Сергей Степанов - Догмат крови
А вот о киевском процессе Троцкий писал хлестко. «На памятнике Замысловскому, — обращался он к черносотенцам, — а этот памятник вы должны воздвигнуть ему при жизни — начертайте великую ксиву: как Замысловский учил двух честных блатных не капать на себя не вовремя по мокрому делу. И пусть ваша молодежь, ваша надежда, Голубевы и Позняковы, заучивают блатную ксиву наизусть, как высший образчик черной гражданственности».
С таким же сарказмом Троцкий писал о появлении на суде двух заграничных родственников Зайцева. Эту историю раскопал Розмитальский, несомненно имевший сыскной опыт. Он услышал от кого-то из служащих кирпичного завода, что в канун еврейской пасхи 1911 года на заводе были временно прописаны евреи Эттингер и Ландау, прибывшие из-за границы. Розмитальский решил, что они являлись теми самыми «бородатыми евреями в мантиях», которые похитили Андрея Ющинского.
Троцкий с сарказмом писал: «Упорно и настойчиво допрашивало обвинение всех свидетелей о двух страшных „цадиках“ Эттингер и Ландау, которые будто бы приезжали к Бейлису на заклание Ющинского; мистическая туча сгустилась в зале суда вокруг этих двух имен, прежде чем сами цадики прибыли из-за границы по зову защиты: один из них оказался модным австрийским аграрием, которому ритуал ночных учреждений Вены известен несравненно точнее, чем ритуал еврейской религии; другой, прибывший из Парижа, оказался молодым автором нескольких опереток, в которых не проливается ни одной капли христианской крови, хотя насчет седьмой заповеди обстоит в высшей степени неблагополучно».
Бразуль не мог без смеха вспоминать оторопь обвинителей, когда перед ними предстали оба «цадика» в платье от лучших портных. Австрийский подданный Якоб Эттингер, шурин Марка Зайцева, типичнейший немец по внешности, не знал ни слова по-русски и показания давал через переводчика. В Киев он приезжал навестить сестру, а также по делам, связанным с хлебной торговлей. Проживая в особняке Зайцева в аристократических Липках, он понятия не имел, что был прописан на кирпичном заводе и только недоуменно поднял брови: «Was ist das?»
Второй «цадик» Ландау, сын покойного сахарозаводчика Израиля Ландау и племянник Марка Зайцева, большую часть времени проводил в Париже среди музыкантов, литераторов и прочей богемной публики. Он писал либретто для парижской сцены и даже, как говорили, привез пьеску для киевского театра-варьете «Аполло» на Меринговской. Худощавый, с бритым актерским лицом, одетый в пиджак, манишку с цепочкой, лакированные ботинки, он все время рассматривал хорошо отполированные ногти и говорил, небрежно грассируя, отчего казалось, что он вот-вот перейдет на более привычный для себя французский.
Вопреки уверениям обвинителей Ландау приезжал в Киев не весной, а осенью 1911 года, примерно через полгода после смерти Ющинского. Он остановился в доме матери на Левашовской улице, однако мать, урожденная Зайцева, не учла, что ее сын, как еврей без высшего образования, не имел права жить во Дворцовом участке. Разумеется, на любой запрет имелся свой обходной маневр, и Ландау прописали в Старокиевском участке. Прокурор Виппер брюзгливо спросил: «Скажите, отчего такая странная комедия, вы живете в Дворцовом участке, все это знают, а прописывают вас почему-то на Фундуклеевской улице?» Парижанин небрежно пожал плечами: «Пропиской занимался дворник». Адвокат Григорович-Барский, киевский уроженец, вскочил со своего места и воскликнул: «Я хочу разъяснить господам присяжным заседателям, что право жительства в Киеве не во всех участках имеется для евреев и что это не комедия, а трагедия».
Вот такие перед судом прошли свидетели, а сегодняшнее заседание было отдано историко-богословской экспертизе. Конвоиры ввели Менделя Бейлиса. Судебный пристав скомандовал:
— Прошу встать.
Из левой двери гуськом вышли присяжные заседатели и под присмотром картинно изогнувшегося старшины расселись на двух скамьях. Напротив присяжных разместилась группа седовласых и лысых людей в рясах, сутанах и сюртуках. Сегодняшнее судебное заседание было посвящено богословско-исторической экспертизе, и каждая из сторон пригласила своих экспертов, или, как они официально назывались, «сведущих лиц».
Бонч-Бруевич наклонился к уху Короленко:
— Заметьте, Владимир Галактионович, никто из православного духовенства, среди которого так много карьеристов и прямых проходимцев, не рискнул подтвердить гнусный навет на евреев. Смешно, но истинно русским пришлось обратиться за богословской экспертизой к католику Иустину Пранайтису!
Ксендз Пранайтис удивительно напоминал тощую церковную мышь. Все в нем было мышиного цвета — длинная поблекшая сутана, ежик подстриженных волос на голове, гладко выскобленные щеки и подбородок. В перерывах между заседаниями он бесшумно скользил по коридору, настороженно поглядывая бусинками глаз сквозь стекла очков, готовый обратиться в бегство при малейшей опасности. Пранайтис являлся магистром богословия, когда-то преподавал древнееврейский язык в петербургской римско-католической академии, а потом служил миссионером в Туркестанском крае.
— Перед экспертом обвинения стоит невыполнимая задача, — заметил Набоков. — Если он будет доказывать, что иудейские священные книги требуют человеческих жертвоприношений, то тем самым бросит тень на христианство, ибо мы получили Священное Писание от евреев. Одно из двух: или признать догмат крови сказкой, или записать нас, христиан, в поклонники кровавого ритуала. Любопытно, как патер обойдет это противоречие.
Любопытство Набокова тотчас же было удовлетворено. Ксендз проявил воистину иезуитскую хитрость, заявив, что в настоящий момент Библия утратила для евреев всякое значение.
— После разрушения Иерусалимского храма и окончательного изгнания из Палестины, — объяснял Пранайтис, — евреи подпали под власть раввинов, ученых толкователей книг Ветхого завета. Библия для них теперь не есть закон. Они прямо берут из нее изречения для подкрепления своих учений, так же, как на развалинах прекрасного храма отбросы и осколки употребляются для подкрепления какой-нибудь лачужки…
Бразуль раскрыл рот от удивления. Как ни был он далек от религии, даже он знал, что евреи почитают Библию, или Тору. Жена рассказывала, что евреи именуют себя «народом Книги» и все главы Торы распределены по числу недель в году. Каждую субботу в синагогах читается соответствующая глава, так что к концу года весь текст прочитывается полностью. Однажды он видел печальную погребальную процессию в пережившем погром еврейском местечке. Но хоронили не покойника. Евреи, оглашавшие кладбище стенаниями, несли на длинных шестах ларцы с разодранными погромщиками свитками Торы. Эти оскверненные свитки похоронили, чтобы ни один лоскуток со священным текстом случайно не попал в мусорную кучу. А ксендз утверждает, что Библия ничего не значит для евреев!
Между тем Пранайтис продолжал:
— Из толкований раввинов составился Талмуд, почитающийся выше Священного Писания. Ибо сказано: «Более тяжелый грех идти против слов раввинов, чем против слов Торы». В Талмуде нашла ярчайшее проявление нетерпимость евреев к иноплеменникам, особенно к христианам. Слово, которым пишется в Талмуде имя Спасителя, — Иешу. Оно обозначает пустоту или мерзость, то есть Иисус Христос для евреев тоже самое, что мерзость…
Председатель прервал эксперта:
— Вы говорите при публике о таких вещах, которые оскорбляют религиозные чувства. Для этого нужно бы закрыть двери, а так нельзя.
— Повинуюсь, — произнес ксендз елейным голосом. — Заповедь «не убий» толкуется как запрет лишать жизни евреев, но отнюдь не гоев, то есть иноплеменников. В Талмуде сказано: «Лучшего из гоев умертви, красивейшей змее размозжи голову!»
Пранайтис таинственно понизил голос.
— Я должен коснуться самого сокровенного еврейского вероучения, именуемого каббалой. Это учение скрыто от чужих глаз. О каббале под страхом проклятья не дозволено говорить никому, кроме «жнецов поля» — так иносказательно именуют посвященных. Про каббалу говорят, что она также была преподана Богом на горе Синай, но не Моисею, а его брату Аарону. Это учение передавалось из уст в уста через священников Храма, потомков Аарона. Согласно мистическим представлениям каббалистов, при сотворении мира Иегова заронил в живые существа частицы своей божественной святости в виде искр. Однако подобно тому как при ковке железа искры падают в разные стороны, так и при сотворении мира часть божественных искр попала не по предназначению, а в души гоев, то есть иноверцев. Чужие души именуются клипоты или скорлупы, ибо еврейство считается ядром, а все остальные народы — пустой оболочкой. По убеждению каббалистов, извлечение искр из чужих скорлуп и возвращение их ввысь к божественному первоисточнику ускоряет пришествие Мессии. Отсюда естественно вытекает, что благочестивые евреи должны быть устремлены к освобождению искры из клипот путем убийства гоев…
