Фрэнсис Броуди - Медаль за убийство
Дилан не ответил. Он крутил педали велосипеда, везшего их по ухабистой дороге, с такой силой, будто за ними гнался дьявол.
Лишь при повороте на Стоунхук-роуд он замедлил ход.
– Дождь и не собирается ослабевать. Хочешь вернуться?
– Нет!
Молча они продолжили катить по извилистой дороге. Дождь прекратился столь же внезапно, как и начался. Наконец в темном поле стали вырисовываться очертания башни, освещенной луной. От вида ее в ночи Люси содрогнулась. Она выглядела совсем не так, чем днем. Даже угрожающе.
Дилан замедлил ход и, остановившись, прислонил велосипед к автобусной остановке на обочине дороги. Люси сошла с багажника, стряхивая с себя дождевые капли и переступая с ноги на ногу.
– Минуточку… Позволь мне… – Она оперлась о плечо спутника, напрягая мышцы ног. – Ох, хо-хо! До чего же затекли ноги!
Подол ее юбки был влажным от брызг, летевших с колеса.
Дилан прислонил велосипед к живой ограде из боярышника и отсоединил велосипедный фонарь от рулевой колонки.
– Еще есть время, чтобы передумать.
– Да не будь ты ребенком! – Взяв у него фонарь, Люси стала искать просвет в ограде. – Я для себя уже решила.
Он, последовав за ней, протянул руку, пытаясь остановить ее:
– В самом деле решила? Почему бы тебе не быть дома, когда почтальон придет утром? И перехватить эту записку, прежде чем ее увидит дедушка?
– Дилан! Тогда я буду мокрой курицей!
Люси стряхнула его руку, освобождаясь от захвата. Да пусть он трусит, если хочет. Дилан был чем-то похож на нее – лишь немного повыше, худощавый, и в нем до сих пор проглядывало что-то детское.
– Я не могу найти этот просвет! – воскликнула она. – Нам придется перелезать через ворота. – Держа фонарь в одной руке, она поставила ногу на вторую перекладину ворот.
– Не ходи за мной без толку. Ты обещал помочь.
– Но то было солнечным днем, – запинаясь, отозвался Дилан. – И тогда это казалось неплохой идеей.
Люси была на одной половинке ворот, он на другой. Никто из них не двигался. Она коснулась рукой его плеча.
– Я должна сделать это. Я только хочу получить то, что принадлежит мне.
Это произошло во второй половине солнечного июньского воскресенья, во время их совместной репетиции. Она взяла с него обещание хранить все в тайне и поведала, что хочет учиться на актрису и даже подала заявление на поступление в Королевскую академию театрального искусства (КАТИ). Правда, Люси не питала особых надежд на то, что из ее намерения что-то выйдет. Когда же ее пригласили на прослушивание, она боялась, что не сумеет найти предлога для оправдания своего двухдневного отсутствия и не сможет сэкономить необходимую сумму для поездки в Лондон. Ее дед своей скупостью очень напоминал скупца из пьесы. Но, будучи Люси, она все же нашла деньги. А также с успехом прошла прослушивание, получила предложение поступить в КАТИ и намеревалась принять его.
В свой двадцать первый день рождения, став совершеннолетней, она напрямую попросила у деда наследство, которое, как она знала, принадлежало ей. Он отказал ей наотрез.
Тогда Люси пришла в голову идея письменно потребовать выкуп за себя саму же. Тысячи фунтов стерлингов ей вполне хватило бы, чтобы заплатить взнос в КАТИ, на съемное жилье и проживание в Лондоне.
Теперь она стояла здесь этой дождливой августовской ночью, добиваясь исполнения своей мечты с помощью одного лишь Дилана. Однако он оказался просто тряпкой и трусом.
– Что, если твой дедушка поймет, что это ты отправила письмо с требованием выкупа?
– Ну и пусть понимает. Тогда он будет знать, что я настроена серьезно. – С этими словами Люси зашагала по полю.
Дилан, спустившись, бросился ее догонять.
– Но тогда он обратится в полицию!
Она обернулась. Их путь освещала луна. Дилан уставился себе под ноги, боясь наступить на лютики и ромашки.
– Дед не обратится в полицию. Он заплатит, потому что испугается.
– Но чего? – спросил Дилан.
Они находились так близко друг к другу, что Люси внезапно пришла в голову картина: вот стоят в поле два чучела в потрепанных обносках. Вдвоем они разогнали бы всех хищных птиц в округе. Но ей пришлось бы работать за двоих – у Дилана за душой не было ни капли отваги или инициативы.
– Не знаю точно, чего он больше всего боится. Возможно, скандала.
Еще в детстве Люси поняла, что ее дед не хочет привлекать к себе внимания.
Каблуки ее туфель стали понемногу погружаться в размякшую почву. Влажная трава сквозь носки щекотала кожу лодыжек.
Люси направила луч фонаря за замок в древней дубовой двери. Дилан вставил в скважину большой железный ключ и провернул его. Дверь отворилась с протяжным скрипом. Молодые люди замерли на пороге. Люси вздрогнула.
– Да здесь все черно как смоль!
– Именно об этом я и говорил. Тебе здесь не понравится. Ночью тут страшно бродить…
Люси шагнула внутрь. Луч фонаря высветил растрескавшийся паркет и темное пространство под ним. Дилан сказал:
– Стой! Половицы расходятся, а внизу десятифутовая пустота. Есть куда падать.
Люси вцепилась пальцами в его рукав.
– Тогда давай поднимемся по лестнице вверх. Не смотри вниз.
Дилан фыркнул:
– Ну и запашок! Там, внизу наверняка хранили что-то, что сгнило. Потому и половицы растрескались.
Прямая лестница с двумя отсутствовавшими ступенями вела на верхний этаж.
– Держись, Люси!
– Не суетись!
Узкое окно с треснувшим стеклом пропускало немного лунного света.
Когда глаза привыкли к сумраку, Люси разобрала, что все осталось на своих местах именно так, как она оставила: одеяла, бутылка воды, жестяная коробка из-под печенья с едой, свечи и спички. Она чиркнула спичкой и зажгла свечу.
Дыхание Дилана участилось.
– Да здесь все может полыхнуть так, что не успеем оглянуться… И дернуло же меня…
– Все будет в порядке.
Она зажгла вторую свечу и накапала на пол лужицу расплавленного воска, на который затем и установила эту свечу.
– Это безумие, – простонал Дилан.
– Иногда безумие – лучший выход. И ты вряд ли скажешь так, когда все закончится. Я требую только то, что мне причитается. А слова «тысяча фунтов стерлингов» могли бы прозвучать весомо, если не произносить их слишком быстро. Ради Бога, если уж вымышленный персонаж вроде Анны Теллрайт может сделать ставку в игре на пятьдесят тысяч фунтов… Да там будет кое-что и для тебя, за помощь мне.
– Я не хочу никаких денег.
– Ничего плохого произойти не должно. В конце концов, я могу в любой момент отказаться от этой идеи и выйти из игры, так что прекрати волноваться. – Она положила руку на его плечо. – Давай посмотрим на луну. И посчитаем звезды. И потанцуем на этих зубчатых стенах. Ведь так их называют?
Люси подвела его к узкой винтовой лестнице.
– Поднимемся на самый верх. Я захватила с собой компас. И покажу тебе стороны горизонта.
Дилан нерешительно последовал за ней.
– Я знаю стороны горизонта, но как-то не настроен танцевать.
– О, взгляни, ступеньки здесь вполне прочные.
Они поднялись на верхнюю площадку башни.
– Разве это не прекрасно? – Люси раскинула руки. – Здесь видно на мили вокруг!
Свет полной луны заливал окружавшие башню поля. К востоку темным пятном виднелась густая роща. На безоблачном небе сияли звезды. На дальних полях днем уже начался сенокос, и запах свежескошенной травы еще витал в воздухе. Дилан задумчиво произнес:
– Кто бы ни построил эту башню, он поднимался сюда, чтобы посмотреть на звезды.
– Или танцевать здесь со своей истинной любовью.
Люси вытянула руки перед собой и запела:
Даже если бы ты был единственным парнем в мире,
А я бы была единственной девушкой,
Нам бы ни до чего не было
Никакого дела в этом мире…
– Ну же! Потанцуй со мной!
– Я вижу сон, – пробормотал Дилан, кладя одну руку ей на талию, а другую на плечо. – Но скоро я проснусь.
– Продолжай смотреть сон, но пой.
– Если бы ты была единственной девушкой на свете…
Они кружились вдоль парапета башни.
– Когда я буду актрисой, ты сможешь прийти за кулисы любой сцены в мире и спросить меня. Я никогда не забываю тех, кто был моим другом, когда я нуждалась в нем. Я чувствую, что люблю тебя, как Анна любила Вилли. Истинно и навечно.
– Но тогда…
– Шшш… – Люси приложила палец к его губам. – Я буду помнить тебя всегда и везде, куда бы меня ни забросила жизнь. – Она засмеялась своим мыслям. – А здорово мы ускользнули от старого Милнера. Он явно намеревался подвезти меня.
– Он намеревался проделать не только это, – заметил Дилан.
– Представляю его лицо!
– Ладно, не будем о нем.
– Гнусный тип. Если бы я была мужчиной и характерным актером, то стала бы даже изучать его. Как можно быть таким… – Она издала звук, имитирующий рвоту. – Можешь вообразить – они с дедом серьезно думали, что я выйду за него замуж!
– Да уж, могу представить.
