Вера Юдина - Анатом
— Поговорить? О чем? — искренне удивился Иштван.
Эта девушка начинала пугать его своей непредсказуемостью. Одному только богу было известно, что за мысли могут кроиться в ее маленькой, прелестной головке.
— Вы поступили очень не хорошо, когда бросили меня одну на том балу.
— У меня были на то причины, — спокойно ответил Иштван.
Он забыл, что накануне, уже собирался войти за княжной следом, может быть даже пригласить ее еще на один танец, попытаться разъяснить случившуюся между ними сцену, но ему помешал случай. А после этого он даже не вспоминал об этом.
— К тому же, вы сами просили меня не тревожить вас. — неожиданно вспомнил он.
Катя недовольно фыркнула и вернулась к музицированию. Вновь ее пальцы запорхали по клавишам, извлекая из старого, уже казалось изжившего свой век инструмента божественную мелодию. На этот раз она играла Моцарта. Неожиданно музыка стихла, и Катя резко обернулась. В ее глазах стояли слезы.
— Вы меня очень обидели. — неожиданно выпалила она.
— Чем же? Позвольте узнать?
— Своей холодностью. Я открыла вам душу, дала надежду.
— Вы Екатерина Дмитриевна, простите заранее мне мою дерзость, в моих глазах маленький, капризный ребенок. Желающий достичь недостижимого.
Катя фыркнула, но ни капельки не обиделась, а наоборот даже вся просияла самой очаровательной улыбкой.
— Вы ведь не считали меня ребенком, когда целовали, господин сыщик. Не так ли? — лукаво подметила она.
— Я думаю вам, Ваше высочество, нужно уйти, — тихо сказал Иштван. — В столь позднее время, девушке вашего положения не возможно находиться в доме холостого мужчины, к тому же без сопровождения. Это безрассудство.
— Кто это решил? Вы, господин сыщик?
— Таковы правила приличия, Екатерина Дмитриевна. — официально ответил Иштван.
— Меня мало волнуют какие-то там правила. Все это слишком банально и старо. Вы ведь читали Анну Каренину?
— При чем тут это?
— Вы читали, — сама себе ответила Катя, — Я видела у вас эту книжку на столике. Вы считаете, что ее любовь не заслуживает уважения, только лишь потому, что она была замужем? Вы вероятно считаете ее низкой и недостойной вашего внимания женщиной. Но в моих глазах она святая. Она сумела вопреки всему остаться верной своему сердцу. Не предать любовь, а упиваться ей и жить. Да, господин сыщик, она умела любить, умела жить. А такие как вы убили ее своими правилами!
Катя говорила эмоционально, вероятно свежи были еще ее впечатления от прочтенной книги.
Иштван невольно усмехнулся.
— Но вы Екатерина Дмитриевна не Каренина, а я, не знаю к счастию ли нет, не Вронский.
— Мы те, кем являемся на самом деле, — задумчиво произнесла Катя, — и те, кем хотели бы быть.
Иштван сдался. Он выпрямился в струну, по старой армейской привычке и строго посмотрел на Катю.
— Я не собираюсь обсуждать с вами такие вольные темы. — сухо предупредил он.
— Отчего же? Хотя… Напрасно. Это очень занимательная тема, для молодой девушки и отважного офицера. Вы не считаете?
Иштван замер в удивлении. Она явно кокетничала с ним. Эта девочка, совсем невинная в своих познаниях жизни открыто флиртовала с ним, с боевым офицером, с человеком строгой военной закалки. Все это казалось ему таким трогательным. Он любил ее, но любил любовью другой, не так как в свете любят женщин. Он любил ее любовью созидательной, душевной, трепетной. Знать, что она есть на свете, знать, что о ней все его мысли, этого ему было достаточно. И вот она сидит у него дома. Одна, в полной темноте, играет на пианино и ведет взрослые речи.
— Я провожу вас. — сказал Иштван.
— Я найду дорогу сама, — бросив печальный взгляд, с иронией ответила Катя.
Она поднялась и с горящим взглядом демонстративно сделала шаг вперед. И столько было в этом простом движение природной грации, светского изящество, смешанной с юношеской невинностью, что Иштван затаил дыхание, не зная чего еще можно ожидать от этой взбалмошной особы.
Княжна сделала еще один шаг, продолжая смотреть сыщику прямо в глаза. И он сдался. Непроизвольно, Иштван сделал ответный шаг ей навстречу. Девушка взвизгнула и бросилась к нему. Она обвила его шею руками, и столько было в ее движениях непосредственности, так тонко граничащей со страстью, что Иштван потерял голову. Он позволил себе забыться. Целовал ее щеки, целовал ее руки, вдыхал аромат ее волос. Но когда его губы лишь коснулись ее, девушка испуганно вскрикнула, вырвалась, и быстро схватив свою шубку, лежащую рядом с его пальто, сбежала, оставив после себя лишь тонкий аромат нежных духов и юности.
Иштван так и остался стоять посреди зала, пораженный случившимся и растерянный от своей собственной слабости.
Глава 7
Утро следующего дня далось Иштвану нелегко. Всю ночь его мучили кошмары. Он видел свою музу, свою милую княжну. Она весело смеялась и бегала вокруг него, прищелкивая язычком, поддразнивая. Затем Иштвану вдруг приходило понимание, что он это вовсе не он, а кто-то другой. Он видел свои руки, протянутые к девушке, и пытался остановиться, но не мог, его тело было ему неподвластно.
В один из моментов, девушка оказалась слишком близко, и эти омерзительные руки, с худыми длинными пальцами, вдруг схватили ее нежную шейку и начали душить. Прекрасное лицо княжны исказилось от страха и боли. Она начала кричать и отбиваться. Пыталась вырваться, билась словно пойманная райская птица до тех пор, пока руки убийцы не сделали свое черное дело и тело девушки не упало замертво к его ногам.
Первый раз Иштван увидел этот сон едва сомкнулись его веки с мыслью о поцелуе, и он проснулся в холодном поту. Затем долго сидел на постели не в силах заснуть.
Когда сон вновь пришел к нему, картина повторилась.
И так продолжалось всю ночь, пока рано утром в комнату не вошел Демидыч, и не распахнул тяжелые шторы впуская в комнату утренний свет.
Иштван сел на постели, взял со столика серебряные портсигар и закурил. Обычно он старался не курить по утрам, считая это вредным для здоровья. Но сегодня организм требовал.
— Оскар, почему ты вчера пустил в дом гостью, и не дождался моего возвращения? — строго спросил Иштван.
Старик поставил перед сыщиком столик с завтраком и спокойно ответил.
— Барышня ждала вас долго. Я предлагал ей прийти в другой день, она пожелала дождаться. — спокойно ответил он.
— Ты должен был дождаться меня вместе с ней. — сказал Иштван.
— Я не могу, вы же знаете, ваше благородие. Кости мои уже не молоды, к тому же работы по дому набежало, мне должно было рано встать. Это роскошь для меня — не высыпаться.
Иштван нахмурился и проворчал.
— Прогоню.
Старик улыбнулся, сделав вид, что не расслышал слов барина и вышел.
Докурив сигарету, Иштван отхлебнул кофе и поднялся. Он подошел к окну. Ночью видимо падал снег. Все деревья в саду были покрыты огромными, белоснежными шапками. Но дорожка от дома была расчищена, за что Иштван мысленно поблагодарил своего слугу, ругая себя за грубость. Встал же старик, и расчистил выход, чтобы барин не погряз в сугробах.
Закончив с завтраком, Иштван решил первым делом навестить князя Мухина, в его доме на Елагином острове.
Елагинский особняк, на протяжении уже нескольких лет был пристанищем премьер министра. Дом не был его собственностью, и в случае отставки возвращался обратно в казну государства. Но по сей день, Мухин жил в этом просторном, трехэтажном особняке старой постройки.
В свое время, дом был построен на острове. Затем его перестроили до нынешних размеров с выдержанной царской роскошью и провели к дому несколько резных чугунных мостов, расположенных на одном берегу острова.
На улице было прохладно, и Иштван в душе загрустил о теплом лете, и солнце. Зима своей холодностью навевала на него тоску.
Дом князя охранялся несколькими десятками солдат и жандармских офицеров. Первый караул стоял у моста, часть патрулировали территорию самого острова, остальные находились в доме. Сразу признав в визитере важного чиновника, солдаты вытянувшись в постойке пропустили сани к дому.
В сером свете зимнего утра, дом казался унылым, и явно передавал настроение его обитателей.
Во дворе Иштвана встретил адъютант князя Зацепкин Александр Павлович. Это был высокий шатен, открытой внешности, с характерными для того времени усами и бородкой, с добрым и прямым взглядом.
— Иван Аркадьевич, вы по делу, или с визитом? — вежливо спросил Зацепкин.
— По делу. — ответил Иштван. — Князь у себя?
— Да. Только он в горе, вчера как от вас приехал, так заперся в комнатах на верхнем этаже, никого к себе не пускает. Это же такой удар для его больного сердца. Я боюсь как бы чего дурного не случилось. — грустно признался Зацепкин.
Видно было как преданно адъютант относился к князю, и что при надобности, этот отважный и честный человек, не пощадит живота своего за жизнь князя. Эта служба была для него личным делом, к которому он относился с должным уважением и трепетом.
