Джеймс Риз - Досье Дракулы
Никаких вопросов от жюри.
Дополнение к «Досье»
(продолжение)
После возвращения в Лондон мы расстались. Кейн воссоединился с Мэри и Ральфом в замке Гриба. Сперанца вернулась на Парк-стрит. Торнли и мистер Пенфолд провели ночь в комнатах, которые мы сняли в «Карфакс армз», а оттуда отправились в Дублин, где им обоим предстояло оставаться до осуществления следующей части нашего замысла. Вопреки желанию Генри я поехал не прямиком в «Лицеум», а домой. Моя попытка убедить его в том, что Харкер тоже заслужил отдых, оказалась безуспешной. Генри настоял на том, чтобы наш художник-декоратор, еще не оправившись от потрясения, занял вместе с остальными место в одном из нанятых на Кингз-кросс кебов, которые направились в театр. Бедный Джозеф Харкер. Я так ему обязан.
Флоренс и Ноэль стали для меня сущим бальзамом, и теперь, когда удалось избавиться от Тамблти, я находил дом № 17 по Сент-Леонардс-террас куда более приемлемым для жизни, чем казалось мне раньше. Однако в воскресенье после полудня я был вырван из своего блаженного сна без сновидений не кем иным, как инспектором Эбберлайном собственной персоной. Он явился узнать, кто были те два человека, что внесли залог за Тамблти только для того, чтобы дать ему возможность исчезнуть. Хотя по закону Тамблти не обязан был появляться в полицейском суде до 16 ноября, инспектор очень хотел знать, где он находится в настоящее время.
— К сожалению, ничем не могу вам помочь, инспектор, — сказал я, пожав плечами, и это, как ни странно, была сущая правда.
Ну как бы я мог ему помочь? Сказать: «Знаете, сэр, настоящего Тамблти я тут недавно прикончил, так что вы ищете ложного… что же касается трупа, то его вы можете, если вам угодно, вытащить из каменного склепа, который находится ярусах в семи под Эдинбургским замком»? А затем пожелать инспектору всего доброго и попрощаться? Маловероятно.
Я должен был тянуть время и притворяться еще несколько дней, пока мы не сможем снова подсунуть ему нашего фальшивого Тамблти.
Надо полагать, инспектору едва хватило терпения переждать 16 ноября, поскольку 17-го числа с утра пораньше он явился ко мне, обидев Флоренс отказом от чая.
— Кто этот человек? — спросила она. — Больно уж он холодный.
Полностью согласившись с ее мнением, я лишь пояснил, что он из Скотленд-Ярда и что пусть уж он лучше займется уайтчепелским делом, по крайней мере, ему будет недосуг привлекать «Лицеум и К°» к судебной ответственности за очереди на «Джекила и Хайда», которые, по его словам, затрудняют по вечерам движение транспорта в окрестностях Веллингтон-стрит. А ведь он так и сделал: принес мне повестку в суд!
— В самом деле? — спросила Флоренс и больше не вспоминала об Эбберлайне.
В то утро 17-го числа, кстати накануне явки в суд, я сказал Эбберлайну, что не слышал ничего о Тамблти, так же как и мистер Кейн, и заверил его, что, если хотя бы один из нас что-то услышит об этом человеке, он, мистер Эбберлайн, будет немедленно поставлен в известность. Это обещание, разумеется, оставалось невыполненным еще несколько дней, поскольку Торнли улаживал печальные дела, связанные с Эмили и ее докторами, и телеграфировал, что не сможет сопровождать мистера Пенфолда во Францию раньше 23-го числа. Поэтому 24-го я отправил инспектору Эбберлайну телеграмму следующего содержания:
«Есть новости об интересующем вас человеке. Немедленно приходите в „Лицеум“. Стокер».
Свою ошибку я понял лишь тогда, когда инспектор заявился в театр в сопровождении еще семерых человек из Ярда и мне пришлось объясняться как с ним, так и с Генри.
— Что им еще нужно? — спросил Губернатор. — Опять по поводу этих проклятых собак?
— Так оно и есть, Генри, — ответил я, клоня к тому, чтобы он предоставил разбираться с этим мне, своему Стокеру.
Он так и сделал. Это дало мне возможность переключить все внимание на Эбберлайна. Я отделил его от остальных и отвел в гримерку Э. Т., сейчас свободную, ибо она отказалась играть в «Джекиле и Хайде».
— Сэр, — сказал я.
— Сэр, — ответил он, на чем обмен любезностями закончился.
— Мистер Кейн получил от своего знакомого известие о том, что американец направляется домой.
— Не так быстро, — сказал Эбберлайн. — Что вам еще известно, мистер Стокер? И что это за знакомый мистера Кейна?
— Боюсь, этого я не могу вам сказать, инспектор, поскольку…
— Тамблти! — воскликнул он, багровея. — Где Тамблти сейчас?
— Сегодня он отплыл из Гавра на трансатлантическом лайнере. Название судна — «La Bretagne».
— Се… сегодня? Проклятие! Пункт назначения, Стокер? Куда он направился?
— В Нью-Йорк, как мне кажется.
Я не успел закончить фразу, как Эбберлайн вылетел из комнаты, так хлопнув дверью, что звезда Эллен свалилась на пол. Я выскочил за ним в коридор, намереваясь прокричать вдогонку, что Тамблти отплыл под именем Таунсенда, однако Эбберлайн уже исчез. Ну что ж, так тому и быть. Возможно, будет даже лучше, если он выяснит все сам.
Спустя два дня Торнли, вернувшись в Дублин, написал, что все было сделано как надо: по его мнению, мистер Пенфолд выполнит свою часть нашей сделки. Он не станет бросаться в море, хотя и впервые окажется предоставлен самому себе и свободен. Столь свободен он давно уже не был, поскольку Торнли договорился с доктором Стюартом о переводе пациента в Ричмондский госпиталь в Дублине, где он пройдет обследование как потенциальный самоубийца. Разумеется, по убеждению Торнли, мистер Пенфолд отнюдь не безумен, скорее он просто хочет умереть. И у меня теперь есть основания предположить, что он действительно собирается это сделать: ведь я располагаю свежими экземплярами «Нью-Йорк уорлд» от 4 и 6 декабря, из которых, с огромным облегчением, узнал, что наш план близится к завершению.
Вырезка из «Нью-Йорк Уорлд»
от 4 декабря 1888 года
Крупный английский детектив не спускает с него глаз. Толпа зевак осаждает дом, где он поселился. Ищейки инспектора Бирнса следуют за ним по пятам с момента приезда.
Фрэнсис Тумблти или Тамблти, разыскиваемый в Лондоне по подозрению в причастности к уайтчепелским преступлениям и обвиняемый в других противозаконных действиях, прибыл в город в воскресенье и остановился на Восточной 10-й улице. За ним наблюдают двое сотрудников инспектора Бирнса и английский детектив, уже ставший посмешищем всей округи.
Когда в воскресенье в час тридцать пополудни, «La Bretagne», французский пароход из Гавра, пришвартовался у пристани, двое озабоченного вида мужчин протолкались сквозь толпу и встали по обе стороны трапа, внимательно присматриваясь к сходившим на берег пассажирам, пока не появился импозантного вида широкоплечий мужчина с яростно топорщившимися, нафабренными на кончиках усами. Он был бледен, выглядел озабоченным и явно спешил. Одетый в длинное, просторное темно-синее пальто с поясом, он держал под мышкой две трости и зонтик, связанные вместе.
На борту «La Bretagne» этот господин, должно быть, вел себя очень тихо, ибо многие пассажиры, которых потом расспрашивали, не могли припомнить никого, кто соответствовал бы его описанию. Следует помнить, что он перебрался из Лондона в Париж, чтобы избежать преследования по недавно принятому законодательному акту.
Он торопливо нанял кеб, низким голосом отдал распоряжения и отбыл. Двое озабоченного вида мужчин тут же вскочили в другой кеб и последовали за ним. Ухоженный мужчина был не кто иной, как пользующийся дурной славой доктор Фрэнсис Тумблти или Тамблти, а его преследователи — Кроули и Хики, лучшие сотрудники инспектора Бирнса.
Кеб доктора Тумблти остановился на углу 4-й авеню и 10-й улицы, где он вышел, расплатился с водителем и поднялся по ступеням дома № 75 по 10-й улице, известного как «Арнольд Хаус». Он позвонил в колокольчик, но отклика не последовало. С нарастающим нетерпением доктор двинулся дальше, к дому № 81, где повторил попытку. Там на его звонки тоже не спешили откликнуться, ждать он не стал и попытал счастья в следующем доме, № 79. На сей раз ему открыли незамедлительно, и он вошел. В 2.20 дверь за доктором Тумблети закрылась, и больше его никто не видел.
Вчера очень многие искали доктора, и дверной звонок дома № 79 не умолкал весь день. Дом принадлежит миссис Макнамара, пожилой даме, которая сдает комнаты внаем. Это полная, добродушная женщина. Сначала она подтвердила, что доктор остановился у нее, провел ночь у себя в комнате, а утром уехал за своим багажом. Он вернется часа в два. Потом она заявила, что слышала о нем всякие страшные россказни, но это какая-то ошибка: ее постоялец и мухи не обидит. Последний исправленный вариант ее истории, на котором твердо стояла миссис Макнамара, сводился к тому, что она ничего о нем не знает, знать не хочет и никак в толк не возьмет, почему все к ней с этим цепляются. Но в округе, похоже, о прибытии доктора Тумблети слышали все и повсюду толковали о нем с отвращением и презрением.
