Кэрол Терстон - Око Гора
Рамос улыбнулся:
– Ты думал, что лихорадка затуманила ей мозг?
– После того, как она дважды победила моих шакалов своими собаками, уже не думал. Я прикрыл глаза рукой и посмотрел снова. Она оказалась права. Это вполне могли быть слоны… с голубыми глазами. Так что и Асет учила меня так же, как я учил ее, с самого начала. Когда мы слезли с крыши, я уже был пойман в сети этой девочкой, чьи глаза сверкали, словно отблески солнца на проточной воде. И все из-за одного слова. «Почему»? – Рамос изумленно посмотрел на меня, и я поспешил объяснить, зачем рассказал ему это. – Я просто подумал, что тебе интересно будет узнать истинную причину, почему я принял тогда твое предложение.
И он рассмеялся, еще раз позволив мне краем глаза взглянуть на человека за фасадом жреца.
День 18-й, четвертый месяц половодья
– Если хочешь вернуться в Анибу, просто скажи, – произнес я, глядя, как Асет расчесывает свои спутавшиеся кудри деревянным гребнем. – Зачем ходить вокруг да около, как вор в темноте?
– Тенра, говори начистоту. Я слишком устала, чтобы разгадывать загадки.
– Ты считаешь, что бросить все, что у нас есть, и довольствоваться тем, что удалось спастись самим, – это приключение?
– Сарказм тебе не идет.
Мне захотелось встряхнуть ее, физически сорвать с нее вуаль самодовольства – потому что в конечном итоге оно ее не защитит.
– А тебе – двуличность, – ответил я. – Не притворяйся, что не понимаешь. И невинной девочкой тоже не прикидывайся, и не считай меня гнилым старым дураком!
Асет развернулась; от резкого движения из-под желтого каласириса показались бедра.
– Любимый, прости, если я как-то тебя обидела. Правда. Я не хотела.
– Тогда постарайся объяснить, чего ты хотела. – Я схватил жену за руку и потащил к двери. Войдя в комнату, где я храню свои медицинские свитки, я увеличил пламя лампы, стоявшей в нише стены у письменного стола, – одна из тех, что мы привезли из Анибы. Асет расставила такие лампы во всех комнатах. Бронзовая чаша в форме рыбы покоится на высокой деревянной колонне, и скрученный фитиль оказывается выше уровня глаз, так что огонь освещает потолок и заполняет светом всю комнату. Я показал на два свитка, развернутых у меня на столе.
– Посмотри на них и скажи мне, что рисунки изображают не то, что я думаю.
До жизни в Анибе Асет втискивала все на один кусок папируса, добавляя змею, обвивающуюся вокруг ножки стула, или кошку, прячущуюся за деревом. Теперь же картинки следуют друг за другом на полосе длиной в локоть или даже больше, и рассказывают более мудреную историю. В одном из свитков жирная серая кошка держит речь перед парадом мышей, несущих хлеб и фрукты, будто они приносят подношения какой-то богине – очевидно, Царице, судя по двум одинаковым зеленым мартышкам. Проходя перед ней, мыши встают на задние лапки и демонстрируют свое мужское достоинство, предлагая возлечь с ней, и в то же время держат у носа цветок лотоса, дабы отбить дурной запах, исходящий от объекта их страсти. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, на стуле, на котором восседала кошка, изображен символ соития на священном языке богов – смесь женских половых органов и пениса с яичками.
Следующая сцена изображает строй серых кошек, хромающих на костылях, а из подошв у них течет кровь, – так согласно указу Хоремхеба наказывают изменниц. Среди них вальяжно идет и та самая полосатая кошка, одетая на этот раз в пурпурную шаль с бахромой, но без костылей. И ее ноги не кровоточат. На другом свитке несколько мышей суетливо прислуживают пушистым самодовольным кискам. Один мышонок несет кубок с вином, другой – блюдо с жареной уткой, парик или зеркало. Один даже моет ноги хозяйке. А на следующей картинке всё наоборот – благородные кошки стоят на коленях, обслуживая маленьких серых мышат.
– То, что ты тут предлагаешь – сменить естественный порядок, – породит лишь хаос.
– Тенра, откуда такая беспечность с твоей стороны? Ты же всегда старался изменить традиционные подходы и разузнать, что боги прячут от нашего взора? Зачем ты винишь меня в том, что я стараюсь поселить эту же идею в умах своего народа? Иначе со временем мы, подобно пруду со стоячей водой, загнием и начнем вонять.
– Я стараюсь понять, как вылечить болезнь или повреждение, – возразил я, – а не просто что-то изменить.
– Так что же, надо лишать ребенка радости, посылая его в поле, как только он научится ходить, лишь потому, что так было с его отцом и отцом его отца? – Асет вытянула левую руку. – Я уверена, что боги не просто так дали мне это.
Итак, все началось сначала, новая кампания, подобная той, которую она вела в Анибе против того, чтобы женщинам отрезали возможность получать удовольствие. Только в этот раз Асет метит куда выше. «Мой народ». Это означает, что ее цель – изменить судьбу Двух Земель, за что до нее брались ее мать и славный Аменхотеп. Это стремление подобно тому, как некий демон заставляет и меня пытаться понять, что гонит кровь по венам, после того, как ее подтолкнет сердце. И я не могу приказать Асет остановиться, так как понимаю, что она, как и я сам, верит в то, что угнетать человека, неважно – во имя царя или бога, – значит порабощать одинаково и крестьянина и надсмотрщика, и раба и хозяина.
День 25-й, четвертый месяц засухи
Мне приказали предстать перед комитетом врачей, чтобы ответить на обвинения лекаря по имени Херихор. Он упрекает меня в том, что я не следую инструкциям Имхотепа, перечисленным в его «Врачебных Секретах», и заявляет, что я унижаю священную профессию целителя, раскрывая волшебные заклинания непосвященным. Мена сказал, что тот нацелился на «Око Гора», и посоветовал мне не беспокоиться, так как он сам назначил группу расследования. Но я подозреваю, что все тут не так просто, если я не слишком заслушался Пагоша – тот в последнее время нашептывает, что Нефертити сидит, словно стервятник, ожидая, когда умрет Хоремхеб.
День 29-й, четвертый день засухи
– К тебе приходит человек с опухлостью, причиняющей боль. Она теплая, но нарушений кожного покрова нет, только красное раздражение. Как ты будешь его лечить? И будешь ли? – от Херихора воняло ладуну, ароматическим маслом, которым пользовались вавилоняне, чтобы усмирять рост бороды, а он, возможно, использовал его, чтобы скрыть запах изо рта, так как зубы у него начали гнить. На груди он носил изображение Сехмет, богини мора и войны, любительницы крови, у которой была голова львицы, – такой амулет говорил о том, что он хирург.
– Нет свидетельств тому, что под кожей гной? – поинтересовался я, ожидая подвоха. Он покачал головой. – Тогда я буду лечить его теплыми уксусными примочками.
– И все? – спросил Херихор, надеясь поколебать мою уверенность.
– Если краснота на руке или ноге, возможно, я посоветую держать конечность в поднятом положении, и пить настой из перетертой ивовой коры, чтобы облегчить боль.
– А ты не позовешь человека, раскаляющего металл? И не посмотришь на календарь, чтобы узнать, не появилась ли опухлость в неблагоприятный день? Почему?
– Ты сказал, что гниения не было.
– И ты не предпишешь носить амулет или читать заклинание, чтобы изгнать злых духов, населивших его тело?
– Возможно. Все будет зависеть от того, верит ли в это больной.
Тут Херихор коварно улыбнулся своим людям, сидевшим в ряду судей, среди которых был и Хай-Мин. Отчим Мены достаточно хорошо выглядит для своих лет и может сойти за старшего брата моего друга – возможно, потому, что всегда считал любопытство молодежи скорее стимулом, нежели опасностью.
– Значит, ты согласен с мнением, что человек сам вызывает свою болезнь? – Похоже было на присыпанную тростником яму, в которую попался жадный гусь.
– Он утверждает лишь то, что известно всем здесь присутствующим, – вставил Мена, приходя мне на помощь. – Заклинания некоторым помогают больше, чем другим.
– Источников болезни тела много, – объяснил я. – Некоторые появляются от злоупотребления – так же, как при ходьбе стираются подошвы сандалий. Другие недуги приходят извне. Червь или жало пчелы могут нанести такой же вред, как и вражеская стрела.
– А-а, ты хочешь сказать, что твоего опыта достаточно не только для принятия младенцев, но и для лечения боевых ран? – усмехнулся Херихор.
– Сейчас уже каждый врач Уасета знает, как вылечить подобные раны, – опередил меня друг, – благодаря Указу Фараона о реформах. – Он уже не впервые говорит то, что не осмеливается сказать никто другой, но он – любимчик Фараона. И это, как я полагаю, огромная загадка для людей вроде Херихора.
– Тогда скажи нам, суну, зачем человеку искать врача в Доме Жизни, если он может получить разнообразные пилюли и снадобья бесплатно в твоем «Оке Гора»?
– Многие несчастные, забредающие в «Око Гора», не могут заплатить никакому врачу, – ответил я. – И особенно врачам из Пер-Анха. И они платят сколько и когда смогут. В противном случае, – я пожал плечом, – не платят вообще. Но, возможно, твое беспокойство утихнет, когда ты узнаешь, что некоторые лекарства я даю исключительно другим врачам. Например, тертый корень мандрагоры и смердящий паслен.
