Максим Кузьменко - Масоны из провинции
— Переулок Виноградный, — произнесла девушка, Сергея это начало забавлять. — самая старая улица города.
Переулок быстро проехали и оказались на дороге, которая в отличии от предыдущих двух улиц, и переулка, была мощеная камнем, дорога тянулась вдоль Днепра, и по одной стороне стояли однотипные домики, а с другой тянулся берег реки, а метрах в сорока уже была сама река. Спокоен был Днепр, легкий ветерок задавал рябь на его гладкой поверхности, и солнечные зайчики игрались на зеркальной воде.
Олечка повернула на право, Сергей уже ожидал услышать «Днепровская» или «Днепровая», но услышал другое.
— Потемкина, нам аж туда, почти в конец.
Кабинет Александра Александровича был не совсем кабинет. С начала, когда будущий целитель только начинал свою практику, он в доме местного аптекаря, Соломона Яковлевича, снял, за баснословную суму, небольшую комнатку. Дело себя окупало, а со старым аптекарем у них завязались приятельские отношения. Еще-бы, такой клиент под боком! И вскоре, познакомив молодого врача со своими поставщиками, Соломон Яковлевич предложил:
— Купи у меня дом, я уже не хочу этим заниматься, и думаю поехать доживать свой век в Одессу, к сыну, он там в таможне, в порту служит. А ты здесь, со своими помощниками больничку сделаешь, не большую, но все-же! Да и аптеку мою себе заберешь! — ох уж эта манера уговаривать!
Но представитель рода Моисеева знал о чем говорил, так и получилось что кабинет стал целой больницей и аптекой по совместительству, ну а дальнейшее развитие этой истории уже известно.
— Заходи, я книги счетные посмотрю, и мы в порт отправимся. — Олечка открыла дверь своим ключом.
Сергей зашел и осмотрелся, белые стены узкого коридора, невысокий, тоже белый потолок, еще одна дверь. Ее открыли без ключа, такая-же белая как коридор комната, стол, кушетка под высоким и узким окном, в углу стеклянный шкафчик с пузырьками и бутылочками, слева еще одна дверь. Снаружи раздались голоса, Олечка подошла к столу, и достала две большие книги, села за стол, достала перо, чернильницу и лист бумаги, открыла одну из книг, полистала.
Сергей осторожно присел на кушетку, и посмотрел на девушку. Она сидела наклонившись над книгой, листала ее, что-то записывала на листке, посмотрела во вторую, сделала запись в первой. Солнце падало сквозь стекло косым лучом на ее личико, круглые щечки подобно спелым, наливным яблокам, а губки что-то беззвучно шепчут, маленькие, кажется, сахарные пальчики шуршат бумагой, и даже этот наряд, состоящий из простого, зеленого платья и ленточки, светло голубого цвета, в ее рыженьких волосах казалось переняли всю прелесть юного очарования. Сергей сглотнул слюну, и понял, что его ноги так и порываются поднять тело, и подвести к столу, за которым сидит Олечка, а губы непроизвольно, тихонько шевелятся, как будто совершая поцелуй.
Стуча каблуками по деревянным доскам в кабинет вошли двое, в серых халатах до колен, и с деревенскими фуражками на головах. Их можно было назвать близнецами, оба крепкие, с длинными руками, с круглыми головами и широкими лицами, над которым выступал тяжелый лоб. Выражение лиц у обоих было до нельзя простецкое, и принять их скорее можно было за пастухов, нежели за лекарей.
— Сударыня, доброго дня! — голоса были одинаковы, и что пришельцы говорили хором понять нельзя было.
— Доброго дня! — Олечка оторвалась от книг и улыбнулась мужчинам, Сергея-же их появление оторвало от мыслей. — Остап, Мирон, это Сергей Александрович Глов. — девушка представила юношу мужчинам, а Сергей встал на ноги.
После сказанных слов у мужчин лица засияли от радости, они бросились к юноше и горячо, поочередно жали ему руки, говоря:
— Как батюшка? Почему не наведывается? Как вам Александровск? Давно ли здесь? — сыпали наперебой вопросами.
— Ну, полно, не наседайте. — засмеялась Олечка, мужчины посмотрели на нее, потом на Сергея, отступили на шаг назад, а потом один сказал.
— Вы знаете, мы питаем глубочайшее уважение к родителю вашему, и считаем великим счастьем то, что наши пути пересеклись, он обучил нас своему великому ремеслу, чем наделил нас возможностью помогать людям.
У Сергея, как ему показалось, челюсть отвисла, он не ожидал услышать от этого человека такие слова, и пребывал в легком замешательстве, но тут-же смекнул, что это результат общения этих людей с его отцом, человеком с прекрасным образованием.
— Отец всегда лестно отзывается о вас, — достаточно быстро нашелся с ответом юноша. — и довольно часто вспоминает. И, здается, что прошлой зимой звал вас погостить к нам в Москву, да и предыдущей, и до этого. — начал вспоминать он.
— Все так, — закивал один. — только прошу простить меня, не можем мы их бросить, роды, зубы, переломы, сгинут они без нас. А учеников годных не сыскать нынче, два десятка человек! — он поднял указательный палец правой вверх, выше головы. — Пробовались! И ни один не годится, то ленивый, а то дурной, прости господи. — и он перекрестился.
Пока мужчины говорили, Олечка закончила с бумажной работой и положила книги в верхний ящик стола, а перо и чернила в нижний, взяла лист с записями и сунула в кармашек платьица.
— Что там с бабушкой? — вклинилась она в разговор.
— Бабка сказала что здорова, и своими ногами отправилась домой. — растерянным голосом сказал один.
— А вчера мы ее видели, так она яблоки рвала с дерева во дворе. — растеряно дополнил второй.
— Она-же на прошлой неделе помирать хотела. — нахмурила брови и улыбнулась Олечка, у Сергея сердце забилось сильнее обычного, так девушка была хороша сейчас.
— Передумала. — каким-то тихим голосом, в унисон, сказали оба, и все присутствующие засмеялись.
Поговорив еще с пять минут о разных вещах, о ремонте в палатах, о новой повозке для докторов, о больных и здоровых, решили ехать.
— Чуть не забыла, — спохватилась Олечка уже в дверях. — Мирон, масло!
Мирон подошел к стеклянному шкафчику и достал маленькую бутылочку, положил ее в мешочек с завязками и отдал девушке.
— А почему ты не выучился медицине? — уже по пути в порт спросила Олечка.
Подковы лошадей цокали по мощеной камнем улицы, на которой находилась больница, и молодые люди уже практически выехали из города, вот виднеется пристань, вот кладбище, а перед кладбищем церковь, блестит куполами, а возле церкви шикарнейший дом скромного священнослужителя, в два этажа, из новенького кирпича да с крышей из красной черепицы, а дальше уже и Кичкаская переправа.
— Я не имею склонности к этой науке. — просто и лаконично ответил Сергей, его голос снова приобрел будоражащие девушку нотки.
Езда верхом начала нравится юноше, и он больше не нервничал, а насчет своего выбора профессии, то здесь он слукавил. Дело в том, что Сергей не выносил вида крови, а когда при нем колеса кареты, на Арбатской в Москве, раздавили собаку, юношу вырвало, и несколько часов его колотил озноб и было плохо.
— Чарующий мир литературы, краски языков, уроки и мудрость истории, — он оторвался от плохих воспоминаний, и сам начал входить во вкус разговора. — вот тот путь, который я счел для себя правильным. — нужно сказать что Олечка тоже ощутила на себе силу его голоса, по шейке, сзади, и дальше, по нежной спине пробежался мороз, как электрический разряд, но только сладко и приятно, она улыбнулась, слегка приоткрыв ротик и показала белые зубки, потом искоса, кокетливо посмотрела на Сергея и пустила лошадь рысью, и быстрее, и быстрее.
Сергей и сам того не понял как, но его кляча, скорее всего тоже не понимая что происходит, неслась вслед за Зорькой. Нужно сказать, хорошо что до порта оставалось не более чем четверть версты, иначе старушка рисковала не добежать.
Быстро решив вопросы пара направилась обратно к городу, на Плотницкой улице забрали темную, из клена, маску, а в галантерее на площади купили черного атласу, два на полтора метров. Сергей не знал зачем все это, а спрашивать ему не хотелось. Обратный путь ехали переговариваясь и шутя, Оля рассказала о том как напугала свою гувернантку из Екатеринославска, обмазав голову вишневым вареньем, и лёгши на полу в своей комнате, а Сергей о том как научил ругаться по-русски своего профессора, а тот его по-немецки.
Было еще до обеда, спешить было некуда, обратно решили ехать вдоль реки. Там не было накатанной дороги, но почва была ровной, густо поросшая травой. Сергей неожиданно для себя пустил клячу вскачь, бедная Марта с выпученными глазами неслась вперед, и думала за что с ней сегодня так, а седок закрыл глаза и просто наслаждался мигом. Олечка скакала на своей Зорьке ближе к реке, опережая своего спутника метров на десять.
Сергей дышал степным воздухом полной грудью, давно ему не было так хорошо. Он так себя чувствовал последний раз в далеком детстве, еще до переезда в Москву, это его навело на мысли о родной земле, о силе которую она дает человеку, он силился вспомнить кто об этом писал. Толстой? Гоголь? Прелесть мига не позволяла отвлекаться на нудные мысли. Жить и наслаждаться нужно теперь!
