Александр Воинов - Западня
— Еще лежит? — спросил он тихо.
— Вполне вероятно!.. Я так ее упрятал, что могли и не найти…
— Но ведь дом много раз ремонтировали…
Несколько мгновений они испытующе смотрели друг на друга, борясь с противоречивыми желаниями скорее добраться до стола и в то же время проверить совершенно невероятное предположение, которое одновременно пришло им обоим в голову. Первое полностью исключало второе, а второе на неопределенный срок откладывало первое.
Однако, пораздумав, они нашли выход. Ввалились в квартиру, где уже стоял невообразимый шум и где о том, что хозяина нет, гости, признаться, как-то позабыли.
Тоня обняла Дьяченко, сказала ему, что он совсем не изменился, и это было для него самым лучшим новогодним подарком. Им налили по «штрафной», а когда они отказались, помня строгий закон саперов, им уже досталось от гостей как следует!.. Но они мужественно вытерпели и пока ограничились салатом и пирожками с мясом, а часика через полтора, когда веселье было в полном разгаре, заявили, что выйдут на улицу глотнуть свежего воздуха.
— Идите, идите, старые черти! — крикнула им вдогонку Тоня. — Я вижу, вы стали забывать свою молодость.
— Оставь их, Тоня, в покое, — сказал худощавый старик, седой и неулыбчивый, — пусть идут куда хотят!
— Петр Петрович! Вы их не защищайте!
Корабельников положил руку на плечо Тоне.
— Я хочу, Тоня, в этот новогодний вечер тебе кое-что напомнить. Если бы не твой Егоров, я никогда бы так и не доказал, что меня в Одессе оставила наша разведка. Человек, который меня оставлял, погиб, связные ко мне не пришли, и я оказался изолированным… А твой Егоров разыскал документы, в существование которых никто уже не верил. Я никогда этого не забуду. Он восстановил мое доброе имя… Пусть идут ребята, не задерживай их!.. Они не забудут своей молодости!
Минут через десять Егоров и Дьяченко уже стояли перед злосчастным домом, который казался уснувшим — ни одного освещенного окна. У входа тускло поблескивала дощечка. Учреждение!
Дьяченко вошел в ворота и заглянул во двор.
— Там должна быть железная лестница… Точно… Вот она!.. По ней я спускался в подвал… Егоров, — вдруг вспомнил Дьяченко, — а ты слышал что-нибудь о Петреску? Жив ли он или нет?
— Жив. В прошлом году я ездил в Плоешти. Выпили вместе бутылку вина. Он директор мебельной фабрики.
Они спустились по выщербленным каменным ступенькам, осторожно придерживаясь, чтобы не свалиться в темноте, за ржавые железные перила, и вот перед ними плотная дверь, когда-то обитая стальными листами.
— Куда она ведет? — спросил Геннадий Семенович.
— В котельную, — ответил Дьяченко и рванул скобу.
Дверь распахнулась, в лицо ударила волна теплого воздуха. Несколько мгновений они стояли в нерешительности.
— Ну, раз пришли, так пошли, — наконец сказал Дьяченко.
За дверью оказалась маленькая площадка, от которой вниз вела еще одна лестница, более узкая и крутая.
С площадки была видна наглухо закрытая печь котла парового отопления. Ее жерло прикрывала черная заслонка, но было слышно, как за ней бушует пламя.
— Где истопник? — спросил Дьяченко, внимательно оглядывая сумрачные своды подвала.
Но истопника не было. Очевидно, заправив печь углем, он поднялся к себе в квартиру. Несомненно, однако, что время от времени он наведывался сюда, чтобы добавлять в печь уголь и следить за температурой.
Да, им повезло, обошлось без свидетелей. Дьяченко быстро спустился вниз и направился к дальнему углу подвала, по стене которого изгибались толстые водопроводные трубы.
— Вот здесь, — сказал он и согнутыми пальцами постучал по стене.
— Ты уверен?
— Конечно! Только тогда здесь стены были обшиты деревянными досками, толстыми, правда, но я, оттянув одну из них, спрятал мину в углубление стены.
— Да, — проговорил Геннадий Семенович, — дело усложняется. Ведь теперь стены оштукатурены. Может быть, те доски давно уже убраны.
Дьяченко молча нагнулся к стене и стал ее внимательно рассматривать.
— Нет, — сказал он, — взгляни. Вот здесь отпал кусок штукатурки и видны доски. Их могли и не отдирать.
Жизнь выдвигала перед ними довольно опасную, рискованную задачу. А если там уже никакой мины нет?.. Вернется истопник, увидит, как два старых чудака ломают стену, и поднимет крик. Неизвестно тогда, чем для них кончится это предприятие.
— Ну, что будем делать? — спросил Дьяченко, выстукивая стену.
— Начинай! — сказал Геннадий Семенович решительно. — Действуй!..
Однако Дьяченко явно не торопился приступать к делу.
— Знаешь что? — сказал он. — Давай позовем местное начальство… А то еще в самоуправстве обвинят.
— Прекрасное предложение! — сказал Геннадий Семенович. — Комендант сразу побежит в милицию, и до утра мы будем оправдываться. Пойдем-ка лучше домой!..
Но Дьяченко только сердито кашлянул. Эту чертову мину он решил достать, не откладывая до завтра. Приказав Геннадию Семеновичу дожидаться, он быстро поднялся по лестнице и исчез за дверью.
Егоров остался в подвале один… Пламя гудело за черной плотной заслонкой, словно старые ведьмы собрались толпой и шумели, недовольные новогодним весельем.
Минут через десять во дворе послышались быстрые шаги, возбужденные голоса, и в проеме двери появился невысокий плотный человек в накинутом на плечи пальто. Очевидно, он так торопился, что не успел даже надеть его в рукава. Едва он стал быстро спускаться по лестнице, как тут же за ним устремился Дьяченко.
— Туда, туда, за котел! В самый угол! — говорил он быстро. — Вон туда, где обвалилась штукатурка.
Человек прошел мимо Егорова, и он успел разглядеть его круглое усатое лицо с выражением глубокого недовольства. Несомненно, Дьяченко вытащил его из-за стола.
Подойдя к стене, человек остановился.
— Ну, что вы тут такое заметили? — сказал он, не сдерживая раздражения. — Что за спешка? Порядочные люди в такую ночь не лазают без дела по подвалам!..
— А у нас как раз дело! — сказал Дьяченко. — Понимаешь, Иван Дмитриевич, — он успел уже узнать его имя и отчество, — за этой стеной одна маленькая игрушка спрятана.
— Ну ладно! — рассердился Иван Дмитриевич. — Это что, новогодняя шутка? Пошли ко мне, раз вам деваться некуда…
Тут Дьяченко стал растолковывать Ивану Дмитриевичу, какую игрушку он намерен достать. Тот долго слушал и вдруг засмеялся.
— Да что вы придумали! Никакой тут мины нет и быть не может. Я сам этот подвал лет пять назад ремонтировал. А уж в минах я толк понимаю. Пять эшелонов на моем счету. Два полка с немецкой пехотой под откос пошли.
— Ну вот, еще одного сапера встретили! — воскликнул Геннадий Семенович. — Теперь дело пойдет. Разрешаешь пару досок оторвать? Я тебя, Иван Дмитриевич, как коменданта спрашиваю…
Иван Дмитриевич хмуро взглянул на Егорова.
— А этот тоже с тобой?
— Со мной. Мой друг, знакомьтесь. Можно сказать, один из авторов самой мины.
Кивнув Егорову, Иван Дмитриевич подошел к стене и тоже стал долго ее выстукивать.
— Ну ладно! — сдался он наконец. — Раз уж вы ее ставили, конструкция вам знакома. За безопасность ручаетесь?
— Ручаюсь, — сказал Геннадий Семенович. — Не взорвется!..
— Давайте! — махнул рукой Иван Дмитриевич. — Только поосторожней.
Дьяченко нагнулся, подобрал валявшуюся около печки длинную железную кочергу и стал отбивать ею штукатурку. Куски извести сыпались на пол, обнажая старые доски, прибитые большими гвоздями. Конечно, штукатуры не отдирали их, и глупо было бы это делать.
— Осторожнее! Осторожнее!.. — то и дело повторял Иван Дмитриевич. — Тише стучи!..
Дьяченко молчал. Только слышалось его усталое дыхание и повизгивание отдираемой доски.
Наконец она треснула и отодвинулась. Иван Дмитриевич сорвался с места, ему очень хотелось заглянуть в щель.
— Не мешай! — прикрикнул на него Дьяченко.
Он засучил рукав и засунул в углубление руку. Геннадий Семенович пристально следил за выражением его глаз, стараясь угадать, нашел ли он мину. И вдруг по удивительно спокойному выражению, которое приняло его лицо, понял, что нашел. Иван Дмитриевич это тоже понял.
— Осторожней! Осторожней! — тихо стонал он. — Сильно не рви!..
Рука Дьяченко начала что-то медленно-медленно раскачивать за доской. Туда-сюда… Еще раз и еще раз. Он знал свое дело. Руки сапера похожи на руки часовщика, привычны к ювелирной точности. И вот наконец его пальцы, измазанные известкой, начали медленно вытаскивать какой-то большой предмет, обернутый в газету.
Геннадий Семенович сразу узнал ее — это их мина, в ящике из-под турецких сладостей, конечно, уже почти сгнившем.
Дьяченко держал в обеих руках смертоносный заряд, который когда-то в одно мгновение мог уничтожить весь этот дом.
