Андрей Сеченых - Эхолетие
Самойлов с коричневым кожаным «дипломатом» уже полчаса ходил взад – вперед по вестибюлю гостиницы. Катрин исчезла. Он попытался узнать о её местонахождении у администратора, но новая смена лишь качала головой и, судя по всему, действительно ничего не знала. Самойлов уже собирался бежать к Бартеневу, как скрипнула массивная дверь гостиницы, и в холл вошли Бартенев с дочерью, держась за руки. Катрин была не выспавшаяся, зато Владимир Андреевич выглядел прекрасно.
– О, Алексей, привет! – Катрин сегодня выглядела еще моложе.
– Привет, Леша! – поздоровался Бартенев, – слушай, у меня холодильник оказался совершенно пустым, может, сходим куда-нибудь позавтракать?
– Я – только за, причем двумя руками. – Катрин готова была согласиться с каждым словом отца.
Самойлов непонимающе потряс головой и спросил с изрядной долей сарказма:
– Бартеневы, а вы случайно не забыли про Поля? Вообще-то врач уже ждет. Может быть, потом позавтракаете?
Катрин и Владимир Андреевич виновато потупили взгляды, как нашалившие школяры, но рук не оторвали. Они молча кивнули, и лишь Катрин неожиданно воскликнула:
– Господи, надо же на рынок заехать. Фрукты купить .
Лёшка в ответ хлопнул правой рукой по «дипломату»:
– Уже купил. Пошли.
В больнице на них уже были заранее заготовлены пропуска. Бартенев быстро разделся и помог дочери снять пальто. Через минуту они уже стояли в белых халатах. Лешка тоже накинул халат на плечи, и они все вместе поднялись на третий этаж. Кафельный пол в желтых и серых шашечках привел к медицинскому посту. Молоденькая сестричка, вчерашняя школьница, услышав фамилию больного, коротко объяснила, как до него добраться и добавила, что врач их ждал, но сейчас, к сожалению, на операции. Бартеневы виновато посмотрели в разные стороны, он вправо, она влево, Лешка тоже пропустил замечание мимо ушей. Сейчас это было не главное. Они подошли к двери, Катрин боязливо прижалась к отцу, а Самойлов решительно толкнул белое деревянное полотно с матовыми стеклами.
Палата была одноместная. Справа у стены с закрытыми глазами лежал Поль с марлевым тампоном на лбу, скрепленном полосками пластыря. Он необычно выглядел в больничной пижаме. Бледный, осунувшийся, но всё же это был Поль. Рядом с ним стояла белая тумбочка с салфеткой на крышке, и стул с дерматиновой спинкой. Визитеры затаили дыхание, но Поль неожиданно открыл глаза и уставился на Катрин:
– Мама?… ты как здесь?
Она не успела ничего ответить, как на первый план выдвинулся Лёшка, замер и идиотическим голосом произнес:
– Две тысячи двадцатый год… Роботы захватили планету Солярис… Это не мать… это робот Катрин.
– Алекс, да ладно тебе… – Поль протер краешком одеяла очки в металлической оправе, – мам… я не понял, ты как здесь оказалась? Дядя Миша… а вы как тут? Вас теперь не узнать без бороды.
Самойлов деланно вздохнул и шутовски развел руками:
– Ну да… как тут оказался я, это никому не интересно. Ну да ладно… что и требовалось доказать. Мадам Дюваль, ваш сын – симулянт. Врач говорил, что у него провалы в памяти, но экспертиза в лице студента Самойлова доказала обратное – он нагло проедает казенные деньги, прогуливает занятия и надеется на отпуск.
В палате стало заметно светлее, и все заулыбались. Катрин подсела на стул к сыну, мужчины расположились сзади.
– Алекс, ты даже себе представить не можешь, как я рад тебя видеть! Знаешь, я умудрился упасть, но совершенно не помню этот момент. Это ты маму вызвал?
Лёшка виновато улыбнулся.
– Ясно, – в ответ улыбнулся и Поль, – извини, мне придется немного проваляться, но мы с тобой продолжим то, что начали, хорошо?
– Без проблем, Поль, только сначала витамины, – Лёшка расстегнул замки на «дипломате» и достал из него связку бананов и четыре апельсина. – Африканские врачи посоветовали тебе банановую диету.
– Откуда такая роскошь? – Поль порозовел и приподнялся на подушке.
– Так внизу сорвал. Там две пальмы перед входом. – Лёшка не стал рассказывать, как вчера среди ночи звонил знакомой заведующей магазином «Овощи-фрукты», а сегодня в восемь утра уже забирал дефицитный товар. Поль снова переключил всё внимание на мать. Она уже целовала его в щеки и гладила плечи, коротко рассказывая, как добралась до Лисецка. Лёшка улучил момент и обернулся к Бартеневу:
– Если сегодня всё пройдет гладко, то завтра вы мне понадобитесь. Я вечером позвоню и обозначу точное время.
Самойлов буквально прошептал слова на ухо старику, но Катрин неожиданно встрепенулась:
– Завтра? А куда вы собрались завтра? А можно мне с вами?
Самойлов откашлялся и вежливо пояснил:
– Видите ли, Катрин, я пообещал Владимиру Андреевичу завтра устроить экскурсию на подземный аэродром тяжелых бомбардировщиков, но боюсь, вас туда не пустят, ну… как иностранку.
– Куда?! – у Катрин глаза чуть не вышли из орбит.
– Кому?! – вытаращился Поль.
– Ладно, мне пора. Вам тут надо еще поговорить. Выздоравливай, Поль, – Лёшка накрыл ладонью руку друга, – завтра увидимся.
Самойлов пожал руку Бартенева и кивнул Катрин, но та неожиданно встала, стиснула его ладонь и, приподнявшись на цыпочках, чмокнула его в щеку.
– Лёша, вы удивительный человек. Спасибо, что вы у нас есть!
Глаза Поля округлились еще больше.
– Не удивляйся, старик, – обратился к нему Лёшка, – мама в разводе… я – старый вдовец… теперь можешь называть меня просто папой, я не против. Так, всем – пока, меня уже нет .
Лешка прикрыл за собой дверь и шутовская улыбка медленно сползла с лица. Из отведенных трех дней прошла ровно половина. Надо было спешить. Лёшка прибежал на первый этаж, сдал халат, натянул куртку и выскочил на улицу. Он уже собрался продолжить свой бег дальше, но заметил слева от входа такси и водителя в кожаной куртке, читающего газету. Езда на машине была расточительством, но дома в заначке осталось еще семьдесят пять рублей, а такую сумму за сорок часов потратить было невозможно. Он подошел к открытому водительскому окну и продекламировал:
– «Я б в шоферы пошел – пусть меня научат!».
– Чего? – водитель закрыл газету.
– Ничего. Просто Маяковский. А мне вот по этому адресу . – Лешка обозначил пункт прибытия.
– Да мне хоть Пушкин . Это ж за городом. Пятнадцать рублей! – водитель оказался не прост, но Лешка был коварнее. Он достал из кармана красную хрустящую десятку и пошелестел ею перед носом таксиста.
– Ладно… поехали… – согласился тот, лениво сгибая газету пополам.
– Не поехали, а помчались, – уточнил Лёшка и добавил, – у меня жена рожает…
Консервная банка «Шпроты» попала точно в мусорное ведро. Оно в ответ ухнуло и отозвалось жестяным звуком её предшественниц, залетевших сюда несколькими минутами ранее. Проходившему рядом с траекторией полета рыбного снаряда капитану Прудникову даже пришлось остановиться, чтобы не быть обрызганным специфическим маслом.
– Леший, хватит хренотой страдать, потерпи, до самолета четыре часа осталось, – в голосе командира было больше радости, чем досады.
– Да, – мечтательно протянул шпротометатель, – сегодня вечером уже дома поужинаем.
Группа собралась еще вчера, но сегодня с утра осталось немного мелочи, которую так же надо было упаковать. Наконец, всё было закончено. Братья сидели в углу и о чем-то тихо переговаривались. Петька в куртке валялся на своей кровати и читал очередной детектив. Леший уже мысленно сидел возле иллюминатора и только иногда, возвращаясь в реальный мир, тяжело вздыхал. Прудников расположился у стола, упиравшегося в подоконник, и в сотый раз задумался. Вроде всё правильно. Зацепок практически никаких, фактуры тоже. Высасывать из пальца то, чего нет? Это неверное решение. Гаденький голосок в глубине сознания гнусавил, правда, о том, что остались некоторые вопросы без ответов, и по-хорошему надо было бы задержаться, но Прудников его не слушал. Весь мир был за прекращение проверки. С одной стороны, торопил генерал. Оно и понятно, к чему могли бы привести нелицеприятные факты, если бы они подтвердились? Парни тоже домой рвутся, особенно Леший, который соскучился по своей жене еще месяц назад. Вида не показывает, но по глазам прочесть можно. Нет, раз принял решение – нечего себя терзать сомнениями. Прудников посмотрел в окно. Там продолжались выяснения отношений между двумя соседками: то больше аргументов у молоденькой весны, то старушка зима надувает щеки и рушит все доводы одним своим авторитетом. С утра было морозно. Холодные иголки покалывали разгоряченные легкие во время пробежки, а к обеду распогодилось, снова солнце и лужи.
В дверь неожиданно постучали. Прудников подумал, что, скорее всего, зашел попрощаться старший лейтенант Овчинников, начальник особого отдела, приятный молодой офицер, не так давно назначенный на эту должность. У него были спокойные и обманчиво-грустные глаза, но Прудников знал, что за этим камуфляжем скрывается честный человек с кипучей энергией. Такие как он – соль всей системы. Перед вылетом в Лисецк, капитан ознакомился с его личным делом.
