Зверь - Мола Кармен
Доносо раздраженно кивнул. Он не мог простить Гриси, но ему было трудно отвернуться от нее, оставить ее умирать в Саладеро. Может, она найдет способ покончить с собой или карбонарии снова столкнут ее в опиумный кошмар… Ему все равно, твердил он себе. Он не может смириться с ложью. Однажды его обманула жена, и этот обман изменил всю его жизнь. Та, прежняя боль еще жива в его душе. Второй обман — это уже слишком.
Доносо вышел из зала, чтобы больше не слышать тихих рыданий Гриси. Она плакала оттого, что не сумела полюбить единственного мужчину, который о ней заботился.
73
____
Лусия смогла разобрать отдельные слова, написанные на бумаге из кабинета Аны Кастелар, но смысла их не понимала. Manoir de Miralba12. Следующая строка оказалась еще загадочней: Séance du Samedi 26 au siège de la Manoir Miralba13.
Но повода для паники не было: она встретится с Томасом Агирре, а он наверняка сумеет понять, важна ли эта бумага. Нужно только найти способ незаметно ускользнуть из особняка. Лусия выбрала элегантное платье, чтобы спуститься к завтраку, старательно семенила мелкими шажками и приглушала голос, как учила ее Ана перед благотворительным обедом. После завтрака она повязала голову платком и вышла во внутренний сад, чтобы полюбоваться экзотическими птицами. Красная колибри махала крылышками в клетке с петуньями. Только здесь, в саду, Лусию оставляло ощущение, что за ней следят. Колокола уже довольно давно пробили девять, и, если она хотела прийти на встречу вовремя, мешкать было нельзя. Попугай гуакамайо нахально, почти с издевкой, поглядывал на Лусию, словно предчувствуя ее судьбу.
Все произошло очень быстро: шум в дверях, бодрый военный шаг. В саду появились гвардейцы — они пришли за ней. Их сопровождал дон Бенито, герцог Альтольяно. Ана Кастелар шла немного позади и на ходу поправляла прическу.
— Вот она, убийца Марсиаля Гарригеса!
Старший гвардеец сравнил лицо Лусии с портретом из газеты, который когда-то нарисовал одноногий инвалид Маурисио.
— Ты пойдешь с нами.
Лусия не успела ничего сделать, даже не попыталась убежать, и вот ее уже схватили за руки.
— Вы хорошо сделали, что сообщили нам о девчонке.
— Благодарить нужно мою жену, это она узнала ее и привела в наш дом, чтобы не упустить из виду.
Гвардейцы подталкивали жертву к выходу, но, проходя мимо герцогини, Лусия успела презрительно процедить сквозь зубы:
— Я знаю, кто ты, чудовище!
— Уведите ее, она должна поплатиться за свое злодеяние. В Мадриде убийцам не место.
После этих слов Ана приблизилась к девочке якобы для того, что сдернуть с ее головы свой платок, и прошептала на ухо:
— Сегодня вечером у меня свидание с Кларой, я передам ей от тебя привет.
— Убью тебя! Клянусь, я убью тебя!
Лусия попыталась оттолкнуть гвардейцев и броситься на герцогиню, но двое солдат держали ее очень крепко. Они потащили ее к черной карете.
Стоя на углу около витрины портновской мастерской, Томас Агирре видел, в какое отчаянное положение попала Лусия. Два гвардейца подхватили ее и затолкали в карету. Герцог вышел на улицу и, жестом остановив экипаж, дал кучеру какие-то указания. Томас решил, что пришло время действовать. Он не спускал глаз с этого дома с тех самых пор, как девочка решила туда вернуться. Он боялся за нее, и не зря: чутье никогда его не подводило.
Он нащупал в кармане сутаны нож. Сейчас или никогда. Нож к горлу герцога, безоговорочный приказ гвардейцам: или вы отпускаете девочку, или я перережу вашему герцогу глотку… Убежать по переулкам нетрудно. План он придумал за секунду, больше времени не было. Однако внутренний голос подсказывал Томасу: что-то здесь нечисто… Уж слишком беспечно ведет себя герцог. Он — королевский министр, враг карлизма, лакомая добыча — совершенно открыто стоит посреди улицы. Спешка никогда не приводит к добру. Но Агирре, забыв об осторожности, очертя голову бросился на Бенито Альтольяно.
— Отпустите девочку, или я перережу вам горло!
Улыбка министра должна была его насторожить, но, видимо, когда две недели живешь вдали от фронта и не рискуешь жизнью каждую минуту, рефлексы притупляются.
Четверо солдат появились как из-под земли. Агирре понял, что окружен. Ружья были нацелены прямо на него.
— Как же я мечтал о встрече с вами, брат Браулио! — воскликнул герцог с издевкой, ведь ему отлично было известно настоящее имя лжемонаха.
Агирре сразу понял, что пропал. Рассчитывать на то, что все четверо солдат промахнутся, не приходилось.
— Я бы очень хотел остаться и лично воздать вам по заслугам, но я спешу, — продолжил герцог. — Сегодня вечером я приглашен на мероприятие, которое вам, боюсь, придется пропустить. Отвезите его за городскую стену и расстреляйте! Избавляться от трупа не нужно, пусть его побыстрее найдут, чтобы все знали, как мы в Мадриде обходимся с карлистами.
Лусия выглянула из окошка кареты. Прежде чем гвардеец успел отпихнуть ее, она успела переглянуться с Томасом. Она ждала, что Агирре подаст ей знак, хитро подмигнет, намекнет, что это трюк, что все подстроено и его арест — лишь часть плана. Но он лишь угрюмо смотрел на тех, кто его арестовал.
— Скажи, Панкрасио, тебя жена обманывает?
Панкрасио отлично понимал, в каком плачевном состоянии находится Доносо, и оставил кувшин с вином у него под рукой, чтобы одноглазый мог в любую минуту налить себе еще. В прошлый раз он устроил здесь драку с монахом, но сейчас вряд ли был способен на буйство. Доносо нередко являлся в таверну на улице Месон-де-Паредес, чтобы утопить печаль в вине. И далеко не в первый раз хозяин предлагал ему проспаться на складе, на куче опилок, провонявших пивом и мочой.
— Если она вздумает меня обмануть, отлуплю ее палкой — вот что я тебе скажу.
— Мне тоже надо было так сделать, — произнес Доносо, осушая стакан.
Он ударил кулаком по деревянной столешнице, плеснул себе еще вина и продолжил жаловаться:
— Только одно может быть хуже лживой бабы… Знаешь что?
— Уверен, ты-то знаешь.
— Другая лживая баба.
Хозяин таверны мысленно подсчитал свои запасы. Если Доносо пребывал в скверном настроении из-за работы — тяготы службы стражника при городских воротах, разногласия с начальством и тому подобное, — ему становилось легче после шести-семи стаканов. Но любовная тоска гораздо упорнее. Панкрасио не забыл, в каком отчаянии был Доносо, когда от него ушла жена. Сейчас трактирщик почти не сомневался, что одноглазый помрет прямо у него в таверне.
— Вино разбавлено! Даже мул такое пить не станет…
— Но это же твое любимое вино, Доносо.
— Дай мне чего-нибудь покрепче, Панкрасио! — процедил одноглазый сквозь зубы. — Даже друг теперь относится ко мне не по-людски. Не могу поверить!.. Что за собачья жизнь…
Перед его носом появилась бутылка и два стакана. Панкрасио наполнил их и поднял свой:
— Пью за то, чтобы твоя жизнь наладилась. Не убивайся так, Доносо, она того не стоит.
Одноглазый залпом осушил свой стакан и налил еще.
74
____
После того как Филипп II перенес столицу Испании в Мадрид, в городе появилось две тюрьмы: королевская и городская. Убийц отправляли в первую, поскольку правосудие над ними вершила корона, а мошенников, контрабандистов и прочую мелкую сошку — во вторую, городскую тюрьму. Лусии полагалось сидеть в королевской, которая вернулась на площадь Санта-Крус, когда Саладеро на время превратилась в больницу. Здесь было и мужское отделение, и женское, но в некоторых ее частях мужчинам и женщинам приходилось сидеть вместе, что приводило к изнасилованиям и постоянным стычкам и дракам. Раньше некоторых женщин отправляли в тюрьму Каса-Галера на улице Аточа, но сейчас, в разгар эпидемии, она тоже была переполнена.
Несмотря на то что обстановка в тюрьмах была накалена до предела, меры безопасности не были слишком суровыми. Надзиратели не справлялись с работой, а страх перед холерой, усиленный уверенностью в том, что любой арестант заразнее добропорядочного гражданина, заставлял их держаться подальше от заключенных. Поэтому арестанты вели себя вольно, а редкое наказание в виде пары дней в кандалах воспринимали как мелкую неприятность. Все заключенные встречались во дворе, где в фонтане можно было постирать одежду. Как и в любом закрытом сообществе, здесь процветал обмен услугами: некоторые арестантки работали прачками и получали за это неплохие деньги от других заключенных.
