Жан-Франсуа Паро - Мучная война
Ожидая возвращения Рабуина из Лорьяна, Николя проводил время вместе с Луи и Нагандой. Его индейский друг сообщил, что женился и у него родился сын. В эти драгоценные минуты счастья Николя казалось, что время остановилось. Они посещали столичные парки, места для гуляний, променировали по Арсенальной аллее, обсаженной с обеих сторон четырьмя рядами деревьев. В конце аллеи молодые люди ловко и энергично гоняли деревянные шары, пытаясь закатить их в маленькие сквозные железные воротца, вкопанные в землю возле защищенных досками посадок. С террасы Тюильри они любовались видом на Пале-Бурбон и Кур-ла-Рен, побывали в Шайо, где молодая художница, чье имя постепенно становилось на слуху, выставляла портреты кардинала Флери и Лабрюйера, предназначенные для Французской академии. Художницу звали Луиза Элизабет Виже. Завороженная лицом индейца, она набросала его портрет и, расцветив его гуашевыми красками, подарила индейцу, чем привела его в полнейший восторг. Прогулки по Парижу привели их в особняк, где на всеобщее обозрение выставили экипажи и королевскую карету для коронования, драгоценности, алмазную корону, золотую утварь, подаренную кардиналом Ришелье в 1636 году, предметы, потребные для коронования, сделанные по заказу Франциска I, а также вышивки и картины, выполненные по рисункам Рафаэля из Урбино. Наконец, помня о поступлении Луи в школу пажей, они одели его с головы до ног у лучших поставщиков.
Утром 11 мая время возобновило свой бег. Служитель полицейского управления, чей возраст не поддавался определению, прибыл на улицу Монмартр и передал комиссару Ле Флоку приказ начальника полиции Альбера. Господин Ле Флок, в облачении и мантии магистрата, в парике и с жезлом из слоновой кости — в этих маниакальных уточнениях Николя увидел проявление мелочного характера своего нового начальника — обязан присутствовать при казни осужденных мятежников, схваченных 3 мая. Собираясь, Николя спросил служителя, кто же попал в число виновников мятежа. Смертных приговора вынесли только два: Жану Депорту, парикмахеру, и Жану Шарлю Легийу, ткачу; их арестовали с поличным во время разбоя и грабежей и передали в руки правосудия. Таким образом власти хотели успокоить буржуа и ремесленников, бурно переживавших ущерб, при-чиненный им возбужденной толпой; Николя с ужасом осознал, что чернила на приговоре еще не успели высохнуть, как уже назначен день казни.
Улицы заполняли войска. Чем ближе Николя подходил ко Гревской площади, тем солдат становилось больше. Блестели штыки, ездили патрули конных драгун. Перед зданием ратуши высились две непривычно высокие виселицы; как объяснил ему с суровым видом посыльный, конструкция отвечала требованиям нового начальника полиции, пожелавшего, чтобы казнь видели отовсюду; мрачное зрелище должно было обескуражить возможных бунтовщиков и пресечь на корню попытки нового мятежа. Гвардия конная и пешая, выстроенная по ходу следования преступников, направляла движение толпы в единое русло. Солдаты двойным кольцом оцепили Гревскую площадь, одни стояли лицом к зрителям, другие — к виселицам. Николя вышел из экипажа и, подобрав полы мантии, направился к группе магистратов. Сансон в алом парадном костюме палача издалека приветствовал его едва заметной мрачной улыбкой. Николя сообразил, что впервые видит Сансона при исполнении служебных обязанностей. Когда привели осужденных, по толпе пробежал глухой ропот, в котором не прозвучало ни жалости, ни призыва к мести. Оба приговоренных изо всех сил кричали о несправедливости королевского правосудия и утверждали, что гибнут за народ. До самого подножия эшафота они кричали о своей невиновности, потом все пошло на удивление быстро. Николя закрыл глаза: глухой звук двух падающих подставок резким толчком отозвался в его собственном теле. Над собравшейся толпой повисла тишина. Постепенно, в гробовом молчании, угрюмая толпа начала расходиться. На обратном пути он слышал разные речи. В основном народ жалел казненных, принесенных в жертву спокойствию общества и истинным виновникам волнений, «тех, к которым отнеслись с необъяснимым снисхождением». Удрученный, он подумал, что тех, чьи тайные происки явились подлинной причиной мятежей, рука правосудия не достанет никогда. Вечером он отправился в Версаль, где, отчитавшись де Ла Врийеру о том, как прошел день, ему пришлось стать слушателем безудержных излияний герцога. Отходя ко сну, доверительно говорил Ла Врийер Николя, король сожалел о гибели осужденных и велел господину Тюрго «не трогать людей, обманом вовлеченных в мятеж, а заняться поимкой главарей».
Пятница, 12 мая 1775 года
Утром в доме на улице Монмартр появился утомленный и покрытый грязью Рабуин. Достав из-за пазухи помятую бумагу, он протянул ее Николя. Прочитав бумагу, Николя немедленно послал за экипажем и повез агента в Шатле. Позаботиться о лошади поручили Луи, напомнив, что, когда она отдохнет, ее надобно отвести в конюшни в Мессажери. В дежурную часть Шатле срочно вызвали Бурдо. После короткого разговора с Николя инспектор отбыл, снабженный четкими инструкциями, а комиссар нанял экипаж и отправился в Версаль, куда он прибыл ближе к полудню.
Распахивая все двери и нарушая все правила этикета, он прервал аудиенцию Вержена и, перехватив Сартина, собиравшегося ехать в Париж, едва ли не силой потащил его к министру Королевского дома. Там он заявил, что желает сообщить нечто важное, для чего необходимо как можно скорее собрать совет. Прибывшее послание от Вержена оказалось весьма своевременным, ибо говорило в поддержку его требования.
Вернувшись к вечеру в Париж, он встретился с Ленуаром и, получив от него приглашение на семейный ужин, в свою очередь передал ему приглашение на совет с участием Сартина, назначенный на завтра в особняке Сен-Флорантен. Принимая во внимание решающую роль шевалье де Ластира в поимке Камине, шевалье также получил приглашение. Польщенный вниманием стольких высокопоставленных персон, Ленуар спросил о своем преемнике. Согласно приказу герцога де Ла Врийера, нынешний начальник остался в стороне от дела, начатого до его вступления в должность. Ленуар улыбнулся; подобный предлог изящно маскировал отстранение бестолкового и считавшегося креатурой Тюрго начальника от рассмотрения деликатного дела, затрагивавшего не только интересы частных лиц, но и безопасность государства и трона.
Суббота, 13 мая 1775 года
Ранним утром на улицу Монмартр прибыл Бурдо. Поднявшись к Николя, он долго отчитывался об исполненных поручениях. Получив новые инструкции, он спешно отбыл, обремененный советами, в частности, как, в случае необходимости, организовать перевозку некоторых подозреваемых в особняк Сен-Флорантен. Самому инспектору предстояло прибыть в указанное место ровно в одиннадцать часов. Поговорив с сыном, ожидавшим Наганду и Семакгюса, чтобы вместе с ними отправиться в Королевский ботанический сад посмотреть на знаменитую кобру, Николя вышел из дома, дошел до улицы Сент-Оноре, а оттуда до площади Людовика XV. Если бы кто-нибудь наблюдал его в те минуты, он бы заметил, как губы его шевелились, словно он рассказывал самому себе выученный наизусть урок или текст данной ему роли. В действительности же, приободряя себя ритмичным шагом, он выстраивал аргументы, необходимые для убеждения сдержанной и недоверчивой аудитории. Несколько отсутствовавших деталей он надеялся обрести во время дебатов, которые непременно вызовут его догадки.
Удивленный Прованс, не привыкший к столь резкому нарушению привычного покоя особняка, встретил Николя со всеми подобающими почестями: он помнил, что именно комиссар в свое время снял с его господина страшное обвинение.[62] Поднимаясь по большой лестнице, Николя взглянул на большое живописное полотно «Благоразумие и Сила», и ему показалось, что персонажи его взирают на него с усмешкой. Неужели судьба намеревалась оставить его в дураках? Ведь сегодня ему наверняка понадобятся и благоразумие, и сила.
В рабочем кабинете министра, как обычно, царил полумрак, а в огромном камине из крапчатого мрамора гудел адский огонь. Хозяин дома, Сартин и Ленуар переговаривались вполголоса. Николя церемонно поклонился, приветствуя собравшихся, а затем подошел к Ла Врийеру и что-то сказал ему на ухо, старательно делая вид, что не замечает гневного вопрошающего взгляда Сартина. Министр кивнул. Николя позвонил, вошел Прованс и, получив от комиссара инструкции, вышел. За несколько секунд до одиннадцати в форме подполковника, в парике и без повязки на голове появился шевалье де Ластир. С любезной улыбкой шагнув ему навстречу, министр морского флота представил его герцогу и Ленуару.
— Вот один из достойнейших служителей созданной мною службы, цель которой вам прекрасно известна.
— Значит, все в сборе, — промолвил Ла Врийер, — и можно начинать. Господин маркиз, мы вас слушаем.
