Расплата - Пётч Оливер
Мельхиор взволнованно размял руки. В глазах у него читалось едва ли не детское изумление.
– Вы видели это своими глазами? – пробормотал он. – У графини было видение! Как у мученицы, как у великой Хильдегарды Бингенской… Что за песня родилась бы после такого приключения! Жаль, что я никогда не смогу об этом поведать.
– Абракадабра! – ругнулся граф. – Лишь бы ей вспомнился возможный тайник, вот все, что мне нужно. У меня, в отличие от вас, нет никакого желания прочесывать половину города. Епархия простирается до восточной стены!
– Он спрятал копье где-то внутри! – упорствовала Агнес. – Где-то… где-то поблизости от склепа.
– Поблизости от склепа только скамьи да колонны, – возразил Фридрих. – Там ничего не спрячешь. Во всяком случае, на такое время.
Матис фыркнул и злобно глянул на графа с менестрелем.
– Если хотите, чтобы Агнес разыскала вам это копье, то хоть руки ей развяжите. Все равно не убежим.
Мельхиор молча вынул кинжал и разрезал веревки. Агнес потерла руки там, где кожа стерлась до крови.
– Спасибо, – сказала она тихо.
Фон Таннинген продолжал смотреть на нее, как на привидение.
– Мученица, – повторял он монотонно. – Настоящая мученица.
Казалось, лжеменестрель над чем-то раздумывал.
Агнес снова прислонилась к колонне и ощутила спиной холодный камень. У нее опять закружилась голова, как в темнице Трифельса и подземном зале. Она зажмурила глаза и попыталась еще раз представить, как Иоганн стоял здесь более двухсот лет назад. Возможно, прислонившись к этой самой колонне.
Лишь несколько мгновений, у него было лишь несколько мгновений…
Агнес скользнула взглядом по темным алтарям боковых нефов, витражам, многочисленным колоннам, уходящим к самой лестнице, что спускалась в крипту. Оттуда Агнес в прошлом году убежала сломя голову. У верхних ступеней, на уровне пояса, был небольшой рисунок, Агнес только теперь его заметила. То был торопливо набросанный женский контур. Должно быть, какой-нибудь зодчий много лет назад сделал этот набросок – возможно, дань любви к девушке, которая, как и он сам, давно обратилась в прах. Может, Иоганн тоже видел тогда этот рисунок и думал о своей жене? Агнес пробрала дрожь. Любила ли Констанция так же сильно Иоганна, как она любила Матиса?
Голова закружилась так сильно, что Агнес сползла вдоль колонны на пол. Прикосновение к холодному камню, казалось, успокаивало ее. Женщина вдруг почувствовала себя одним целым с собором. Как в Трифельсе, она ощущала его дыхание, слышала его голос.
Здравствуй, Агнес… Прими этот подарок…
В этот миг она нащупала пальцами зазор. Он находился в том самом месте, где колонна смыкалась по внешнему краю с каменным полом. Рука сама собой скользнула в щель, а Агнес по-прежнему смотрела на рисунок.
Всего несколько мгновений… Здесь… Он был здесь… Иоганн стоял возле этой колонны…
Агнес нашарила кусок материи, в котором было замотано что-то твердое. Она потянула его, но сверток застрял. Дернула сильнее, и тогда он медленно поддался.
– Что ты там делаешь? – спросил ее Фридрих, нетерпеливо расхаживая по центральному нефу. – Думаешь, ангелы помогут тебе своротить колонну? Бред про мучениц тебе, видимо, голову вскружил. Ну, подумай наконец, где…
Он вдруг замолчал. С криком облегчения Агнес наконец вытащила сверток. Он был грязным, покрытым пылью и плесенью, на пол сыпались мелкие камешки. Предмет, завернутый в материю, был в локоть длиной.
Вверху выступило железное острие.
– Бог ты мой! – выдохнул Мельхиор. – Святое копье! Она и вправду его нашла. Это знак Божий!
Матис и ландскнехты теперь тоже не сводили глаз с Агнес. Все молча наблюдали, как она опустилась на колени и медленно развернула материю.
В ней был завернут наконечник копья. Острие было в зазубринах и надломлено, Кто-то стянул его проволокой и укрепил сверху серебряную манжету. На ней была выгравирована надпись. Агнес, словно заклинание, прошептала первые слова.
– Clavus Dominicus. Гвоздь Господень…
Мельхиор опустился на колени и перекрестился. Даже ландскнехты были тронуты, словно величественный миг смягчил и их черствые сердца. Один лишь Фридрих скептически покачал головой.
– Это и есть святое копье? – проворчал он. – А я-то ожидал чего-нибудь более ценного… Дьявол, почему Иоганн не прихватил тогда чертову корону? В ней хоть драгоценные камни есть.
Мельхиор взглянул на него недовольно.
– Что вы такое несете? Святое копье во сто крат дороже, чем все драгоценности мира вместе взятые! Это символ для самой чудесной из историй, рожденных христианским миром!
– Думаете, я этого не знал? До того я, по-вашему, глуп, фон Таннинген?
Фридрих пожал плечами и тяжело вздохнул. Потом неожиданно скривил рот, как после злой шутки.
– Но мы не стали бы осквернять императорский склеп ради одной лишь прекрасной истории, – продолжил он с улыбкой. – Так что не держите меня за глупца. В первую очередь копье является доказательством того, что после проделки Иоганна Габсбурги занимают трон незаконно. Нет копья – нет и коронации, верно? Сотни лет использовалась подделка, – он состроил невинную мину, и ладонь его легла на рукоять шпаги. – Я подумал немного в эти два дня и решил переменить планы. Как думаете, много ли кайзер заплатит за то, чтобы копье не попало в чужие руки?
Мельхиор недоумевающе взглянул на графа.
– Боюсь, я не понимаю…
– Не понимаете? Тогда спросите лучше самого кайзера Рудольфа, – ответил Фридрих и подал знак своим людям. – Мы оставили для вас место подле него.
Раздался щелчок арбалета. Мельхиор в безграничном изумлении уставился на торчащий из плеча болт. Долговязый Мартен убрал оружие обратно в мешок с инструментом, где до сих пор его прятал. Рядом Роланд небрежно держал в руках второй арбалет.
– Вы… вы об этом пожалеете, Шарфенек… – прохрипел Мельхиор и выхватил шпагу. – Гнусный… изменник…
– О! Из ваших уст, фон Таннинген, это звучит почти как комплимент.
Фридрих, словно на прощание, взмахнул шляпой. Потом снова перевел алчный взгляд на копье в руках Агнес. Ландскнехты между тем обнажили кацбальгеры.
– Роланд, Ганс, Мартен, добейте этого голубоглазого дурня, – приказал он. – Потом вместе с другим олухом запихните в гробницу. Пора уже прекращать этот балаган.
Роланд невозмутимо поднял арбалет, навел на Матиса и нажал спуск.
Заслышав звон тетивы, юноша инстинктивно бросился вперед. Не в пример доверчивому Мельхиору, он заметил оружие на долю секунды раньше. Теперь это обстоятельство спасло ему жизнь. Болт врезался в колонну в считаных сантиметрах над головой, выбил кусок камня и со стуком упал где-то во мраке. Роланд чертыхнулся и отшвырнул арбалет – чтобы зарядить его еще раз, времени не было. Он потянулся к ножнам.
Матис только этого и ждал. Он выхватил из голенища кинжал и с ревом бросился на превосходящего в силе противника. Ландскнехт отступил на несколько шагов от неожиданности.
«Ты хотел последнего шанса, – думал Матис. – Вот он, воспользуйся им! Второго у тебя не будет».
Краем глаза он заметил, как долговязый Мартен и Ганс схватились с тяжелораненым Мельхиором. Граф ревел где-то за спиной:
– Что вы за бестолочи, черт вас дери! Я вам прикончить обоих велел, а не дуэли устраивать!
Вложив в удар всю накопленную ярость, Матис взмахнул кинжалом, но клинок лишь ткнулся в кольчугу. Словно игрушку, коренастый боец отвел кинжал в сторону и оттолкнул Матиса. Потом рывком выхватил кацбальгер – короткий меч, которыми ландскнехты рубились в ближнем бою. Он обозначил замах справа и нанес удар слева. Юноша пригнулся, отскочил и больно врезался спиной в стенку императорского склепа. Путь к отступлению был отрезан. С кинжалом в дрожащих руках Матис дожидался нового выпада, хоть и понимал, что в затяжной схватке не имел ни единого шанса против длинного клинка. Тем более что Роланд, в отличие от него, умел убивать и был гораздо крупнее. Со злобным оскалом ландскнехт занес меч для решающего удара и ринулся на Матиса.
