Олег Петров - Именем народа Д.В.Р.
Лукьянов легко вскочил в седло, тронул коня.
— Бандитскую головку седня будем брать, — сказал он важно, хоть и полушепотом.
— Эва… — протянул Гаврилов. — И чо за головка?
— Можить, Яшка, ноне спомаем того самого Ленкова, про которого столь трендят. И его, и его дружков… В угрозыске сведения есть, что у первочитинского портного Сидорова они седня ночью собираются. Вот и накроем!
— Ишь, как! — замерзшего Яшку прямо в жар кинуло.
— А то! — надменно молвил Лукьянов, направляя коня на заворот. По Уссурийской они поехали в сторону первой Читы.
— Так, это… Тимофей Лукич, — заговорил через некоторое время Гаврилов. — Надо бы в таку важну операцию надежных мужиков подобрать.
— Само собой, — согласился Лукьянов, которого распирало от собственной значимости в предстоящем деле. Ему рисовался лихой наскок на бандитов, завершающийся громкой победой, полностью им, Тимофеем, обеспеченной.
— Так это… Тимофей Лукич… Я готов опять же Шурку Милославского и Алеху Сарсатского взять — отча-а-янные ребята!
— Ну что ж, вопроса нет, — степенно кивнул Лукьянов.
— Так я тады, Тимофей Лукич, напрямки в Кузнечные за ними и дуну?
— Давай. К одиннадцати часам чтобы были в участке. И смотри, никому ни слова, даже им — операция секретная! Скажешь, что в облаву на контрабанду собираемся, понял?
— Все так в точности и сделаю, Тимофей Лукич, не сумлевайтесь! — крикнул приободрившийся Яшка и ударил каблуками лошади под бока…
Яшка Гаврилов, двадцатишестилетний голубоглазый крепыш среднего роста, подружился с Ленковым в 1920 году, в партизанском отряде Богданова. Вместе с Костей они и рванули из отряда, не дожидаясь демобилизации, когда отгремели бои с японцами и семеновским воинством. Пару дней Яшка даже гостил у Ленкова в Новой Куке, а потом подался в Читу, где, помотавшись в поисках работы, прочитал объявление о наборе бывших партизан в милицию.
Попал в конный отряд уездной милиции, где Лукьянов был командиром. Близко сошелся в отряде с Алексеем Сарсатским. Потом оба вслед за Лукьяновым перешли в 5-й уездный участок.
Когда в декабре Ленков попался милиции в районе противочумной станции и оказался в подвале под арестом, Яшка и Леха Сарсатский помогли ему бежать, изобразив взлом Ленковым подвальной двери. С тех пор Гаврилова в ленковском окружении прозвали просто — Яшка-милиционер.
Он наметом долетел до дома шинкарки Нюрки Тайнишек, круто осадил лошадь, торопясь, завел ее во двор, где она сразу потянулась к разворошенному стогу сена. Сам поспешил в жарко натопленную горницу.
— Ба, Яха! — широко раскинул руки чуть хмельной Алеха. — Вовремя нагрянул! Давай к столу, причастимся! За Новый год по чарочке!
— Погоди, земеля! Выдь-ка в сени! — махнул рукой Яшка, не обращая внимания на сердитый Нюркин взгляд. — Дело срочное, брат!
Обеспокоенный Алеха, накинув на плечи полушубок, вышел в темные сени.
— Ну чо за паника? — спросил недовольно.
— Леха, такое дело… Ты мне скажи, собирается ли Костя в полночь к Степке Сидорову, аль в друго место сходку перенесли?
— А чо ето ты выспрашивать? — подозрительно придвинулся к Яшке Сарсатский. — Кто брякнул? По-моему, тебя туда не приглашали…
— Кто брякнул, не знаю, но брякнули, тока не мне. Тут дело вот в чем. Угрозыску про сход известно…
— Ты чо несешь?! — Алеха схватил Яшку за грудки.
— Говорю тебе! Истинный крест!
— А ты откуда узнал?
— Лукьянова с совещания сопровождал, с полчаса как в угрозыске закончилось. Операцию наметили! У Сидорки всех заарестовать! Окружают к полуночи дом всеми силами. И нам Тимофей наказал быть, тебе и мине, вместе с Шуркой Милославским…
— Во сколь сбор объявил?
— В одиннадцать, в участке. Наказал мне, что операция секретная, поэтому вам ничево не объявлять…
— Но мы-то — могила! — засмеялся негромко Сарсатский, но тут же смешок оборвал. — Ты, Яха, проскачи до Гроховских, Мишку предупреди, чтоб не сунулся к Степке. Пущай двигает до Попикова, предупредит Костю, а потом сыщет Харбинца, на Набережной, в доме Пустоволовой, тоже предупредить надобно. А я — по остальным пробегусь, пока время есть… Потом, Яха, слетай к Якубченкам в Кенон, тоже извещались нащет схода… Кстати, Костя могет и у них оказаться, тагды все ему обстоятельно обскажи!..
Владимир Иванович Якубченко, невысокий жилистый мужик пятидесяти пяти лет, старший из братьев, хорошо известных в селе Кенон, биографию имел богатую. В 1901 году за убийство спиртовоза присужден был к бессрочной каторге, которой отбыл четырнадцать годков, а когда вернулся домой, в 1915 году, то снова связался с контрабандистами, познакомился с Ленковым.
Хорошо знал, по тем же делишкам, и Цупко. Когда тот в 1917 году вернулся с Сахалина, сошелся с ним через Костю. В восемнадцатом был снова арестован при убийстве цыгана, но обвинили лишь в неоказании потерпевшему помощи, поэтому долго в тюрьме не засиделся, вскоре продолжил привоз контрабанды.
Ленков довольно часто в период с 1915 по 1917 год обитался в доме братьев Якубченко в Кеноне, так что жителям этого небольшого села молодой и удачливый спиртовоз и конокрад довольно примелькался. У кенонцев не пакостил, наоборот, всегда у него разжиться спиртишком возможность имелась. Нередко бывал Костя у Якубченко и потом, особенно во второй половине двадцать первого года зачастил.
Вот и нынче, как и предполагал Алеха, Яшка застал Костю у Якубченко. Пили чай с творожными шаньгами, печь которые Маланья Якубченко, жена младшего из братьев, была большая мастерица.
Однако у Кости и обоих братьев мигом охота на шаньги прошла, стоило Яшке выдать скверную новость насчет предстоящего схода. Яшка видел, как побледнел Ленков. Но на мгновение, не больше.
— А што, субчики-чубчики, может, вдарим по фараонам всей кодлой? — откинулся Костя к стене, развалясь на широкой лавке, застеленной связанной из лоскутов дорожкой. — Силы у нас много, стволов хватает. Они — Сидоркин дом в кольцо, а мы им — в спины!
— Откуда известно, сколь они штыков привлекут для налета! — вздохнул Якубченко-старший. — Понятное дело, что мильтонов там тьма будет…
— И мы тьму соберем!
— На милицию, Костя, в лоб лезть не надо. Волну подымем, и, к примеру, кровью умоем угрозыск, а опосля? У властей штыков!..
— Пошутил я, нешто не поняли? — Костя плеснул в стакан самогонки, залпом выпил. — С другой стороны зайдем. Покуда они портновский дом будут окружать, мы пару китайских фанз дернем! А?
— От! Це дило! — подал наконец голос и Якубченко-младший.
2Без четверти одиннадцать Гаврилов, Сарсатский и Милославский уже маялись в участке, с тревогой ожидая начальника. Вполне могло оказаться, что кого-то из участников схода предупреждение не нашло — могут и влипнуть при заварушке. Хотя, с другой стороны, Алеха в отношении главного подозреваемого милицией — Сидорова, все проделал с изюминкой: никто взрослый предупредить Степана не сунулся, Алеха туда паренька малолетнего — притуповского Ваньку заслал, всучив ему для маскировки старые брюки, якобы для перешива.
Кузьмича, — не ведая, что вся волна пошла оттуда, — предупредили обычным порядком. Вечерняя темень сослужила плохую службу наблюдателям из милиции — они не засекли появление у Кузьмича курьера, пришедшего и ушедшего задами.
Лукьянов прибыл в участок пять минут двенадцатого, построил милиционеров, определил восемь человек для участия в оцеплении дома портного. Как и обещал, в список попала и пресловутая троица оборотней.
Через несколько минут группа милиционеров на рысях пошла к месту операции.
За квартал спешились, вскоре наткнулись на милиционеров Тряскина, стали разворачивать полукольцо, охватывая квартал с двух улиц. К дому Сидорова подбирались как можно тише, но вскоре местные собаки подняли такой шум, что группе Тряскина пришлось рывком влететь во двор портновского дома, где тоже сотрясал цепь здоровенный и горластый пес.
На глазах у милиционеров в доме засветили лампу, свет замерцал сквозь щель в неплотно пригнанных ставнях.
— Хозяин! — звонко крикнул Тряскин. — Выходи! Милиция!
Скрипнула внутренняя дверь.
— Чичас, чичас! — раздался из сеней совершенно не сонный голос. Загремел крюк на входной двери, она бесшумно отворилась, тускло блестнув в свете лампы, которую Сидоров держал в правой руке чуть наотлет, крашенной суриком внутренней поверхностью.
— Фамилия?! — рявкнул Тряскин.
— Сидоров, — с готовностью ответил хозяин дома. — Сидоров Степан Васильев сын…
Подошедшему Фоменко послышалась в голосе портного издевка. Может, Дмитрию Ивановичу это и показалось, но что Сидоров держался уверенно, без трясучки, — было видно яснее ясного.
— Так вот, гражданин Сидоров, имеем намерение произвести осмотр дома и двора на предмет обнаружения посторонних лиц! — громко объявил Тряскин.
