. Не знаю, были ли это приятели.
– Полагаете, она была у них на содержании?
– Не знаю, кто мог бы ее содержать. Спросите об этом у ее брата.
– Не знаете случайно, где живет ее бывший муж?
– Где-то в Бруклине.
Труп сфотографировали, очертили его силуэт на тротуаре, затем отвезли в морг. Врач в покойницкой больницы «Медикал экзаминерс» установил время смерти. Возле трупа никаких следов не было найдено.
– Идемте, Манос, мы осмотрим ваше жилище, – сказал следователь Хоторн.
Грек жил на втором этаже кирпичного дома. В комнате было тщательно прибрано. Пол блестел, окно вымыто, посуда чистая, каждая вещь находилась на своем месте: и ботинки в ящике, и даже носки в шкафу. Грек, судя по всему, был педантом. Вполне можно было поверить, что он в три часа утра отправился выбрасывать в мусорник пустую бутылку, чтобы она не портила общего вида в комнате.
– Я не убивал. Я ничего не сделал, – твердил грек. – Здесь ни разу не был ни одна женщина. Шеф запретил. Я никогда не видел убитую.
У него сняли отпечатки пальцев, а тем временем Роденгаст расспрашивал уборщицу, пришедшую на работу.
– Вы прибираете в комнатах на втором этаже?
– Кроме его комнаты. Он прибирает ее сам. Это рехнувшийся человек. Ни с кем не дружит, ни с кем не встречается. Я никогда не видела его с женщиной.
– Где он работает?
– Где-то в Бронксе. Уходит на работу во второй половине дня и работает до самого утра. Экономит каждый цент. Однажды он рассказал мне, что собирает на дом. Говорил, что вернется в свою греческую деревню и заживет как господин.
– Он утверждает, что ему вчера было плохо. Вам известно
что-нибудь об этом?
– Да, ему было плохо. Он лежал в комнате и носа из дома не высовывал.
– Кто живет рядом?
– Какой-то Сондерз.
– Кто это?
– Пожилой мужчина. Уже несколько дней не встает с постели. Хворает. Когда я у него прибирала, то он сказал, что уже две ночи от боли глаз не сомкнул.
– Значит, он бы услышал, если бы в соседней комнате происходило что-нибудь необычное?
– Спросите его. Но я думаю, что он бы услышал даже писк мыши. Ему больше нечего делать, кроме как слушать, что происходит вокруг.
К нему постучали. Никто не отзывался. Зашли в комнату. Старик лежал в постели и действительно плохо выглядел.
– Да, слышал. Вы знаете, что я слышал, – ответил старик, когда его стали расспрашивать. – Примерно в два часа ночи он вышел. Затем вернулся и через минуту снова вышел.
– Вам не показалось странным, что это происходило поздно ночью?
– Нет. Манос – ночная птица. Днем спит, ночью бодрствует. Он человек наоборот.
– Как это понимать?
– День и ночь у него поменялись местами. Порядочен как монашка – не кутит, не гуляет. Собственно, не может этим заниматься. Разве можно кутить днем?
Полицейские обыскали комнату и ничего не нашли. Все отпечатки пальцев принадлежали только Маносу. Сходили в мусорник за бутылкой, которую он ночью вынес. Это была бутылка из-под дешевого португальского вина «Риверсайд». На ней также нашли отпечатки пальцев одного Маноса.
Эрнест К. Питерсон опознал в морге тело своей сестры.
– Понимаете, что меня удивило, – сказал ему Хоторн, – этот беспорядок в ее комнате. Ведь женщины большей частью заботятся о чистоте.
– Но не она. Ей было все равно. Уже несколько лет она едва сводила концы с концами. Как я ее только не укорял – ничего не помогало. Она все равно делала, что хотела, и я в конце концов махнул на нее рукой. И у меня есть нервы.
– Когда она в последний раз была дома?
– Этого я уже не помню.
– Она ночевала здесь?
– Да, иногда. Но меня это не касалось.
– У нее был какой-нибудь любовник?
– Какой-нибудь? Какие-нибудь!
– Вы знаете хотя бы некоторых из них?
– Нет. Правда, один бил ее. Думаю, что он был моложе ее. А недавно она сказала, что этот Коул однажды убьет ее.
– Где его можно найти?
– Этого я, господин инспектор, не знаю. Это только она знала. Но она вам уже ничего не скажет, – цинично осклабился он.
Коула объявили в розыск. Затем был приглашен окружной прокурор Пагнусс, знавший греческий. Стали допрашивать подозреваемого Маноса. Ничего нового узнать не удалось, и грека отправили в камеру. Следствие село на мель. Подозреваемый, собственно, не был подозреваемым, так как против него не имелось ни одной улики. Кто же убил Элис Персик?
Прокурор Пагнусс оставил Маноса за решеткой. Хотя против него и не было улик, но с самого начала прокурор не мог избавиться от чувства, что в его комнате не было женщин, что его вообще никто не навещал. Это было нелогично, а поэтому – подозрительно. О нем навели справки. Манос был одним из переселенцев, иммигрантов, которых в Соединенных Штатах миллионы. Юношей он приехал в Америку, чтобы заработать деньги, и все в своей жизни подчинил этой цели. Работал, ел и спал, но прежде всего экономил на всем и копил цент к центу.
Показания свидетелей не имели большой ценности. Все они, включая ночного сторожа Финнерти,. видели только фигуру мужчины, и не было никаких доказательств, что человек, тащивший тяжелый мешок, был похож на того, кто выносил поздно ночью пустую бутылку в мусорник. Конечно, Манос мог завлечь Элис Персик к себе в комнату, а затем по какой-то причине задушить ее. Но это была ничем не подтвержденная версия. Зачем ему это надо было делать? Зачем надо было этому чрезмерно порядочному и аккуратному греку-переселенцу так рисковать? Была ли у него вообще причина для убийства?
