Андрей Сеченых - Эхолетие
Лёшка забежал домой, быстро переоделся, достал несколько фотографий, что-то написал на половине тетрадного листа, запечатал всё в конверт и надписал на нем адрес. Потом встал, вытряхнул все содержимое из сумки и, пробежавшись по квартире, сложил в нее умывальные принадлежности, комплект белья и катушку черных ниток с вставленной в них швейной иголкой. В карман положил оставшиеся, после подарка Полю, тридцать пять рублей, уже спокойным шагом прошел еще раз по квартире, провел рукой по книжным полкам, вытащил из ровных рядов одну – «Мастера и Маргариту» и, улыбнувшись, бережно положил ее в сумку. Лёшка подергал легкий, не более двух килограммов, кожаный аксессуар за ремень и подумал о том, как немного надо человеку для жизни. Дождь всё усиливался. Лёшка двигался по улице перебежками, стараясь не намокнуть под весенними струями. Он добежал до почтового ящика, опустил в него письмо и скрылся за стеклянными дверями автовокзала. Через час он уже ехал на междугороднем автобусе, а еще через три часа вошел в заброшенную квартиру Маслюкова. Скинул куртку, нашел тряпку, протер ею замшелый линолеум на кухне и вытащил из сумки продукты, которые успел купить в магазине.
Через день, в понедельник утром он вошел в трехэтажное здание из серого кирпича, украшенное слева от входа красной табличкой «…райвоенкомат г. Каменск». Он вбежал на второй этаж и, улыбаясь, прошел по длинному коридору. Возле стен на стульях жались молодые призывники в трусах и майках. В руках они держали серые листы с результатами медицинских обследований, а глаза были не по-весеннему грустными. Возле каждого кабинета с табличками «окулист», «хирург», «невропатолог» были очереди. Самойлов дошел до последней двери, находящейся в самом конце коридора, бодро постучал в нее и тут же зашел в кабинет. В небольшом помещении в углу у окна стоял стол, за которым сидел человек в форме подполковника войск связи и читал газету. При виде вошедшего он опустил очки на кончик носа, положил газету на стол и спросил:
– Что вы хотели?
– Я по поводу службы.
– Что там у вас, плоскостопие, куриная слепота или энурез? – презрительно нахмурился подполковник.
– Никак нет, – бодро ответил Лешка. – Хожу ровно, зрение, как у орла, по ночам в кровать не писаю.
– Так что вы тогда от меня хотите?
– Я служить хочу.
– Не понял, – растерялся подполковник и осмотрел странного призывника, – вы кто и откуда?
– Самойлов Алексей. Родился здесь, в Каменске, учился тоже здесь. Последние два года проживал в Лисецке, учился в университете на юрфаке. Теперь вернулся снова назад и хочу пройти срочную службу. – Лешка подошел к столу и положил на стол паспорт и зачетную книжку.
Подполковник перелистал документы и снова обратился к Самойлову:
– Что вы мне голову морочите? У вас же военная кафедра, а значит и бронь. Был тут у меня один такой, тоже в армию просился, а сам на учете в диспансере у психиатров состоял .
– Товарищ подполковник, я на учете в диспансерах не состою, из университета ушел, надоело. Вот вернулся и хочу пройти службу.
– Проблемы с милицией?
– Никаких, я же студент юридического. Я в райвоенкомат в Лисецке сходил бы, но если переезжаешь в Каменск, то положено тогда в армию отсюда, правильно?
– Да, всё верно. Но надо еще медкомиссию пройти. Думаю, за неделю успеете. Ну что ж… давайте, – он еще раз посмотрел а странного студента и протянул ему чистые формы для медицинского обследования.
Лёшка быстро вышел из кабинета и подошел к первой же двери, возле которой сидели призывники:
– Парни, мне только подпись поставить, – и ужом прополз в кабинет.
У других кабинетов Лешка вспоминал, что забыл вещи, что врач что-то не так оформил, но в ответ возмущения не было. В этих очередях никто никуда не спешил, и все с готовностью пропускали вне очереди будущего солдата.
Меньше чем через час Самойлов вновь вошел в дверь военного комиссара.
– Что-то забыли? – он вновь отложил газету.
– Никак нет, прошел комиссию, вот заключение.
– Что?! – подполковник недоверчиво взял листы. В графе напротив каждого врача значилось одно единственное слово «Sanus» и в конце заключение комиссии «к строевой службе годен». Он еще раз всё внимательно просмотрел, встал и протянул призывнику руку:
– В течение двух недель ждите повестку.
Самойлов проверял почтовый ящик своей бывшей квартиры каждый день, пока однажды не обнаружил в нем конверт с заветной бумажкой внутри: «Повестка. На основании закона СССР «О всеобщей воинской обязанности» вы подлежите призыву на действительную военную службу». Вторая половина апреля радовала необычайно солнечной погодой…
Следователь городской прокуратуры Сурков вскрыл конверт без обратного адреса и достал из него несколько фотографий с изображенными на них кавказцами в дубленках и с чемоданами в руках. Потом прочитал письмо, написанное корявым почерком на половинке листка, выдернутого из ученической тетради. «Отправляю обещанное. Данные граждане занимаются незаконным оборотом меховых изделий. Предположительно их подпольный цех находится по адресу… При себе имеют документы сотрудников МВД или КГБ. Товар отправляют на поезде в Москву. Конечно, скорее это дело ОБХСС, но думаю, что вы легко отщипнете себе на капитанские погоны. С уваж… ОНАНИМ». Сурков еще раз прочитал бумажку и хотел уже выбросить ее в мусорную корзину. Подобной чуши он немало повидал на своем веку, но что-то остановило его. «Странно. Грамотный текст и такая идиотская подпись «онаним». Он еще раз взял бумажку в руки и перевернул ее обратной стороной. Как он и ожидал, там была приписка «P.S. Надеюсь, вы уже поменяли свою «селедку» на нормальный галстук?». Сурков нахмурил брови и быстро достал из стопки папок одну, совсем тоненькую, с допросом единственного свидетеля. Он приложил записку и сравнил почерки. Сомнений не было. Сурков схватил телефонную трубку и произнес – «Привет, Серега… зайди ко мне, дело намечается… нет, информация стопроцентная… да, жду». Сурков положил трубку, улыбнулся и спрятал письмо во внутренний карман пиджака.
Май 1986, 20 километров западнее Джелалабада
Лёшка Каркас ради любопытства отсоединил магазин, выщелкнул оставшиеся три патрона, усмехнулся и резко встал на ноги. Венька сидел в трех шагах от него с мокрыми от пота подмышками и смахивал с себя каменную крошку, которая засыпала его с ног до головы. Отряхнувшись, он перевел взгляд на Лёшку, и тот тут же ему кинул пачку «Явы». За полтора года они научились понимать друг друга без слов. Пачка снова по воздуху вернулась обратно. Лёшка, стараясь не высовываться, пробрался за камнями к стонущему Малышеву, которому пуля угодила в сапог с одной стороны и вырвала клок искусственной кожи с другой. Каркас приспустил ему голенище, разорвал зубами упаковку бинта и быстро наложил повязку. Витька скрипел зубами, но терпел и, когда Лёшка закончил, благодарно стукнул кулаком по его кулаку. Остальным помощь уже не требовалась.
Лёшка снова заполз за камень и чиркнул зажигалкой, но прикурить не успел. Налетевший порыв весеннего ветра легко загасил огонек. Каркас попробовал еще раз, но результат оказался прежним. Лёшка оставил свои бестолковые попытки, ожидая, когда ветер стихнет. Но тот и не думал стихать, а только с возрастающим азартом толкал массы воздуха в небольшой карман между скалой и отколовшимся валуном, где пригнувшись сидел Каркас. Ветер сметал песок с его лица и шевелил короткие волосы на голове, обещая жаркое лето и новые перемены в жизни.
Тираж 200 экз.
