Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров
Внезапно Володя увидел знакомого. Тот сидел неподалеку от дороги прямо на земле. В руках у него была восьмисотграммовая банка тушенки. И человек неторопливо, с аппетитом ел из нее алюминиевой ложкой. Это был Гайдар.
Остроменский остановился и потому, что увидел Аркадия Петровича, — это был единственный знакомый ему человек за все время пути. И потому, что Гайдар, словно вокруг ничего не происходило, не спеша расправлялся с содержимым банки.
Подойти к писателю Володя не решился. Он сознавал: та недавняя встреча в тимуровском штабе в теперешних обстоятельствах ничего не значила. Жизнь катастрофически перевернулась. Ценности сдвинулись с места и поменялись местами.
Но Гайдар мальчишку заметил тоже. Не поворачиваясь, поманил его рукой. Володя сделал навстречу несколько шагов. И снова остановился.
— Есть хочешь? — спросил Аркадий Петрович.
Володя кивнул. Гайдар с заметным сожалением прервал трапезу, сорвал пук травы, обтер им ложку и вместе с банкой протянул мальчишке. В банке была говядина с большими, как сахар-рафинад, твердыми комками сала. Разжевать и проглотить такой кусок было нелегко.
— Хлебца бы, — неуверенно попросил Володя.
— А хлебца нет, — засмеялся Аркадий Петрович. — Ешь, чего дают.
Володя съел все, что было в банке. Пустую жестянку отбросил. Ложку тоже обтер травой и вернул Гайдару. Аркадий Петрович не сунул ее за голенище сапога, как делали все, а положил в противогазную сумку, которая заменяла полевую. Противогазная была вместительней.
Остроменский позднее припомнил: у Гайдара, кроме пистолета на ремне и противогазной сумки, никаких вещей больше не было. Аркадий Петрович поделился с ним последним, что имел.
С собой Володю Гайдар не взял.
— Я сам не знаю, куда мы сейчас идем. Так ты просто школьник. А если во что-нибудь ввяжешься…
Володя через некоторое время попал в партизанский отряд, во взвод разведки. Когда в 1943 году вернулась Красная армия, Володя вступил в воинскую часть — опять-таки в разведку.
В звании старшего сержанта, с двумя медалями «За отвагу» Остроменский вошел в Берлин и оставил автограф на стене Рейхстага. Володя написал: «Гайдар в Берлине!»
— Почему «Гайдар в Берлине»? — спросил я Остроменского, когда он гостил у меня в Москве.
— Без той полубанки тушенки я бы до Берлина не дошел…
«Он был моим деятельным помощником» (из рассказов полковника А. Д. Орлова)
Движение огромных масс людей по Бориспольскому шоссе вело в тупик. Фронт оставался в другой стороне. Гайдар отделился от потока и направился в лес возле деревни Семеновки. Среди бескрайних степей лес казался крепостью. В нем собралось более 3000 бойцов и командиров. Многие из них были ранены, нуждались в медицинской помощи. Кому-то требовалась срочная хирургическая операция.
Но в лесу не было продовольствия. Отсутствовали лекарства. Имелся только небольшой запас перевязочных материалов. Самым драматичным была нехватка воды. Гитлеровцы держали под прицелом ее источники. Открывали огонь, если кто-то появлялся возле ручья или колодца не то что с ведрами — с котелком.
Лес, который в степи казался спасительным прибежищем, на деле оказался мышеловкой. Задерживаться в нем было нельзя. Ни здоровым, ни покалеченным.
Общее командование над этими разрозненными, растерянными людьми взял на себя полковник Александр Дмитриевич Орлов. Он был летчиком, начальником штаба 36-й авиационной истребительной дивизии, которая обороняла Киев с воздуха. Каким образом Орлов, которому полагалось летать, очутился под Семеновкой, никто не знал. Помогать ему вызвался Аркадий Петрович.
Они познакомились еще в Киеве и случайно снова встретились в лесу.
Вот что рассказывал по этому поводу полковник Орлов:
«Аркадий Петрович стал моим деятельным помощником. Он уходил в дозоры. Охотился за переодетыми немецкими лазутчиками. Следил за тем, чтобы костры разводили только днем.
Гайдар собрал два или три пулемета, отыскал несколько ящиков с патронами. Набил все пулеметные ленты, сколько их нашлось. Принес откуда-то миномет, а к нему несколько комплектов мин.
Он почти ни о чем меня не спрашивал. Делал все сам, начиная с планировки щелей, которые рылись по его указанию (лес бомбили по несколько раз в день), и кончая разделкой конских туш. Не хватало продовольствия, и конина, часто без хлеба, без соли, сваренная в котелке или зажаренная как шашлык на шомполе, была порой основным и единственным нашим блюдом.
Аркадий Петрович проявил себя отличным разведчиком, ежедневно пробирался в соседние деревни. В первую же ночь, дойдя до Яготина, он принес трагическую весть о гибели большой группы генералов и офицеров. Это был штаб командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса»[16].
Как вспоминал Орлов, в лесу происходило много драматического и даже трагического. Например, тут оказалось несколько подвод с ранеными. Ухаживать за ними, тем более всерьез лечить их, было некому. Случались перебои с доставкой воды для питья. Об умывании говорить уже не приходилось.
Орлов рассказал о ситуации с ранеными Гайдару. Тот ушел ночью неизвестно куда. Вернулся с несколькими комсомольцами на подводах. Ребята увезли часть покалеченных бойцов на дальние хутора.
— Удивительно, — вспоминал полковник Орлов, — как быстро и легко Аркадий Петрович находил общий язык с детьми и подростками.
Утром Орлов объявил Аркадию Петровичу благодарность «за находчивость и инициативу». Гайдар обиделся:
— Тоже нашли, товарищ полковник, за что благодарить.
«Сам Гайдар нес меня на носилках» (из воспоминаний капитана Я. К. Рябоконя)
Обстановка вокруг Семеновского леса ухудшалась с каждым часом. Оккупанты подгоняли технику. Слышался рев танковых моторов. Через громкоговорители немцы предлагали всем сдаться, обещая сохранить жизнь, гарантируя хорошую еду и медицинскую помощь.
Сложность была не в том, чтобы из леса выйти (нескольким группам это удавалось почти без потерь), а в том, что никто не знал, куда идти, где теперь фронт. И другая проблема: выйдя из леса, негде было спрятаться и хотя бы короткое время переждать. Кругом одни поля и сады.
Однажды в присутствии Гайдара группа командиров обсуждала эту проблему. Рядом на плащ-палатке постанывал и бормотал в бреду раненый капитан. У него были забинтованы рука и бок.
— Чепуха! Я знаю выход! — вдруг ясным, отчетливым голосом произнес капитан.
Никто из командиров не обратил на него внимания. А Гайдар подошел и присел возле раненого.
— Вы знаете выход из этого леса? — спросил Аркадий Петрович.
— А вы, товарищ писатель, меня не узнаете? Я капитан Рябоконь из понтонного батальона. Вы еще беседу у нас проводили.
Гайдар позвал Орлова.
— Капитан, откуда вам известны эти места? — спросил Орлов.
— Товарищ полковник, я охотник. И потом, я тут неподалеку работал.
Рябоконь продиктовал маршрут.
Для проверки сведений, сообщенных капитаном, была собрана разведгруппа, которую возглавил Гайдар. Вернулась она с «языком» — немецким шофером.
— Мы прошли часть пути по этому плану, — докладывал Аркадий Петрович полковнику. — Опрашивали жителей. Все совпадает.
Пленный тоже оказался находкой. Он знал, в каких деревнях стоят немецкие гарнизоны. Рябоконю пришлось изменить часть маршрута.
В лесу оповестили:
— Готовится прорыв. Все владеющие оружием могут принять в нем участие.
День, час, направление прорыва держались в тайне.
Чтобы в темноте не возникло неразберихи, чтобы люди не постреляли друг друга, было приказано объединиться в группы по 40–50 человек. Каждая имела номер и своего командира. Из групп сформировали три колонны.
Люди охотно подчинялись распоряжениям. Все устали от безначалия. При подготовке к прорыву удалось подсчитать примерное количество людей, готовых идти напролом, — их оказалось около 3000 человек. Остальные либо не могли двигаться по физическому состоянию, либо предпочли выждать, чтобы уйти из леса в одиночку.
Объединению, которое возникло в лесу, тут же придумали название: «группа полковника Орлова». Название позднее вошло во многие документы.
Но полковник был летчиком, начальником штаба авиационной дивизии. Всю конкретную оргработу взял на себя Гайдар. Ему пригодился опыт командира больших сухопутных частей. Это он, в частности, предложил объединить малые отряды в три колонны. Каждая после выхода из леса должна была двигаться в своем направлении, чтобы не стать на рассвете мишенью для самолетов.
Из рассказа Якова Константиновича Рябоконя, записанного мной на пленку:
