Борис Акунин - Алмазная колесница. Том 2
Тамба встал под люком, присел на корточки, потом пружинисто подпрыгнул – так высоко, что уселся на край отверстия. Мелькнули ноги в белых носках, и шустрый старичок был уже наверху.
Фандорин оглянулся на Мидори и вздрогнул – в соседнем помещении было пусто. Когда она успела исчезнуть?
Из дыры в потолке свесился Тамба.
– Давай руку!
Но руки ему титулярный советник не дал – это было бы унизительно. Кое-как подтянулся сам, хоть и ударился о доску локтем.
Дзёнин был в чёрных штанах и чёрном балахоне. Выскочив на веранду, он надел чёрные кожаные чулки, на голову натянул маску, и его стало почти не видно.
В темноте взметнулся огненный столб, во все стороны полетели камни и комья земли.
Тамбы рядом уже не было, он растаял во мраке. Откуда-то сверху (с крыши, что ли?) спрыгнула чёрная тень. Беззвучно коснулась ногами земли, перевернулась через голову, откатилась. Невесомо поднялась и секунду спустя тоже исчезла. Титулярный советник заметил, как воздух колыхнулся ещё в нескольких местах – там тоже мелькнули тёмные силуэты.
Снаряды взрывались так часто, будто палила целая батарея. Скорострельная крупповская пушка делает три выстрела в минуту, вспомнил Фандорин, ветеран турецкой войны. Судя по звуку, «чёрные куртки» заняли позицию на вершине горы. Присмотревшись к разрывам, вице-консул понял тактику Каматы. Его наводчик клал снаряды в шахматном порядке, делая интервал в две-три сажени. Очевидно, собрался перепахать весь лесной остров. Рано или поздно влепит и по домам. А какая-то из сосен уже загорелась – во тьме расцвёл яркий багровый цветок.
Что делать, куда бежать?
Одна из теней остановилась возле титулярного советника, схватила его за руку, потащила за собой.
Они добежали до середины леса, когда совсем рядом в дерево ударил снаряд. Ствол затрещал, полетели щепки, и оба упали на землю. Очередной разрыв, как и следовало, взрыл землю в десятке шагов. На чёрном лице ниндзя вспыхнули глаза – удлинённые, влажные, полные света.
Она!
Приподнявшись, Мидори снова взяла Эраста Петровича за руку, чтобы бежать дальше, но он не поддался – притянул её к себе.
Теперь взрыв грянул с другой стороны, и Фандорин опять увидел, совсем близко, её глаза – прекрасные, полные жизни.
– Ты меня правда любишь? – спросил он.
– Что?
Грохот заглушил его слова.
– Ты меня любишь? – заорал Эраст Петрович.
Вместо ответа она сдёрнула маску, обхватила ладонями его лицо, поцеловала.
И он забыл про скорострельную пушку, про свистящую и громыхающую смерть, про всё на свете.
Сосна разгоралась жарче и жарче, по стволам деревьев, по земле метались красные тени. Задыхаясь, титулярный советник рвал с плеч любимой женщины одежду, и её тело из чёрного становилось белым.
Мидори и не думала ему мешать. Её дыхание было таким же частым, её руки сдирали с него рубашку.
Вокруг полыхал огонь, трескалась земля, стонали деревья, и Фандорину казалось, что его любит сама Ночь, неистовая и горячая.
Сосновые иголки кололи то спину, то локти – сцепившиеся любовники перекатывались по земле. Один раз осколок врезался в почву там, где ещё секунду назад были их тела, но ни он, ни она этого не заметили.
Всё кончилось внезапно. Мидори рывком сбросила с себя возлюбленного, а сама метнулась в противоположную сторону.
– Ты что? – обиженно вскрикнул он – и увидел, как между ними, разбросав сноп искр, падает горящий сук.
Лишь тогда Эраст Петрович пришёл в себя. Пушечных выстрелов больше не было, лишь в двух или трех местах потрескивали пылающие деревья.
– Как это называется в твоём дзёдзюцу? – хрипло спросил он, обводя лес рукой.
Мидори завязывала растрепавшиеся волосы в узел.
– В дзёдзюцу такого ещё не было. Но теперь будет. Я назову это «Огонь и гром».
Она уже натягивала свой чёрный наряд, делалась из белой – чёрной.
– Где все? – Фандорин тоже наскоро приводил одежду в порядок. – Почему тихо?
– Пойдём! – позвала она и первая побежала вперёд.
Через полминуты они были у расщелины – в том самом месте, где вице-консул и его слуга перекинули верёвку. Мёртвое дерево было на месте, но верёвки Эраст Петрович не обнаружил.
– Куда теперь? – крикнул он.
Она молча показала на противоположную сторону.
Опустилась на четвереньки и вдруг исчезла за краем обрыва.
Фандорин бросился за ней. Увидел, что вниз спущен канат, сплетённый из сухих стеблей. Он был толстый и прочный, такой выдержит любую тяжесть, поэтому молодой человек без колебаний последовал за Мидори.
Она намного опередила его – скользила вниз легко и уверенно. Ему же спуск давался с трудом.
– Скорей, скорей! Мы опоздаем! – подгоняла снизу Мидори.
Эраст Петрович старался, как мог, но всё же ей пришлось довольно долго ждать.
Едва он, часто дыша, спрыгнул на заросшую травой землю, как проводница потащила его дальше, в какие-то густые, колючие заросли.
Там, меж двух валунов, в отвесной стене чернела щель. Титулярный советник протиснулся в неё с большим трудом, но дальше проход расширился.
– Пожалуйста, пожалуйста, быстрее! – донёсся из темноты умоляющий голос Мидори.
Он рванулся к ней – и чуть не упал, споткнувшись то ли о сук, то ли о камень. Откуда-то сверху сильно тянуло сквозняком.
– Я ничего не вижу!
Во тьме прорисовалась светящаяся нить, от которой разливалось слабое, подрагивающее сияние.
– Что это? – зачарованно спросил Фандорин.
– Ёсицунэ, – нетерпеливо ответила Мидори. – Соколиное перо, в нем – ртуть. Не гаснет под дождём и ветром. Идём же! Я умру от стыда, если опоздаю!
Теперь, при свете, стало видно, что подземный ход обустроен весьма основательно: потолок и стены укреплены бамбуком, под ногами деревянные ступеньки.
Еле поспевая за Мидори, Эраст Петрович почти не смотрел по сторонам, но тем не менее заметил, что от лаза в обе стороны то и дело уходили ответвления. Это был целый лабиринт. Проводница несколько раз сворачивала, ни на миг не замедляя бега. От долгого крутого подъёма титулярный советник начинал выбиваться из сил, но маячившая перед ним тонкая фигурка, казалось, не ведала усталости.
Наконец ступеньки кончились, ход опять сузился. Светильник погас, в темноте что-то скрипнуло – и впереди открылся серый прямоугольник, из которого потянуло сырым и свежим дыханием рассвета.
Мидори спрыгнула на землю. Последовав её примеру, Эраст Петрович обнаружил, что вылезает из ствола старого, корявого дерева.
Потайная дверца закрылась, и вице-консул увидел, что различить её швы на грубой, поросшей мхом коре совершенно невозможно.
– Опоздала! – с отчаянием воскликнула Мидори. – Это ты виноват!
Сорвалась с места, выбежала на поляну. Там, среди травы, медленно передвигались чёрные силуэты. Пахло порохом и кровью. В утренних сумерках блеснуло что-то длинное.
Ствол орудия, пригляделся Фандорин и завертел головой во все стороны.
Подземный ход вывел на вершину горы. Идеальное место для обстрела – Камата наверняка присмотрел его заранее.
Схватка уже закончилась. Судя по всему, она была недолгой. Высыпавшие из лаза синоби напали на «чёрных курток» врасплох, сзади.
Посреди поляны на пне сидел Тамба, курил трубку. Остальные ниндзя носили убитых. Зрелище было жутким, каким-то потусторонним: над стелющимся по земле туманом по двое скользили безмолвные тени, поднимали за руки и за ноги мертвецов (тоже чёрных, только с белыми лицами) и раскладывали их рядами перед своим предводителем.
Титулярный советник сосчитал: четыре шеренги по восемь тел в каждой, и в стороне – ещё один труп, должно быть, старого разбойника Каматы. Не спасся ни один. Дон Цурумаки так и не узнает, что случилось с его отрядом…
Потрясённый зловещей картиной, Фандорин не заметил, как к нему вернулась Мидори. Хрипловатый голос прошептал ему в самое ухо:
– Я всё равно опоздала, а мы с тобой не закончили. Гибкая рука обхватила его за талию, потянула назад, ко входу в подземный лаз.
– Я войду в историю дзёдзюцу как великая первооткрывательница, – шептала Мидори, заталкивая титулярного советника в дупло. – Мне пришла в голову очень интересная композиция. Я назову её «Любовь двух кротов».
Ещё прекрасней,
Чем любовь двух фламинго,
Любовь двух кротов.
Ночное слияние мира
Тамба сказал:
– Я знаю о тебе много, ты обо мне знаешь мало. От этого возникает недоверие, от недоверия происходит непонимание, непонимание приводит к ошибкам. Спрашивай всё, что хочешь знать, и я тебе отвечу.
Они сидели вдвоём на расчищенной поляне перед домом и смотрели, как из-за равнины поднимается солнце, наполняя мир розовым сиянием. Тамба курил свою маленькую трубку, то и дело заправляя её новой порцией табаку. Фандорин тоже не отказался бы от сигары, но коробка отличных манил осталась в багаже, по ту сторону расщелины, что отделяла деревню синоби от остального мира.
