Далия Трускиновская - Чумная экспедиция
Устин же молча слушал обвинения и угрозы. Слушал их и Архаров, вдумчиво кивая. Наконец Иван, видя, что никто более не перебивает, замолчал.
– Саша, что там у нас получается? - спросил Архаров.
– Что этот человек, Устин Петров, когда владыка Амвросий приехал в Донской монастырь и переоделся там в простую рясу, выдал фабричным, где он спрятался, - заглянув в свои каракули, сказал Саша. - В церкви, на хорах. А когда его вывели оттуда, сам начал его убивать…
Архаров посмотрел на Устина. Тот стоял, повесив голову.
– Верно ли? - спросил Архаров Ивана.
– Верно!
– А ты что скажешь? - вопрос обращался к Устину.
– Да, я его выдал… Я ж говорил, вы не верили…
Архаров повернулся к Ивану.
– Ты полагал, Устин Петров при розыске на тебя показал? Потому и заорал?
– Так как же! Непременно показал! Иначе для чего бы нас вместе свели?
– А почему он это сделал?
Иван задумался. Вопрос был неожиданный и опасный.
Он тревожно взглянул на Архарова - и на его лице оказалось возможно прочитать: я-то знаю, почему он это сделал, но как бы так ответить, чтобы тебе, ищейке проклятой, лишнего не сообщить?
– Почему он непременно должен был на тебя показать? - продолжал Архаров. - Больше не на кого было? Откуда он тебя вообще знает, чтобы на тебя показывать? Устин! Откуда ты этого человека знаешь?
– Так его многие знают, не я один.
– И кто же он?
– Сука-а-а!
Этот дикий крик вырвался из погреба и всполошил тех, кто в тот час находился на дворе.
И тут же Демка ловко заткнул Ивану рот нарочно для того приберегаемой скомканной тряпицей.
– Он кучер, - тихо сказал Устин.
– Какой кучер? Говори громко и внятно! - сказал Шварц, как говорят детям, читающим книжку по складам.
– Митрополичий…
– Кучер владыки Амвросия? - переспросил Архаров.
– Да…
– Это он с владыкой за сундуком ездил?
– Он.
– Ты сам видел, своими глазами?
– Да, он на козлах сидел.
– А кто сундук заносил в карету?
– Солдаты…
– Сашка, пиши. Отчетливо! Дальше?
– Он увез владыку.
– Куда?
– В Кремль, в Чудову обитель…
– Мог владыка там оставить сундук?
– Нет, - сказал Устин. - Мы с Митенькой следом побежали, вместе со всем народом…
– Для чего?
– Мы хотели владыке в ноги броситься, чтобы на те деньги велел поставить всемирную свечу.
Архаров вздохнул.
– И потом до Донского монастыря добежали?
– Так все же туда пошли, мы со всеми.
– Потом где был?
– На дворе.
– Больше никуда не бегал?
Устин посмотрел на него с недоумением: а что, следовало еще куда-то бечь?
– И там, прямо во дворе, ты владыку выдал?
– Да.
– Ты вместе со всеми, и с Митькой своим, вбежал во двор и закричал: владыка в церкви на хорах спрятался, имайте его, тащите за бороду наружу? Устин, довольно врак. Откуда ты знал, что владыка в простой рясе на хоры забрался?
Ответа не было.
– Блестяще, сударь, - сказал Шварц. - А теперь позвольте мне, в силу моего опыта, сделать заключение.
– С удовольствием, - отвечал Архаров.
– Прошу заметить, я не вел розыска по делу об убийстве митрополита, а занимался лишь мародерами. И я делаю свое заключение исходя лишь из поведения обоих обвиняемых здесь, в этом погребе, и из их слов, произнесенных добровольно, без применения средств дознания.
– Давай свое заключение, Карл Иванович.
– Владыку Амвросия выдал толпе тот, кто знал его местоположение. Сей кучер. И сейчас, обвиняя молодого человека, преступник приписал ему все свои поступки. Потому, что иного ничего для его обвинения выдумать не мог. Такое часто случается.
Архаров вздохнул.
– Повадки преступников ты лучше знаешь. Но какого рожна этот дурень все еще упорствует?
Шварц коснулся рукой Устинова плеча, от чего дьячок содрогнулся.
– Сказано - не лжесвидетельствуй, - напомнил он. - На себя на самого лжесвидетельствовать - тоже тяжкий грех. Насколько я понимаю, ты искренне изложил часть правды. А желательно услышать всю правду. Всю!
Архаров уже знал силу репутации Шварца. Теперь он в ней убедился.
Устин покосился на Ивана и вдруг, шагнув к нему, рухнул перед ним на колени.
– Прости, Христа ради! - взмолился он.
Шварц удержал Архарова, желавшего обругать Устина, да покрепче, положив ему руку на обшлаг мундира.
– С праведниками хлопот поболее, чем с закоренелыми злодеями, - тихо сказал он. - Со временем убедитесь в сем сами.
Устин, не вставая с колен, заговорил, глядя вниз, как если бы в молитвослов, по которому вычитывал ежедневное правило:
– Мы с Митенькой сперва вместе держались, потом нас толпа разлучила. Нас же несло, как щепочки весной ручьем… Гляжу - Иван, его тоже толпа тащит, я стал к нему пробиваться, думаю - он меня знает, вместе хоть к сторонке выкарабкаемся, Митеньку поищем… Тут стало попросторнее. И Иван как закричит: он в храм побежал, в храме спрятался, там его ищите! Я сперва думал - блазнится! Не мог Иван владыку выдать! А потом вдруг понял - да это же он иродов по ложному следу пустить хочет, для того и в толпу замешался! Они в церкви будут искать, а владыка тем временем скроется! И так я возрадовался его хитрости! Вознесся душой и тоже кричать стал: точно, во храме он, там его ищите!… И такая благодарность к Ивану во мне родилась - порой в пасхальную заутреню душа так не воспаряет!… Он кричит: на хорах ищите, на хорах! И я кричу: на хорах владыка! И все туда хлынули…
Устин заплакал.
– Вот так я его и выдал… - сквозь слезы и всхлипы кое-как проговорил он.
Архаров отродясь не был жалостлив. Но тут его прошибло. Без единого слова он вышел из подвала на двор и там уставился на ночное небо.
Он вспомнил себя маленького, вспомнил то, что задвинул в самые дальние закоулки памяти, чтобы вовеки оттуда не вытаскивать, вспомнил весь стыд и боль избитой до кровавых соплей доверчивости… На единый миг - но вспомнил.
Возвращаться в ледник он не хотел. Ему казалось, что теперь, когда убийца найден, довольно того, что при нем - Шварц, а гвардеец Архаров, выполнивший несуразное приказание графа Орлова, может доложить о нем и заняться своими прямыми обязанностями.
Но в такое время суток докладывать графу - значит навлекать на свою голову громы и молнии. Пусть выспится, а на фрыштик будет ему приятное известие.
Из ледника вышел Шварц.
– Ничего, ваша милость, - спокойно сказал он. - На сей раз правду удалось добыть без вспомогательных средств, и сие отрадно. Знаете ли, как далее складывались события?
– Этот мерзавец Иван увидел в монастырском дворе Устина с Митькой и понял, что они знают про его предательство, - сказал Архаров. - И они поняли, что он теперь обязан их уничтожить. Потому они и сидели запершись в Устиновом домишке. Больше-то в чумном городе им податься некуда… А потом, когда Устин ушел за провиантом, он забрался туда и заколол Митьку. Так у меня в голове все складывается. Вот только сундук…
– Что сундук?
– Я ход злодейской мысли вижу так, как если бы… - Архаров вздохнул и завершил с мрачной иронией: -… сам бы эту мысль породил. Иван понял, что, коли убрать владыку и бывшего при нем келейника, то единственный, кто знает местоположение сундука с деньгами и драгоценностями, - он сам. А коли и сам сгинет в безвестном направлении, никто его долго искать не станет - чума, бунт, сгинул человек, и ничего в том удивительного… Я и сам поверил, когда мне монахи толковали, что будто и кучер убит. Но я бы хотел понять, как далее тот сундук странствовал.
– Сколько я понял, митрополичий кучер и Кучумов в некотором родстве. Ивану был нужен человек достаточно богатый, чтобы через него пропустить найденные в сундуке деньги, и тогда бы их след совершенно затерялся, - объяснил Шварц. - Кучумов, не желая держать в доме, где полно любознательных женских особ, сундук с зачумленным добром, велел его спрятать в подвале при лавке на Маросейке. Туда наведывался этот Иван, я полагаю. Оттуда сундук уволокли мародеры, а Иван, как вы и предполагали, догадался, куда девалось его сокровище, и в отчаянии залез в ховринский дом… чего же еще?…
– Рубль. Как туда попал третий рубль?
– Ваша милость, я ничего о том рубле не ведаю. И по вашим отрывочным высказываниям судить не берусь. Будьте же настолько любезны и растолкуйте мне, что это за сложная комбинация с рублями, - попросил Шварц.
И тут Архаров покраснел.
Краснел он, понятное дело, редко. И годы не те, и не за что. Но под спокойным серьезным взглядом Шварца он вдруг осознал чудовищную бесполезность своей затеи с мечеными рублями. Раздавать их в незнакомой местности Бог весть кому на основании одних лишь смутных подозрений! И потом лишь ломать голову, где бы те рубли могли вынырнуть, чтобы образовалась сомнительная ниточка, за кою можно потянуть… Бред, околесица!…
– Коли не угодно, я не настаиваю, - хорошо скрывая удивление, сказал Шварц.
Архаров вздохнул.
– Вы дураком меня сочтете, - буркнул он.