Александра Девиль - Чужой клад
И вдруг от двери раздался громкий и веселый голос:
— Садись же на меня!
Настя вздрогнула и не успела увернуться, как Томский, подбежав к ней, опустился на одно колено и резко притянул девушку к себе. Она оттолкнула его и едва не влепила ему пощечину, но удержалась, ограничившись словами:
— Вы, сударь, редкостный нахал!
— Не то, не то, сударыня! — рассмеялся Томский, вставая. — По-моему, там говорится что-то про ослов, которым привычна тяжесть.
— Как приятно, друг любезный, что ты прочитал выбранную мною пиесу, — улыбнулся Шалыгин. — Ну а каковы мои актеры?
— Актриса, пожалуй, справится, а вот актер, боюсь, слабоват для этой роли, — заявил Томский, с сочувствием оглядев Якова Чижа, который смущенно уткнулся в листок с текстом.
— Ничего, лиха беда начало, — бодро сказал Шалыгин и похлопал Якова по плечу. — Ты представь, хлопче, что играешь не с панночкой, а с простой селянкой, — и все у тебя получится.
Но развить свою мысль дальше Иван Леонтьевич не успел, потому что в комнату разом ворвались Савва, Тарас и гетманский лесничий. У Тараса в глазах застыли слезы, от горя он не мог вымолвить ни слова. Савва сбивчиво поведал о несчастье:
— Там, возле озера, Оля… зарезанная, как и Раина. Мы с Тарасом и с паном лесничим искали убежище Юхима, а наткнулись на бедную дивчину…
Настя вскрикнула и судорожно вцепилась руками в спинку стула. При этом она успела перехватить тревожный взгляд Томского, устремленный сперва на нее, а потом — на Галыгина.
— Боже мой, средь бела дня!.. — горестно вздохнул Иван Леонтьевич. — Ведь до вечера еще далеко! Ольга шла на кузнечный конец, чтобы привести Килину, дочку Гордея. Что же ее заставило свернуть в лес?
— Я думаю, пан писарь, что она туда пошла не своим ходом, а ее привезли к озеру, — сказал лесничий, который всех членов гетманской канцелярии называл писарями, хотя к служителю муз это название совсем не подходило.
— А почему ты так думаешь? — спросил Шалыгин.
— А потому, что на дороге между лесом и городом стояла телега с лошадью, а в телеге никого не было. А чуть поодаль нашли мы одного мужика, лежал на дороге без памяти. Вот он-то на этой телеге и ехал, а к нему, видать, кто-то подсел, стукнул его по голове и сбросил на землю. А потом втащил на телегу бедную Ольгу и отвез на озеро, а там зарезал. Или, может, вначале зарезал, а потом отвез. Ну а после того вернулся обратно, телегу бросил среди дороги, а сам куда-то убежал.
— А этот крестьянин жив? — спросил Томский, который тоже внимательно прислушивался к разговору. — Он что-нибудь смог объяснить?
— Жив, да только ничего не помнит, — вздохнул лесничий. — Видно, память у него отшибло от удара. Может, еще, конечно, очухается, но пока ничего не может рассказать.
— Неужто Юхим оказался таким душегубом? — пробормотал Савва, почесывая затылок. — Или в наших краях завелись разбойники? Может, татары?
— Да откуда у нас взяться татарам? — махнул рукой Шалыгин. — Давно их отсюда повыгоняли. Здесь же тебе не Крым, не Валахия.
— Это девка озерная подружек себе собирает к Ивана Купала! — заголосила со двора какая-то баба.
— Не уберег я свою бедную Оленьку!.. — воскликнул Тарас со слезами в голосе и, закрыв лицо руками, выбежал за дверь.
— Как бы Тарасик чего-нибудь с собой не сделал, — вздохнул Савва и бросился вслед за племянником.
Настя тоже вышла; ее первым побуждением было посоветоваться с Боровичами. Но Илья и Гликерия уже сами спешили ей навстречу со стороны музыкального павильона, куда тоже долетели крики дворовых слуг. Настя отвела родственников в сторону и, рассказав им о несчастье, предложила:
— Давайте все вместе искать убийцу. А. то ведь на судейских надежды мало. Они будут от всего отмахиваться и болеть только о том, чтобы гетман ничего не узнал. Или же найдут какого- нибудь нищего бродягу и все на него свалят.
Боровичи испуганно переглянулись, и Гликерия дрожащим голосом пробормотала:
— Да что ты такое говоришь, дорогая? Наше ли дело искать убийцу? Зачем тебе это надо?
— Мне Ольгу жалко. Я с ней успела подружиться. Раину тоже жаль, но про нее я думала, что она по легкомыслию пострадала, оттого что на свидание к плохому человеку пошла. Но Ольга вовсе ни в чем не виновата. Значит, в этих краях завелся какой-то разбойник. А если следующей жертвой он изберет кого-то из нас?
— Бог с тобой, не накликай беды такими словами, — сказала Гликерия и перекрестилась. — И слышать об этом не хочу.
— Значит, вы собираетесь прятаться в кусты? — упрекнула Настя. — Не думала я, что у меня такие трусоватые родичи. Ладно, найду себе других помощников.
— Интересно кого? — пожала плечами Гликерия. — Здешние мещане уверены, что во всем виноваты озерные ведьмы.
— Не сомневаюсь, что сегодня вечером возле озера увидят уже не две, а три фигуры в белом, — в тон жене добавил Илья. — И будут говорить, что третья — это душа бедной Ольги.
— Фигуры в белом… — повторила про себя Настя и призадумалась. — Если и вправду крестьянин там кого-то видел, то… вдруг это были не призраки, а живые люди?
Гликерия опять испуганно перекрестилась и промокнула вспотевший лоб изящным платочком. Илья тяжело вздохнул и прислонился к стволу дерева, не забыв при этом поправить кружевные манжеты на рукавах. Настя перевела взгляд с узкого, чуть горбоносого, своеобразно красивого лица Гликерии на полноватое, румяно-белое лицо Ильи и вдруг поняла, что в своих родичах не найдет сочувствия к бедным жертвам. Илья и его супруга слишком любят себя, чтобы думать о тех, кого подмяли жернова злого рока.
— Ладно уж, идите заниматься к синьору Валлоне, а то еще плохо споете перед гетманом, — сказала она язвительно.
В этот момент со стороны музыкального павильона показалась девчонка и сообщила:
— Пан, пани, немец рее очухался и что-то лопочет! Может, вас зовет?
— Ох, темнота, для них все иностранцы — «немцы», «немота», — усмехнулся Илья. — А за господином Валлоне надо следить, чтобы не упивался вином.
Боровичи ушли, а Настя, вздохнув, уселась на скамью и стала мысленно рассуждать.
Тем временем лесничий отправился в городскую управу оповестить о новом происшествии, Яков и Савва пошли в церковь, а Шалыгин и Томский остались в комнате одни.
— Это конец!.. Это провал, катастрофа! — воскликнул Иван Леонтьевич, бегая из угла в угол и хватая себя за волосы. — Теперь Теплов сживет меня со света!..
— Господи, да при чем здесь ты? — недоумевал Денис. — Пусть спрашивает с пристава, с судьи, с полковника, наконец! Ты за преступников не в ответе.
— За преступников не в ответе, но за актеров!.. — Шалыгин упал в кресло и стал обмахиваться листами бумаги с текстом пьесы. — Ты не понимаешь, Денис, что мне грозит!.. Боже мой!.. Простые люди обвинят меня в том, что я сманил девушек в актерки и тем самым их погубил. Теперь никто не пойдет играть в наш театр!.. Одна смерть еще может быть объяснена случайностью, но две…
— Успокойся, Ваня, давай мыслить здраво. — Денис сел за стол напротив Ивана Леонтьевича. — Того, что случилось, уже не поправишь, но надо думать наперед и искать выход из положения.
Шалыгин с надеждой взглянул на собеседника. Томский, хоть и был младше служителя Мельпомены на десять лет, но своей уверенностью и здравым смыслом годился ему в наставники.
— А выход в том, чтобы найти преступника, — продолжал Денис. — Тогда и твоя репутация не пострадает, и убийства прекратятся. Есть у тебя какие-нибудь соображения? Только не говори мне о зловещем озере, мы с тобой люди грамотные и не должны отвлекаться на сказки.
— Ну, какие тут могут быть соображения? — вздохнул Шалыгин. — Больше всех подозревают Юхима, церковного служку. Он юродивый, и наш священник его приютил из милости. Этот Юхим проклинает театры и другие увеселения, ненавидит всех актрис. Ну а отец Викентий, сам будучи строгим аскетом, не в пример иным попам, сочувствует бедняге.
— А с чего у Юхима такая ненависть к актерам?
— Не к актерам, а именно к актрисам, к женщинам, — уточнил Шалыгин. — Давняя это история, но мне ее когда-то открыл отец Викентий. Шестнадцать лет назад Юхим жил под Стародубом, имел свою кузню, счастливо женился на красивой девушке. А в это время в Стародубе стоял постоем младший брат Бирона. И если фаворит Анны Иоанновны был, по крайней мере, хорош собой, то его братец отличался отменным безобразием. Но при этом, видно, хотел доказать всему миру, что он тоже мужчина, и завел себе целый гарем из подневольных девушек. А молодых матерей заставлял кормить молоком щенков в своей псарне.
— Слыхали мы об этих злодеяниях, — поморщился Денис. — Мой отец за то и пострадал, что участвовал в заговоре против Бирона. Ну а ваш юродивый тут при чем?
— Сейчас объясню. Так вот, Биронов братец еще любил развлекаться на грубый манер и задумал устроить в своей усадьбе что-то вроде балагана с шутами и шутихами, как было модно при тогдашнем дворе. У него жило несколько приезжих гулящих девок, которые называли себя актерками. Вот они-то по его приказанию искали в окрестностях певуний и плясуний и сманивали их в театр, обещая роскошную и веселую жизнь. Среди этих обманутых оказалась и жена Юхима. Он недоглядел, и она ушла с «актерками» в барскую усадьбу. Ну а что с ней после случилось, — о том разные слухи ходили, один темней другого. Юхим пытался поджечь дом Биронова братца, но был пойман его холопами и жестоко высечен. С тех пор он тронулся умом и пошел бродяжничать, пока не оказался в наших краях. И, как видно, в его больной голове крепко засела ненависть к «актеркам», которых он всех без разбора считает блудни нами. Но при этом я не думаю, что Юхим способен кого-то убить.
