Саймон Ливек - Демон воздуха
— Но…
— Яот прав, — сказал Лев. — Тебя убьют, если найдут. Так что давай лезь в свое каноэ и греби отсюда — спасай свою жизнь!
— Но я не хочу бросать вас! — крикнул парень.
— Понимаю, сынок, — выдавил я из себя сквозь ком в горле. — Понимаю, но так надо. Это единственный выход сохранить свою жизнь!
Проворный поколебался, потом приблизился и коснулся моей руки, а затем и руки Льва. Мой брат вздрогнул, но ничего не сказал.
Потом юноша бросил последний долгий взгляд на тело Сияющего Света. Затрудняюсь предположить, о чем он думал в тот момент.
А еще через несколько мгновений он уплыл.
— Они остановились, — сказал Лев.
Всплески и впрямь прекратились. Я уже начал различать смутные очертания фигур Лилии и моего хозяина в лодке, которую просто несло течением.
— Никак не расслышу, о чем они там говорят… Что это?
К голосам, долетавшим со стороны лодки, добавился третий. Такое впечатление, что он доносился с самой поверхности воды. Приглядевшись, я заметил на залитой звездным светом ряби темные круглые очертания человеческой головы.
— Да это ж Рукастый! Лилия остановилась, чтобы подобрать его.
— Вот твой хозяин-то, наверное, обрадовался! — съязвил Лев. — Впрочем, у нас теперь появилась передышка. Давай-ка подумаем, что им говорить, когда они сюда доплетутся.
Я лихорадочно соображал.
— Мой хозяин наверняка станет разыскивать Проворного. Конечно, раньше утра начинать искать его не будут, и парень все-таки успеет оторваться от погони. Только лучше, если б мы погоню замедлили, заставив этих людей думать, что они ищут не одного человека, а двух. Поэтому мы скажем им следующее — столкнув Рукастого в воду, парень ускользнул от тебя, а мне по носу заехал веслом. Потом Тельпочтли убил мечом Сияющего Света, и они оба удрали.
— Ты считаешь, твой хозяин поверит в такое?
— А почему бы и нет? Ведь колдуны-то мертвы. Тут уж он порадуется тому, что нет свидетелей, ведь перед императором он окажется чист. Вот Монтесума доволен не будет, но все же он получит обратно своих колдунов — а мертвый колдун не так страшен, как живой, особенно исчезнувший в неизвестном направлении. А кроме того… — печально прибавил я, — мне очень не хочется рассказывать Лилии, что случилось с ее сыном. А тебе хочется? Пусть она продолжает думать, что здесь был Тельпочтли. Мы можем уверить ее, будто ее сын пытался что-то предпринять, сражался, вступил на «цветистый путь смерти», — в общем, что-нибудь в этом роде.
— Нет, меня поражает, как ты догадался, кто он такой на самом деле! Я-то по-прежнему думал, что мы гоняемся за Тельпочтли!
— Да я сам так думал до сегодняшней ночи! Но когда Рукастый напомнил мне про то, как видел Сияющего Света уплывающим в своем каноэ, я вдруг понял, что никакой он не заложник и вся эта история сплошная выдумка.
— Но как ты это понял?
— А я вспомнил, о чем еще раньше сам говорил Лилии, — что до сих пор ни один человек не видал в глаза этого Туманного. Даже мой хозяин, который регулярно имел с ним делишки. О нем было известно только одно — что он принимает игорные ставки, причем не лично, а всегда через Проворного, и что он якобы возымел на Сияющего Света какое-то таинственное влияние, благодаря чему все семейное имущество торговца перекочевало на его секретный склад. Все вместе это выглядело как-то подозрительно и не складывалось в убедительную картину. Но как только я представил, что этот склад принадлежит самому Сияющему Свету, а он и Тельпочтли являются одним и тем же человеком, то все тайны для меня тотчас же развеялись. Имелись у меня и другие соображения. Мой хозяин очень удивился, когда я сообщил ему, будто Тельпочтли завладел его колдунами, — ведь он-то думал, что они у Сияющего Света! Мы почему-то вбили себе в голову, что Сияющий Свет выступал в качестве посредника, а на самом деле мой хозяин оказался прав, а эти послания, которые, по его мнению, он получал от Сияющего Света, и на самом деле приходили от торговца.
В сущности, сейчас я разговаривал сам с собою и вслух корил себя за то, что не сумел раскрыть правды раньше.
— Я видел Сияющего Света — разумеется, переодетым — на рынке в тот день, когда он на меня напал. Я-то подумал, это совпадение, но, оказывается, ошибался — он разглядывал товар, принадлежащий их семье, перья. Только понял я это позже, после разговора со стариком Добрым на застолье. Плюс он убил Верного. И вовсе не потому, что слуга встал на его пути. Он ведь просто мог бы отпихнуть его в сторону. Но Верный был единственный в доме человек, кто подошел к переодетому Сияющему Свету слишком близко. Сияющий Свет, возможно, знал о его близорукости, но решил все-таки обезопасить себя. — Я вздохнул. — Его дед говорил мне, что это был за человек и на что он способен. Старик считал, у его внука и у Туманного много общего. А нам всем и в голову не приходило, что общим у них было все!
— Значит, ты догадался, что Сияющий Свет подделал собственное похищение? Нет, это просто поразительно! И заметь, — прибавил Лев каким-то несвойственным ему задумчивым тоном, — ты все равно рано или поздно узнал бы, кто он такой на самом деле, — ведь он намеревался открыться тебе перед тем, как убить. До чего же все-таки странно!.. Даже я никогда не испытывал к тебе столь лютой ненависти!
— Ненависти? Ну не знаю… Возможно, он делал это как раз из любви. Его мать как-то сказала мне, что он способен на большую любовь. Быть может, такую большую любовь он питал к Проворному, и все это уходило корнями в его детство и воспитание.
Мой брат недоуменно хмыкнул.
— Ничего себе любовь!
Всплески возобновились, теперь они стали равномерными и ритмичными, из чего мы догадались, что за весло взялся Рукастый. Мы устремили взоры в сторону приближающегося каноэ и его седоков — добродушного здоровяка-простолюдина, зловредного старика, недобро ухмыляющегося на корме, и женщины, чье бледное лицо маячило между ними. Выражение ее лица я не мог разглядеть вдалеке, зато мог представить его себе — плотно поджатые губы, бесстрастный, отстраненный взгляд, запомнившийся мне с нашей первой встречи.
— А он, похоже, выйдет из этой истории сухим. Как думаешь? — Мой брат не сводил глаз с моего хозяина, и в голосе его сейчас прозвучала злоба.
Я не ответил. Сейчас мне не было никакого дела до главного министра — со всем, что касалось его, предстояло разбираться завтра. А сейчас я смотрел только на женщину, на ее бледное лицо, на эти заострившиеся в ночной тени черты. О чем она сейчас думала?
Мы оба только что потеряли сыновей. Что хуже, размышлял я: вырастить и вскормить ребенка, любить его, прощая все прегрешения и пороки, а потом увидеть его мертвым у своих ног; или же обрести сына, о существовании которого ты даже не подозревал, только лишь для того, чтобы потерять его в ту же ночь?
По-моему, я даже не заметил толчка, когда каноэ причалило к борту большой лодки. Рукастый по веревке взобрался на палубу, и ему пришлось дважды обратиться ко мне, прежде чем я отозвался.
И слух и зрение мои были устремлены вдаль — где-то там в ночной мгле, спасая свою жизнь, уплывал в неизвестность мой сын.
