Борис Акунин - Сокол и ласточка
Матросы остались в лодке, затянув всегдашнюю балладу про сокола и ласточку. А я смотрел на мою питомицу и ее любимого. На сердце было тяжело.
Непостижимая вещь красота. Лорд Руперт был в изорванной одежде, избитый, в синяках и ссадинах, но его лицо, озаренное серебряным светом, все равно было прекрасным. Есть люди, очарование которых невозможно испортить ничем. А может быть, я просто смотрел на Грея глазами Летиции, то есть глазами любви.
С другой стороны, на мою девочку я ведь тоже глядел с безмерным обожанием, однако отлично понимал, что вид у нее прежалкий. После поединка, многократных падений, отчаянного барахтанья в трясине Летиция была вся покрыта кровоподтеками и царапинами. Один глаз наполовину заплыл, ушибленное ухо потешно оттопыривалось, волосы слиплись, на шее синела полоса — след от лапищи Черной Королевы.
Как назло, еще и матросы нынче с особенным чувством выводили безысходный припев:
Ни взмыть, ни прижаться к его крылу
Вовеки — она это знает.
Ведь ласточка жмется к земле, axoй!
А сокол высоко летает!
Срывающимся голосом Летиция объяснила пленнику, что его ожидает, и сунула ключ от оков, который успела взять у капитана.
Девочка смотрела на лорда Руперта долгим и жадным взглядом, будто хотела запомнить этот миг навсегда, до конца дней. Я с тоской чувствовал, как в ее душу капля по капле проникает горькая отрава. Этот яд никогда не истает; он будет вечно бередить сердце и не позволит моей питомице найти счастье ни с каким другим мужчиной. Другого просто не будет. И то сказать, где найдешь мужчину, способного сравниться с Рупертом Греем? Будь проклят день, когда я увидел на мостике алокрылого фрегата человека с каштановыми волосами!
На шлюпке пели:
Он реет высоко, поверх облаков,
Полет его светел и смел.
Ах, где узкокрылой тягаться с ним,
У каждого свои предел.
Если б девочка могла меня понимать, я бы сказал: «Не надо убиваться. Расставание — не самое страшное, ибо после него остается память. Какое богатство может пажить тот, кто хорошо прожил жизнь? Некоторое количество дорогих воспоминаний. В конце все равно каждый уходит в одиночку. Но чем больше у тебя драгоценных воспоминаний, тем удачней сложилась твоя судьба. В старости ты будешь перебирать эти моменты, словно алмазы и изумруды».
— Вы позаботились обо мне, — сказал лорд Руперт. — Но что станется с вами? Ваш отец умер, замок заложен. Вам некуда вернуться.
Она воскликнула с деланой веселостью:
— Обо мне не беспокоитесь. Я сумею выкупить Теофельс. Буду сидеть у окна, смотреть на поля и леса, которые после тропиков уже не будут казаться мне такими зелеными, и вспоминать… свои приключения.
Ее голос дрогнул, но улыбка стала еще шире.
— Поклянитесь именем Господа, что ваши люди доставят этого человека в Форт-Рояль! — донесся до моего слуха возглас отца Астольфа.
Я подскакал ближе к Летиции и Грею, чтобы не пропустить ни слова из их разговора.
— Вы не похожи ни на одну из известных мне женщин, — озадаченно проговорил лорд Руперт. — А я за тридцать лет повидал немало представительниц вашего пола. Полагаю, таких, как вы, на свете больше нет. Если бы я…
Он запнулся, что было на лето совсем непохоже.
Что он хотел сказать? Наверное, что-нибудь галантное — ведь он не наивен и отлично знает, что нравится слышать девушкам, даже некрасивым. Ну прояви великодушие, скажи что-нибудь ни к чему не обязывающее, мысленно взмолился я. «Если бы я встретил вас при иных обстоятельствах». Иди, еще лучше: «Если бы я был вас достоин». Тебе это ничего не стоит, а она будет помнить каждое слово, старясь под каменными сводами своего серого замка.
А может быть, и хорошо, что Грей не договорил. Теперь девочка была вольна домыслить что угодно. Главное, что у любимого затрепетали ресницы и осекся голос.
Баллада про ласточку тем временем близилась к завершению. Никто не прерывал певцов, они снова добрались до куплета который сулил счастливую концовку.
Но вечером выпало счастье ей
За муки за все и терзанья…
Пусть хоть в песне всё окончится хорошо. Ну-ка, пусть сокол спустится с небес к бедной ласточке.
Высокий тенор в одиночестве с невыразимой печалью допел:
Ей серое с неба слетело перо,
Как нищенке грош в подаянье.
Наконец, Грей довел до конца неуклюжую фразу:
— Если бы я… мог надеяться… когда-нибудь увидеть вас вновь… я был бы очень рад.
Зябко передернувшись, Летиция быстро скатала:
— Да-да, я тоже. Пойду скажу капеллану, чтоб он перестал за вас заступаться. Я не Дезэссар, мне святой отец поверит. Как только мы скроемся за горизонтом, плывите отсюда прочь. Помните, что где-то бродят мичман и писец. На всякий случаи я спрятала вон под тем кустом шпагу.
Она слегка подняла руку, слабо помахала ею и пошла прочь, увязая в песке. Я чувствовал, как тяжело дается ей каждый шаг — будто к подметкам приклеился весь земной шар.
— Скажите лишь одно. Вы всё это сделали… для меня… почему? — хрипло спросил лорд Руперт.
Не оглядываясь, она сказала очень просто — может, само сорвалось:
— Потому что я полюбила вас больше спасения своей души.
И по-прежнему не оборачиваясь, быстро замахала рукой: всё, всё, всё!
Я прыгал вслед за своей бедной девочкой, давясь рыданиями, и никак не мог ее догнать.
Зазвенела железная цепь, заскрипел песок.
— Погодите! Стойте!
Грей упал на колени подле ее ног, взялся за край платья. Летиции пришлось остановится. Он открыл рот, но не мог совладать с волнением.
— Что? Что? — спросила она испуганно.
Я слышал, как в шлюпке кто-то сказал (кажется, дядя Мякиш):
— Ишь, неохота бедолаге на острове оставаться. Ты не Колючку проси, дурья башка. Проси капитана!
Лорд Руперт смотрел на Летицию снизу вверх.
— Это правда? То, что вы сказали? Тогда мне не надо свободы! Скажите Дезэссару, что я согласен. Он получит свой выкуп. Пусть высадит нас в каком-нибудь порту, я выдам вексель. Я построю новую «Русалку», мы с вами будем плавать по морям, куда пожелаете. А не хотите — осядем на суше. Мой брат у меня в долгу, он даст мне любые деньги, я построю для вас дворец!
Он еще много что говорил — всё, что мечтает услышать от мужчины влюбленная девушка. Что думал о ней беспрестанно, с самой первой минуты, как только увидел. Что сомневался, земное ли она существо. Что мучительно ощущал свое ничтожество рядом с таким совершенством. Что все остальные женщины по сравнению с ней — пустое место.
Но меня вдруг охватило сомнение: не сон ли это? Что если от нестерпимо яркого света полной луны у меня начались галлюцинации? Я читал, с людьми такое случается. Может, и с попугаями?
Лицо у моей девочки было загадочное. Она внимательно слушала, но никаких чувств не проявляла. Можно подумать, ей каждый день признавались в благоговейной страсти прекрасные лорды! Все-таки женская душа — потемки.
Вдруг она подняла руку и он покорно умолк на полуслове, глядя на нее со страхом и надеждой.
Я затаил дыхание. Что она скажет?
Летиция с достоинством молвила:
— Вы богаты, но и я не нищенка. Во-первых, у меня есть вот это. — Она вынула из-за пояса что-то маленькое, блеснувшее холодным светом. — Стащила из сундука. Этого с лихвой хватило бы, чтоб выкупить Теофельс.
Он взял, положил на ладонь, рассмотрел.
— Какой крупный алмаз! Идеальной формы. И, если не ошибаюсь, цветной? Я знаю толк в камнях. Этот достоин украсить королевский скипетр.
Грей почтительно вернул алмаз, и она продолжила:
— Камень — чепуха. У меня тут полная пещера золота и серебра. Так что еще неизвестно, кто из нас богаче. Но меня не интересуют богатства. Мне не нужны ни дворцы, ни корабли. Хотите, чтобы я была вашей?
— Больше всего на свете! — воскликнул он. — Неужели у меня есть надежда? Приказывайте! Ради вас я готов на любые…
— Молчи и слушай, — перебила его Летиция. Она наклонилась и крепко обхватила его лицо ладонями. Голос ее стал глух, даже страшен. — Я хочу, чтоб ты был мой и только мой. Чтоб на тебя больше никогда не посмотрела ни одна женщина! А они обязательно будут на тебя пялиться, и я выцарапаю их жадные глаза, а потом умру от стыда и раскаяния, потому что бедняжки ни в чем не виноваты. Ты такой красивый!
— Я бы тоже предпочел, чтобы мужчины на тебя не смотрели, — отвечал лорд Руперт, нисколько не испугавшись. — Если кто-то из них умеет видеть женщин, как их вижу я, он не оставит тебя в покое.
— Ну и что же нам делать? — Она присела на корточки. Теперь их глаза были на одном уровне. — Разве эта задача имеет решение?