Дмитрий Дивеевский - Дровосек
Глава 28
1989 год. С Богом, полковник!
Апрель 1989 года выдался теплым и ласковым. Уже в который раз за свою жизнь Булай стоял у окна вагона, в первых лучах солнца приближавшего его к Арзамасу. Даниле пришлось раньше срока уйти в отпуск, так как он получил известие о том, что ему предстоит снова направиться в длительную загранкомандировку. Пришла очередная пора расставаний.
Он решил повидаться сначала с Сергеем и Аристархом, а под конец попрощаться со своими стариками.
В Арзамасе его ждал Стеблов. За последние два года дружба их приобрела ту уникальную доверительность, какая бывает только между верующим и его духовником. Правда, Булай не знал, что в природе существует такое понятие, как духовничество. Он просто был в состоянии делиться с Сергеем такими вещами, о которых не сказал бы никому на свете. Непостижимым образом это отразилось и на отношении Данилы со всеми близкими Сергея. Он чувствовал себя членом этой дружной и чистой семьи. Хотя немного стеснялся Софьи, которая, по его мнению, понимала больше, чем ей положено. При этом он был уверен, что муж ни единым словом не выдавал ей их мужских секретов.
Последний год был очень сложным в его жизни. Неопределенность в отношениях со Светланой и кризис в семье не могли продолжаться бесконечно. Первой сделала решительный шаг Светлана. По своей природе она могла вести двойную игру только из тактических соображений, но совсем не была расположена к постоянной роли второй супруги, на которую, как ей казалось, ее выводит ситуация. Их отношения с Булаем продолжались уже четвертый год, и до сих пор не было ясности в его намерениях. Иногда ей казалось, что Данила просто сжал зубы и будет терпеть жену до тех пор, пока хватит сил. До тех пор, пока не лопнет пружина. А что будет, если она лопнет? Инфаркт? Инсульт? Или что-то не менее страшное?
«Что же происходит? – думала она. – Для чего он живет? Если для детей, то кто для него я? Запасной вариант? Разве это достойно – быть запасным вариантом с неизвестным финалом? Он говорит, что верит в Бога. Но ведь тогда он должен знать, что каждая человеческая судьба – у Бога в руках. И он не должен вместо Бога печься о своих детях. Он должен о своей душе печься, которую эта стерва скоро окончательно замордует. Кого он обманывает? Себя, меня, Господа своего?»
Человеческое достоинство Светланы протестовало против этой странной и невразумительной ситуации. Она хотела ясности и честности. Казалось бы, Данила был честен с ней, но лучше бы он врал. Настолько тяжела была его откровенная неопределенность в сложившейся ситуации.
Светлана не могла допустить мысли о том, что, кроме всего прочего, в глубине души Данилы никогда не умирала любовь к Зое. Любовь, посланная ему в качестве того цепкого подводного растения, которое, схватив пловца за ногу, тянет его ко дну, и лишь невероятными усилиями тот может удерживаться на поверхности, из последних сил моля Спасителя о милости и вспоминая каждый миг неправедно пройденного пути. Своим прагматическим разумом Светлана не хотела думать о том, что самой сильной, самой мучительной и самой глубокой бывает жертвенная любовь.
Она не хотела думать о том, что, как и в любой семье, у Данилы с Зоей было и немало прекрасных моментов. Все они, несмотря на постоянный шок, глубоко залегли в душу Булая, будто золотые слитки под пеплом, обнажаясь иногда в памяти и согревая его своим теплом. И самое главное, Данила не мог наказать Зою разводом потому, что вера дала ему понимание своей вины в ее изменах. Когда-то он поставил ее на уровень собственной ответственности в браке, а жена призвана иметь подчиненную ответственность. Равная ответственность дала ей ощущение выбора, а ее душе – право погони за химерами.
Данила не мог и не хотел объяснять Светлане все эти хитросплетения своих отношений с Зоей, которые только сейчас становились понятными ему самому. Такое не дано понять женскому разуму, потому что, устроенный по принципу парного счастья, он знает только одно: он меня любит или он меня не любит. Еще есть вариации, не перечеркивающие главной формулы. Светлана считала, что Данила любит ее, и все проблемы списывала на запутанность его отношений с семьей.
Между тем в ее семье также начинали сгущаться тучи. От Леонида не ускользнуло отсутствие потребности Светланы в интимном общении, которая была ярко выражена раньше. Она всегда требовала от мужа внимания к своим женским делам, ежевечерних обменов мнениями о происходящих в их семье маленьких событиях, любила делиться с ним проблемами своего здоровья. Теперь это ушло. Как человек, прошедший большую школу в ЦК и прекрасно разбиравшийся в женщинах, Леонид понял, что у жены появилась еще одна жизнь.
Это его не очень обеспокоило, так как свою мужскую сферу он давно увел в сторону от семьи, разнообразя ее связями с прелестными сотрудницами аппарата, среди которых многие попали туда по признаку настольной принадлежности. Он только ухмылялся, вспоминая, что жена считает его импотентом, потому что каждый свой трудовой день начинал с того, что заходил с помощницей в комнату отдыха и поднимал ей юбку. Такие нравы угнездились в Центральном Комитете давно, но во времена «Леника» народ занимался этим аккуратно, с оглядкой, понимая, что можно влипнуть. Правда, на «хороших» работников руководство закрывало глаза, ну а «плохим» такие деликты могли и вмениться. С приходом же Горбачева в аппарате будто порвали узду. Перестройка в партийном руководстве распустила нравы. Несмотря на «сухой закон», в каждом кабинете имелось импортное спиртное, и бывало, что после отъезда шефа отдыхать, устраивались попойки с самыми вульгарными финалами.
Присматриваясь к Светлане из этой жизни, Леонид понимал, что она однажды закусит удила и начнет собственную кампанию за выживание.
Подобные мысли мало беспокоили его, пока были чисто предположительными. Когда же в их постели запахло чужим потом, Леонид преобразился и почувствовал в себе свойства Отелло. Не то что бы он снова возжелал жену – слишком красивые бабы бывали под ним, когда он этого хотел. Нет. Он понял, что его обидели. Его жена перепутала ситуацию местами. Не любишь – уходи. Но не изменяй. Ты не мужчина. Не забывай мудрого Конфуция: женщина – это чашка, в которую наливают из чайника. А мужчина – это чайник. Ему не зазорно наливать в несколько чашек. А хорошо ли, когда в чашку наливают из нескольких чайников?
Будучи человеком, не склонным к прямолинейному выяснению отношений, Леонид затаился, наблюдая за образом жизни Светланы. Она сразу почувствовала это и даже предположила, что тот мог подбить кого-нибудь из начальников КГБ записывать ее телефонные переговоры. Поэтому домашним телефоном для звонков Булаю она перестала пользоваться, спускаясь либо в автомат, либо к подруге Аське на второй этаж. Та с жаром участвовала в ее романе, пытаясь подслушать, что только возможно.
Когда Булай сообщил ей, что начинает подготовку к очередной командировке, Светлана поняла, что пришел час окончательного объяснения. Она сама начала разговор, хотя знала, что ничем хорошим для нее он не кончится.
Они, как всегда, встретились на квартире ее родителей и сразу легли в постель. Что-то говорило ей, что это последняя встреча, и она брала все, что могла, потому что впереди ее ждала беспросветная мгла неженского существования.
Потом Светлана с грустью увидела, что Булай пошел на кухню, достал из холодильника бутылку водки и налил себе полстакана.
«Вот я и ухожу из его жизни», – подумала она. Если он вернется к спиртному, он уже не мой. Но как же без него?». Ее рациональный разум пытался создать сюжеты жизни без Булая. Все они были реальными, но все они были ей не нужны. Она поняла, что любит его независимо от того, что думает о нем. «Мне придется долго убеждать себя, что он мне не нужен. Долго-долго. Поседею вся. Испоганюсь».
Светлана поднялась из постели, накинула халат и вошла в кухню. Данила сидел за столом, жевал яблоко и глядел в одну точку. Она налила себе два глотка, выпила залпом, зажмурилась от накатившего спазма. Кажется, водку она пила впервые в жизни.
– Сердце мое. Не надо ничего говорить про нас с тобой. Я все понимаю. Ты со мной не останешься. Никто не знает, правильно ты поступаешь или неправильно. Я надеялась, что ты будешь со мной до конца дней, потому что у нас была любовь. Это неоспоримо. Ты решил по-другому. Бог тебе судья. Я слабая женщина. Если ты будешь появляться у меня, я, наверное, не смогу тебе еще долго отказать. Ты – в моей плоти. Но однажды я это перешагну. Уходи, Данила, уходи, сердце мое. Иначе мы будем недостойны того, что между нами уже случилось.
Данила налил себе еще полстакана водки, выпил одним духом, затем быстро оделся, поцеловал ее в губы и закрыл за собой дверь.
Светлана выпила еще глоток, пошла в спальню и легла в постель. Ей было плохо. Вечером она собралась с силами, приняла ванну и долго приводила себя в порядок. Затем выбрала самый красивый костюм и вышла на улицу. Оставаться дома ей было нельзя…
